ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-12-2017, №1-2018)

ВОЗВРАЩЕНИЕ. ТРУДЫ И ДНИ

Анна Ахматова в гостях у Шервинских

В  1934 году великому медику Василию Дмитриевичу Шервинскому, в уважение заслуг, вернули дачу в Старках! Благодаря его сыну-архитектору Евгению, Старки со своими необыкновенными цветниками преображаются в райский уголок. А с лёгкой руки знаменитого переводчика Сергея Шервинского Черкизово и Старки превращаются в настоящий центр искусства и культуры. Здесь снимают дачи поэт и переводчик Александр Кочетков со своей супругой Инной Прозрителевой и другом семьи – поэтессой Верой Меркурьевой. Рядом поселяется искусствовед и фотограф Лев Горнунг. Возникает удивительный творческий посёлок – «Коломенская аномалия», как шутливо называли её Шервинские.
В 1936 году, летом, у Шервинских гостила Анна Ахматова, что запечатлено Горнунгом в нескольких удачных снимках. В.Д.Шервинский назначил Ахматовой лечение, которое значительно укрепило здоровье поэта. Кроме того, Анна Андреевна получила на коломенской земле множество ярких впечатлений, которые отразятся потом в гениальных стихах.
Важно отметить, что Никольский храм, несмотря на гонения, иногда оживал. В Старках обрёл счастье Лев Горнунг и в этой церкви венчался со своей супругой Анастасией.
У Шервинских гостил сын Бориса Пастернака Евгений, и поэт изредка навещал его в Черкизове.
Незадолго до эвакуации тревожным летом 41-го на даче Кочетковых две недели отдыхала Цветаева…
К сожалению, судьба черкизовских святынь сложилась печально. Соборо-Богородицкая (Красная) церковь была приспособлена под клуб, и потом остатки её сгорели. Позднее клуб перевели в Успенскую (Белую) церковь, и там, где совершалась Бескровная жертва, теперь «крутили кино»….
ВОЙНА И МИР
Суровая зима 1941 года собрала свою жестокую жатву и в Черкизове. Вымерз чудесный яблоневый Шервинский сад. Скончался гениальный врач В.Д.Шервинский, и здесь же, на старковском кладбище, его похоронили. В 1942-м в Москве умер Евгений Шервинский…
Но жизнь продолжалась.
В 1944 году у Шервинских в Старках жил Михаил Лозинский, заканчивая работу над переводом «Божественной комедии» Алигьери.
А в 1952 и 1956-м годах тут повторно побывала Анна Ахматова. Зять С.В.Шервинского, женатый на его дочери Екатерине, Фёдор Дружинин, будущий профессор Московской консерватории, а тогда начинающий талантливый альтист, играл для Ахматовой «Чакону» Баха. Потрясённая этой великой музыкой, Ахматова сочинила замечательный цикл стихов «Шиповник цветёт», переполненный коломенскими отзвуками.
В 1946 году в духовной жизни Коломенского края произошло важное событие. Храм Николы-в-Старках возвращается Православной Церкви! Советскому правительству надо было пережить войну, чтобы вспомнить, наконец, о важности православия для судьбы страны. Рассказывали, что возрождённой черкизовской общине передали церковное имущество на пяти возах, там были в том числе и предметы, сбережённые Коломенским краеведческим музеем. Старинная баженовская церковь стала подлинной сокровищницей православного искусства Подмосковья не только по внешнему облику, но и по внутреннему убранству. Кроме иконостаса XVIII столетия, сильное впечатление производит скульптурная икона «Христос в темнице». Коломна в своё время славилась множеством рельефных и объёмных икон.
До 1951 года в Старках служил протоиерей Павел Тихвинский. Как и большинство российских священников, он претерпел гонения, был заключён в лагерь. После освобождения служил в Вербилках, затем оказался в Коломенском крае. В Черкизове он купил дом (не сохранился), где жил с супругой Ольгой Николаевной. Он запомнился прихожанам своим ревностным служением, в любую погоду совершая необходимые требы.
Отец Павел похоронен в ограде храма.
В 1951 году его сменил на приходе отец Димитрий Брысаев.

КАТАСТРОФА
А в 1961-м произошла позорная история. У Шервинских была отнята старковская дача…
В центре Черкизова возвысились уродливые корпуса психоневрологического интерната. Легендарный дом, овеянный именами великих поэтов, изуродован, над ним надстроен второй этаж, и сегодня здесь располагается столовая для больных…
Стоит ли говорить о том, с какой болью Шервинские перенесли разгром выдающегося культурного центра, внесшего удивительные страницы в историю не только отечественной, но, пожалуй, и мировой культуры!
Характерный факт: даже прах Василия Дмитриевича Шервинского был перенесён из Старков на Новодевичье кладбище!..
Дух затхлого советского захолустья, казалось бы, навсегда воцарился на священной земле Черкизова.
Но есть в нашей хронике одно имя, которое спасло Старки от окончательной духовной погибели. Это имя – протоиерей Димитрий Дудко.

(Окончание следует)

Роман СЛАВАЦКИЙ

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-12)
СМУТА

Личные вещи Шервинских в музейной экспозиции в Старках

Без Шервинских дела в Черкизове «пошли на лад». Здесь кипела кооперативная жизнь. В журнальчике «Труд и свет», в № 4 за 1918 г. (издание Коломенского союза кооперативов, эсеровского направления) читаем: «...в с. Черкизово 5 апреля т. г. состоялось общее собрание членов об-ва, рассмотревшее годовой отчёт  за 1917 г. За отчётный год об-во сделало оборот по продаже товаров в 88 532 р. 81 к. с прибылью более восьми тысяч рублей. Из прибыли общее собрание отчислило на культурно-просветительные цели 1900 р. – сумму довольно значительную. Приветствуем это постановление, желая успеха в культурно-просветительной работе из народа и для народа».
Кооперативное движение началось в Коломенском крае задолго до революции, и большевики не сразу подмяли его под себя. Но пройдёт несколько лет – и не станет ни эсеров, ни общих собраний, а «культурно-просветительная работа» примет весьма своеобразные формы.
Владение Шервинских отобрали в 1918 году. Но ещё в 1919-м один из них побывает в Коломне. Архитектор Евгений Шервинский и художник Аникита Хотулев были командированы в Коломну и уезд как представители отдела по делам музеев и охране памятников искусства при Наркомпроссе. Обстановка в коломенском крае была тревожная, вандализм свирепствовал, и, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение памятников культуры, Шервинский и Хотулев 24 февраля 1919 года направили в Коломенский горсовет предложение организовать в Коломне музей.
Приятно осознавать, что Шервинские имели непосредственное отношение к развитию музейного дела в Коломне.
Миновала Гражданская война.
Н.И.Петропавлов в своём обширном статистическом исследовании «Коломенский уезд 1924г.» упоминает и наше село:
«Дворов 110; жителей 545. имеется групповой сельский совет, объединяющий сс. Черкизово и Подлужье; школа 1-й ступени, народный дом, совхоз УЗУ; агропункт; сельскохозяйственный кооператив; кузница; 2 церкви (каменная и деревянная)... В селении 7 фруктовых садов, из которых один промышленный».
По сравнению с семидесятыми годами XIX века численность жителей уменьшилась почти вдвое... Промышленный сад, упомянутый Петропавловым, это, конечно же, Шервинский сад, который славился необыкновенными яблоками редкого вкуса и красоты. Рассказывали, что в них на просвет можно было разглядывать семечки.
Шли годы, и неотвратимо приближалась расплата за революционный грабёж. В 1929 и 1930 годах большевистская власть ударила одновременно и по крестьянам, и по Церкви. Начались коллективизация и массовое закрытие храмов.
9 марта 1930 года Мособлисполкомом было принято решение о закрытии церквей села Черкизова и погоста Старки, поскольку от содержания их верующие якобы «отказались». Здания храмов было велено сфотографировать и «использовать в культурно-просвети-тельных целях».
Конкретные последствия культурно-просветительной политики можно видеть на примере старковского священника Григория Александровича Зачатейского. Отец Григорий родом из коломенского села Большое Колычёво. Учился в Московской семинарии. У батюшки с женой, Верой Сергеевной, было 11 детей. Поэтому, когда подошли коллективизация и голод, пришлось туго.
Священнослужение надо было оставить, но сана отец Григорий не снимал. Он поступил работать конюхом в северском колхозе. И стал едва ли не лучшим конюхом в уезде! Его лошади были самыми ухоженными. То ли из зависти, то ли по «классовым соображениям» на него стали доносить, и священник от греха подальше перебрался в Москву. Устроился в Нижних Котлах на завод драгметаллов комендантом. Тяжело давались все эти переживания. Батюшка с горя стал выпивать. И бывало, как захмелеет – поёт псалмы. Одному татарину это не понравилось – донёс.
В апреле 1937-го священника арестовали прямо на заводе, сослали его в Красноярский край. В тамошней деревне был ссыльный, о. Иоанн, у которого кончался срок; он оставил батюшке богатое наследство – хибару и курицу. В 1939 году отец Григорий успел прислать два письма и замолк. Когда стали наводить справки, узнали, что его осудили повторно и дали «10 лет без права переписки».
Вечная память отцу Григорию!..
Вечная память всем нашим замученным священникам!

(Продолжение следует)

Роман СЛАВАЦКИЙ

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-11)
ЭПОХА ШЕРВИНСКИХ

Шервинские в Старках

В том же 1892 году, когда праздновалось 300-летие Соборо-Богородицкой церкви, произошло событие, которое определило всю дальнейшую историю села.
Старковский флигель за 10 000 рублей продали знаменитому врачу Василию Дмитриевичу Шервинскому. Это человек-эпоха в российской медицине!
Его первая научная публикация сделана в 1874 году. А уже в 1879-м он защищает диссертацию.
Ещё юношей Василию Шервинскому удалось побывать в Париже, где он консультировал тяжело больного Тургенева. И это было лишь началом; Василию Дмитриевичу довелось пользовать многих деятелей русской культуры на рубеже XIX-XX веков.
В.Д.Шервинского справедливо называют одним из основателей отечественной эндокринологии.
С 1884 года он становится профессором Московского университета. Одновременно в 1880-91 годах Шервинский работает врачом при правлении Рязано-Козловской железной дороги (это как раз наша линия).
И вот в 1892 году, когда торжественно праздновалось 300-летие Соборо-Богородицкого храма, В.Д.Шервинский приобретает дачу в Старках, княжеский флигель, который как раз смотрит на Розовую Никольскую церковь.
Поистине удивительным было это сочетание старинного села со своей провинциальной особинкой – и профессорской семьи, которая принесла с собой традицию утончённой московской интеллигенции! С одной стороны – причудливая «слободская» планировка, в которой, несмотря на послереформенный разгром, ощущалось веяние боярских времён. Одна улица, изогнутая в виде буквы «С» вокруг деревянной церкви, называлась Церковной. Другая – Потеряевкой. Впрочем, ощущались тут влияния и не слишком давних событий. Одна слобода называлась Плевной – то ли потому что несколько её жителей участвовали в русско-турецкой войне 1877-78 годов, то ли из-за особенной драчливости местных жителей.
Весною черкизовцы становились свидетелями удивительного явления «обратного льда» – когда московский ледоход сталкивался с окским и начиналось его движение обратно – от Голутвина вверх по Москва-реке («по Москва-реке» – характерный коломенский говор). А во времена половодья начинал бушевать Исток – маленький ручей превращался в бурную речку, рассекал Черкизово надвое, так что его перейти можно было лишь по Каменному мосту – арочному мостику, сложенному из кирпича.
А с другой стороны – мощная просветительская сила – сам профессор и его архитектор-сын. При профессоре Шервинском был разбит великолепный промышленный черкизовский сад, со всех сторон ограждённый прекрасными защитными аллеями из елей, берёз и лип. В.Д.Шервинский активно работал в Коломенском земстве, одно из основных направлений деятельности которого было создание образцовых хозяйств. Черкизовский сад и был одним из таких образцов, по которым училось окрестное крестьянство.
Но дела Шервинских не ограничивались промышленными посадками. Всё-таки Старки были прежде всего дачей – местом отдохновения от московской суеты. И старший сын профессора, Евгений, обладатель редкой специальности архитектора садов и парков, возродил утраченную было красу Черкизова. Им было восстановлено несколько княжеских аллей. Одну из таких аллей – место романтических прогулок – прозвали Ливадией или, по-народному – Ливады.
В Старках Шервинским принадлежали два здания. Рядом с флигелем находилось ещё одно крохотное строение, выходящее в сторону реки красивым «октагоном». Вероятнее всего, это были остатки княжеской теплицы.
Евгений Шервинский устроил на этом участке настоящий оазис: тут благоухали сирени и шиповник, высились тенистые липы, на клумбах цвели пармские фиалки (память о посещении Италии) и другие замечательные цветы. Оранжерея была переоборудована в дачу Евгения Васильевича, от нарядного восьмигранника устроили очень красивый сход к Москве-реке.
В это же время между старковским флигелем и церковью Николы вырыли прямоугольный пруд. Красота классицизма вернулась в эти места. Евгений Шервинский отличался большим чувством стиля. Он занимался не только разбивкой садов, но и реставрацией (в частности, теперешней больницы им. Склифосовского), обычным проектированием и живописью.
В этой атмосфере красоты и созидательного труда вырос младший сын Василия Дмитриевича – Сергей Васильевич Шервинский. Между братьями была большая разница в возрасте. Евгений родился в 1878-м, а Сергей появился на свет в 1892 году. То есть, именно в тот год, когда профессор Шервинский приобретает Старки. Удивительное и многозначительное совпадение! Черкизовская природа стала той колыбелью, в которой формировалась душа будущего великого переводчика.
Не много найдётся людей, которые могли бы потягаться с С.В.Шервинским в знании античной и классической литературы. Откуда это проникновение в глубину ушедших цивилизаций? Из гимназии и университета? Конечно. Но не следует забывать, что именно на рубеже XIX-XX веков как бы заново открывается мир старинной русской усадьбы. Ностальгия по классицизму – один из источников Серебряного века русской культуры. И то, что Сергей Васильевич с юных лет приобщается к пленительному духу русского классицизма и становится непосредственным свидетелем возрождения Старков, тоже отзовётся в его творчестве.
Разумеется, осознание родной истории связано не только с Шервинскими. К примеру, в 1905 году выходит книга Ф.В.Соболева «История и подробное описание села Никульского». Потомок старинной фамилии никульских церковнослужителей подробно описывает окрестности своего древнего села, куда входили и черкизовские земли тоже. Эта небольшая книжка и по сию пору является одним из ценных источников по истории Коломенского края.
Но всё же ведущая роль оставалась за Шервинскими.
В 1909 году В.Д.Шервинский был на три года избран в уездный училищный совет. И это, конечно же, был не случайный выбор. Ещё в 1895 году Земская управа констатировала крайне бедственное состояние черкизовской школы. Здание было тесным, грязным, плохо отапливалось. Доходило до того, что по зимам чернила замерзали в чернильницах. Ясно было, что школу нужно перестраивать, а точнее – возводить заново. Но история эта так и тянулась, пока за дело не взялись Шервинские.
Евгений Васильевич Шервинский подготовил проект нового здания, и уже в 1911 году около переправы воздвиглось величественное двухэтажное сооружение с элементами романского стиля, арочными окнами, выступающими надоконными валиками, декоративными углублениями в толще стен – настоящий храм науки. В народе это строение до сих пор величается Шервинской школой. Через эти стены прошли все поколения юных черкизовцев вплоть до 70-х годов XX столетия!
В том же 1911 году произошло неприметное вроде бы событие. В храм Николы-в-Старках назначили священником о. Григория Зачатейского. Он прибыл сюда на место свойственника, о. Сергия Озерецковского, который служил здесь на рубеже XIX-XX веков. Так вот, именно Зачатейские заметили, что Святой источник, который с давних времён располагался к югу от храма, начал иссякать.
В этом было что-то пророческое. Иссякала вера в русском народе, и вместе с нею исчезали её святыни... К началу революции вода в источнике исчезла. Но тогда лишь только люди особенно чуткие духовно могли представить себе грядущие бедствия. Ведь ничего вроде бы не вселяло особенного беспокойства, жизнь шла своим чередом, в своё время производились ремонт и поновление черкизовских храмов, но тревожная атмосфера уже сгущалась.
В 1914 году Сергей Шервинский впервые поехал в Италию самостоятельно (раньше он ездил вместе с семьёй). Эта поездка оказала сильнейшее влияние на его эстетическое развитие, она ещё отзовётся прекрасными стихами. Но время романтических путешествий уже уходило в прошлое. В августе 1914-го грянула Первая мировая война.
Мобилизация и первые потери коснулись и Черкизова.
Время бросало вызов русской культуре, и лучшие её представители давали достойный ответ. В 1915 году турецкое правительство осуществило страшное преступление – геноцид армянского народа. Эта трагедия потрясла русскую общественность. Одним из проявлений солидарности с Арменией стала подготовка антологии армянской литературы в русских переводах. В связи с этим у юного Сергея Шервинского наладилось творческое сотрудничество с Валерием Брюсовым, отцом русского символизма и выдающимся теоретиком перевода.
Естественно, что Шервинский не мог удержаться и пригласил Брюсова в Старки. Летом 1916 года мэтр символизма приехал в Черкизово с женой, Иоанной Матвеевной. Подтянутый, чопорный, он удивительно контрастировал с подмосковной идиллией. Шервинский вспоминал позднее:
«Брюсов в деревенской обстановке выглядел парадоксально. Он был в ней как бы инородным телом... Я думаю, что в цветах нашего сада его, вероятно, более всего могли интересовать их названия. Брюсов только что закончил тогда свою "симфонию" "Воспоминание"... Мы попросили Брюсова прочесть её вслух. Он согласился охотно и просто. Собрались в гостиной, вокруг овального стола. За окнами темнело от наступавшего вечера и надвигающейся грозы. Были закрыты ставни, зажжена лампа. Брюсов читал патетически, в полную силу голоса, хотя слушали его только Иоанна Матвеевна и члены моей семьи... Но вот Брюсов дошёл до стихов:
Как в безднах вселенной немолкнущий гром... –
и в этот миг над самой кровлей разразился такой неимоверный удар, что поэт остановился, все привскочили на своих местах, переглянулись. Пронеслась минута. Дом стоял на своём месте. Волшебник, навлекший грозовой удар, снова околдовывал нас своей "симфонией"».
Дня через три Брюсов уезжал в Москву. Вечерний поезд был переполнен, но поэт не пожелал оставаться. Он решительно затолкал жену в вагон, а сам вскочил на подножку. На всю жизнь Шервинский запомнил его чёрный силуэт на подножке удаляющегося поезда, охваченный романтически взвивающимся плащом. Так зловещей кометой во всём своём блеске, сверкнул на черкизовском горизонте великий поэт.
И напророчил – на следующий год началась революция.
Конечно, в очаровательном домашнем уюте Старков грядущая революция казалась чем-то нереальным... Как раз в 1916 году Сергей Шервинский крошечным тиражом в 150 экземпляров издал свою первую авторскую книжку. Это драматическая сцена из древнеримской жизни. Главный действующий герой – Гораций Флакк; история – совершенно идиллическая.
А в 1917 году в храме Николы-в-Старках произошло знаменательное событие в истории русской литературы. В июле Борис Пильняк пишет в Саратов отцу, матери и сестре:
«30-го числа было, в страшную грозу, с громом и градом на погосте Старки, что около Черкизово, моё венчание, после которого Марийка стала Вогау, но не Соколовой...» Марийка – Мария Алексеевна Соколова, дочь диакона коломенской церкви Вознесения о. Алексия Соколова. Борис Вогау-Пильняк как раз в предреволюционное время бывал в Песках, снимал там дачу, работал, и тогда ему, наверное, и пришла мысль венчаться именно в старковском храме.
Шервинские, конечно, не заметили этого факта. Пильняка тогда практически никто не знал. Профессор Шервинский, конечно, был знаком с отцом Пильняка, ветеринаром Андреем Ивановичем Вогау, – по Коломенскому земству. Но вряд ли он имел близкое знакомство с его сыном; уж очень разное они занимали положение. Кто мог тогда предположить, что молодому беллетристу суждена общероссийская скандальная слава!
...Грозовое лето 1917-го набухало тучами и кровью. Скоро оно разрешится кровавым Октябрьским переворотом и Гражданской войной.

(Продолжение следует)

Роман СЛАВАЦКИЙ

 

Памяти святителя Филарета – небесного покровителя Коломны
КНИГА СВЯЩЕННИКА НИКИТЫ

Книга отца Никиты

В собрании старинных книг Троице-Сергиевой лавры в разделе "Библиотека святителя Филарета" сохранился удивительный рукописный фолиант! Его автор - коломенец, родной дед знаменитого митрополита Московского.
Из истории рода святителя Филарета мы знаем, что его дедушка по материнской линии – священник Никита – был очень яркой личностью. Известно, что в своё время он делал выписки из церковных книг против раскольников.
Но совсем недавно обнаружилось, что священник Никита Афанасьев (1746-1824 гг.) – духовный писатель, автор довольно объёмной книги. Её название звучит так: "Доказательство о Церкви и ея таинствах, исправлении книг, собранное трудами священника Богоявленской церкви г. Коломны, Никиты Афанасьева, против раскольников". В собрании личных книг святителя Филарета этот труд числится под номером "шесть".
Книга рукописная. В ней 482 листа (почти тысяча страниц!). Иногда в книге встречаются листки черновиков. Только оглавление в конце рукописи заняло 16 страниц!
Книга написана хорошим полууставным почерком. Заголовки, а также "буквицы" в начале глав, растительный орнамент и другие украшения выполнены красным цветом.
Давайте откроем эту книгу. В "Предисловии" священник Никита довольно подробно объясняет цель написания своего труда. Процитируем его полностью.
"Благочестивый читателю, ведомо тебе да будет, яко сия Книжица показует описание совершенства истинныя Церкви Христовы, соборныя и апостольския, на совершение истинных христиан. Написася же того ради, яко наши россияне мнимые староверы, паче же рещи отступники, разделённые на многочисленные толки, друг другу сопротивныя, разглашают Святей Церкви весьма ложное и писанию противное учение. Овогда бо глаголют, якобы Церковь истинная содержащая те чины и уставы церковные, за них же от  всероссийския церкви отступили, во вселенней пребывает невидима и от все утаена. Овогда  же сицевою церковию себе именуют, восточней же и всероссийской святей церкви сего достоинства дати не хотят, ведят бо противницы, яко церковь Христова, по словеси апостола Павла, столп и утверждение истины, а потому и утверждаемое церковию все будет истинно, и всякого приятия достойно, и аще бы нарекли восточную всероссийскую церковь Христовою, всячески бы понуждены были познать оную и должны бы исповедать все чины и уставы в ней исполняемыя по всему истинныя и ненововводныя.
Но понеже противническое ложное о церкви мнение  и учение и ныне рассевается, того ради понудихся собрати во опровержение противнического учения, истинныя доводы в сей книжице написати, яко церковь восточная и всероссийская есть самая церковь, столп и утверждение истины. Противническая же несть истинная, но и бытия своего на вселенней не имущая. Почему и толки их якоже церкви себе явити не могут, тако и частию тоя быти отпадают.
Для удобнейшаго понятия и скорейшаго приискания и прочитания вся зде писанная поряду разположено разными разсмотрениями, о святей церкви и о всех ея таинствах, и о обрядах церковных, о чиноположении, и о прочих вещей, при сем приложен реестр в конце книги сея, что угодно кому о нем сыщет.
При сем молю и прошу всякаго, чтущаго сию книжицу, не предосудити мене ради моего недостаточнаго разумения, егоже ради понуждаюся более молчати, нежели глаголати и писати, но ревность о святей церкви возбуждает мене ко изъяснению истины.
И аще кому сие мое написание окажется весьма неприятно или совсем противно, милостивы мне будите и незозориви ума моего.
Все сие собрано и написано стараниями и трудами своими. Града Коломны церкви Богоявления Господня Священника Никиты Афанасьева."
Далее отец Никита старается объяснить разницу в обрядах у Православной Церкви и у раскольников: о написании имени Христа (Иисус), о сложении перстов, об исправлении книг, о Животворящем Кресте, о Церкви Божией, о таинствах церковных и обрядах и т.д.
При этом автор приводит выписки из трудов святых отцов и других церковных источников. Отец Никита справедливо отмечает, что большинство отличий у старообрядцев носят не догматический, а обрядовый характер. Но эти обряды раскольники возвели в догму.
Вот, оказывается, каким ревностным и неравнодушным служителем алтаря Господня был скромный коломенский священник Никита Афанасьев!
Замечательно, что митрополит Филарет хранил эту книгу как память о своём замечательном дедушке, оказавшем большое влияние на становление личности святителя.
Протоиерей Игорь БЫЧКОВ

 

ИЗРЕЧЕНИЯ МИТРОПОЛИТА ФИЛАРЕТА
Когда утром пробуждаешься от сна, помысли, что Бог даёт тебе день, которого ты сам себе не мог бы дать, и отдели первый час или хотя первую четверть часа даруемого тебе дня и принеси её в жертву Богу, в благодарной и благопросительной молитве. Чем усерднее ты это сделаешь, тем более освятишь свой день, тем крепче оградишь себя от искушений, каждый день встречающихся. Подобно сему, когда отходишь ко сну, помысли, что Бог даёт тебе покой от трудов, и отыми начаток от времени твоего покоя, и посвяти его Богу чистою и смиренною молитвой. Её благоухание приблизит к тебе Ангела для охранения твоего.
*****
Обличать человека по своей воле едва ли нужно, разве сам он подаст случай сказать ему истину. Обличать за себя трудно, чтобы не примешалось самооправдание. Притом обличение может обратиться в неприятность другому человеку, чрез которого перешли речи. Не лучше ли помолиться только, чтобы Бог вразумил каждого смотреть на дело ближнего простым оком, без осуждения и подозрения.
*****
Имейте мир со своей стороны; и не судите строго, если с другой стороны не довольно явственны выражения мира.
*****
Не худо поставить щит против нападающего, но не надобно выставлять себя для стрел.
*****
Входить в спор всегда нежелательно, и особенно когда неправый может наговорить более правого, не боясь быть остановлен и надеясь, в случае нужды, бранью и насмешкою убить соперника, которого не может ранить доказательством.
*****
Не неправедно и не бесполезно будет меру терпения наполнить водою кротости и возлить на огнь ревности, чтобы он горел тихо и не разгорался без нужды до пожара, могущего, сверх опасения, повредить мирные скинии любви, снисхождения и смирения.
*****
Мне кажется, врагов бывает мало, а более недоброжелательствующих по ошибочному пониманию людей и дел их.
*****
На порицание лучше отвечать кротостию, нежели порицанием. Чистою водою надобно смывать грязь. Грязью грязи не смоешь.
*****
Если жалуемся на ленность и холодность, надобно поискать, не впал ли в душу какой из тех помыслов, кои тяготят долу, а не воспаряют горе, а это помыслы, в коих что-либо присвояется или приписывается себе: успех дела, похвала, замечание недостатков ближних с перевесом в нашу пользу. Искуси мя, Господи, и испытай мя, и виждь, аще есть путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен.
*****
Грязью грязи не смоешь. Худые слова всего лучше опровергать хорошими делами. Услышав слово, осуждающее и порицающее ближнего, остерегись, чтобы через слух не принять участие в грехе чужого языка.
*****
Не смущайся и не раздражайся на ближнего своего, если слышишь от него укоризну себе. Размысли, справедлива ли она? Если несправедлива, то стрела пролетела мимо тебя; от чего же тебе быть больным, когда ты не ранен? Если же справедлива, то не сетуй на укорителя, как на врага, который наносит рану, но благодари его, как врача...
*****
Для избежания греха осуждения надобно помышлять, что осуждение возвращается на осуждающего не только судом Божиим, но, по тайным судьбам Божиим, часто самим делом. В чём осудит человек преткнувшегося ближнего, в том сам претыкается, сверх опасения.
*****
Мир представляет себе забавы почти такою же потребностью жизни, как труд, пища и покой. Он думает жить играя. Нет, братие, жизнь не игра, но дело важное. Земная жизнь дана человеку для того, чтобы из неё рукой свободной воли, силою Божией благодати выработать вечное блаженство. Кто понял сие дело и занялся им как должно, тот едва ли найдёт много времени для игр и забав.
*****
Родители и дети, воспитатели и воспитываемые! Помышляйте и не забывайте, что учения человеческие приготовляют к жизни временной, но и ее не могут сделать счастливою без помощи учения Господня, а учение Господне приготовляет к вечной блаженной жизни, которой и да сподобит Бог всех нас кратким или долгим, но верным и правым путем достигнуть.

 

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-10)
ЗАКАТ ЧЕРКАССКИХ

Погост Черкасских

В самом начале 1850-х имением управляли опекуны: Ф.Н.Глебов и А.Д.Денисов. Однако уже в середине десятилетия Борис Александрович Черкасский возобновляет строительную деятельность, надолго было заглохшую в Черкизове.
Князь подаёт в епархию прошение об учреждении престола Бориса и Глеба в трапезном храме Успенской церкви. Борис – родовое имя Черкасских, понятно, почему черкизовский помещик берётся за построение престола, который должен был стать своеобразным памятником этой фамилии. Это произошло в 1854 году.
А уже на следующий год начинается перестройка Знаменского придела трапезной церкви. Мир кипит, вовсю бушует Крымская война, но её валы не докатываются до подмосковной глубинки. Уже в 1856 году закончено обновление Знаменского придела, и сразу же начинаются работы по строительству Борисоглебского. Обустройство новой святыни заняло почти четыре года. По странному совпадению освящение придела в честь святых благоверных Бориса и Глеба пришлось на 1860 год, то есть на то самое время, когда эпоха Черкасских подходила к концу.
Приближалась Великая реформа, Россия менялась, и вместе с приходом новых времён завершался почти 170-летний период в истории Черкизова. У здешних крестьян не было особенных оснований печалиться об отмене крепостного права. Жизнь черкизовцев того времени нельзя назвать лёгкой. Они платили больший оброк, чем, например, шереметевские крестьяне. Из леса им выдавали только сучья и пни, а не дрова, как у Шереметевых.
ПЕРЕМЕНЫ
История черкизовского имения закончилась бесславно. При подготовке реформы 1861 года, как и во многих поместьях, крестьянам навязывалась аренда земли, лучшие участки и угодья оставались за помещиками, крестьянам земли отводились чересполосно, вдали от села («черкизовские отрезки», как их называли). Но ничто не могло отсрочить крушения.
Имение было продано.
Печальную картину рисует Н.П.Гиляров-Платонов: «...всё пошло на слом и продано враздроб: кирпичи – одному, мраморные плиты – другому; бронзовые, чугунные украшения нашли также охотных покупщиков. На месте палат осталось голое место с тремя церквами, на которые не имела права посягнуть коммерческая рука... Новый владелец, купивший имение за сто с чем-то тысяч, сумел в короткое время выбрать из него более, чем оно стоило при покупке, и потом продать, кажется, за тройную цену. Всё, что можно вырубить, вырублено».
Лиходеем, которым разрушена черкизовская усадьба, был московский «финансист» Куманин.
Меж тем приходская жизнь, избегшая «коммерческой» руки, шла своим чередом. В 1874 году приход Успенской церкви составляли 99 дворов (всего – 825 человек), а у Никольской церкви – 180 дворов (всего прихожан – 1124).
Возвращаясь к судьбе имения, мы вновь сталкиваемся с историей романтической. Кроме храмов, от усадьбы сохранились два флигеля. Правый (если смотреть со стороны Песков), ближайший к переправе и деревянной церкви, был продан московскому купцу Хлудову. Получив старинную постройку конца XVIII века, Хлудовы расположились основательно. Памятником их деятельности остался земляной вал, возведённый для защиты от половодья после того, как однажды сильный разлив затопил участок.
Ну а что же левый флигель? Это здание и вся вторая часть имения оказались в руках г-на Нождева или, по другим данным, Ножуева. Краевед М.Смирнов увлекательно рассказывает его романтическую историю.
«Нажив в Москве деньги на очистке уборных и вывозе нечистот, он поселился в малом княжеском доме в "Старках" и зажил барином. На свою беду взял в прислуги красавицу Дуняшу из Настасьина, влюбился в неё на старости лет и по её домогательствам нотариально перевёл своё имение на неё. По её же настоянию переехали в Коломну, где он купил двухэтажный каменный дом и вскоре умер».
Поглощённые событиями современности, черкизовцы постепенно стали забывать многие детали древней истории села. В частности, большинство селян считали, что название «Черкизово» идёт от князей Черкасских. А Старки-де потому назывались так, что, как мы уже вспоминали выше, Черкасские в этом флигеле поселяли своих старых верных слуг. О Серкизовых-Старковых уже никто не ведал…
В 1892 году праздновалось 300-летие Соборо-Богородицкой церкви. В Московских епархиальных ведомостях в связи с этим была опубликована заметка, где, в частности, сообщалось:
«На юго-восточной стороне села на самом берегу Москвы-реки величественно высится незатейливой, но своеобразной архитектуры древний деревянный храм, по своей древней утвари, ценным вкладам и знаменитым вкладчикам – князьям Ромодановским, Черкасским, и г-м Норовым храм этот представляет немало интересного и с внутренней стороны, благодаря вниманию настоятелей, старанием церковных старост и особенно благоговению к древней святыне прихожан эта церковь содержится в замечательном благолепии, и до сего времени древнейший храм этот кажется совершенно ещё новым».
Естественно, что он казался «совершенно новым» автору заметки, некоему С.Д.! Храм-то перестроен всего семьдесят лет назад. К тому же в этой заметке успенские вклады почему-то относятся в Соборо-Богородицкую церковь.
К сожалению, мы уже не узнаем о подлинном объёме исторических знаний хранителей черкизовской традиции. По преданию, бытовала в среде черкизовского духовенства некая таинственная книга, в которой излагалась древняя история села. Были и семьи, которые хранили память о прошлом. Например, род церковнослужителей Некрасовых, идущий от диакона Терентия Некрасова, насчитывал 120 лет непрерывного служения Богу на Соборо-Богородицком приходе.
В 1880-е годы в храме Николы-в-Старках служил отец Василий Озерецковский. В 1887 году в Успенской церкви составляет Метрику, то есть историческое описание храма, настоятель отец Алексий Карташёв. Но, конечно же, никакие исторические записки не могут сравниться по значению со знаменитым томом «Из пережитого», в котором Никита Гиляров-Платонов описывает картины Черкизова рубежа XVIII-XIX столетий. Книга была издана в 1886 году; к этому времени Никита Петрович уже умер.
Ветхое уходило, наступала новая пора.
(Продолжение следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-8)
ГИЛЯРОВ

Успенская церковь (фото начала ХХ в.)

«Неопознанный гений», «чрезвычайный ум» – таковы характеристики, данные современниками Никите Петровичу Гилярову-Платонову (1824-1886). И эти определения вполне подходят нашему земляку! Выдающийся русский философ, богослов, публицист-славянофил, профессор Московской духовной академии, издатель «Современных известий» – одной из самых популярных газет своего времени, талантливый писатель...
Но сейчас он интересует нас прежде всего как увлекательный мемуарист, которому принадлежит едва ли не самый яркий портрет Черкизова.
КНЯЖЬЕ ИМЕНИЕ
Гиляров писал о нём: «Это было второе родное гнездо, не моё, но нашего рода. Длинный ряд княжеских домов, почти на версту в длину, разнообразной, но замечательно изящной архитектуры и притом расположенных с щепетильной симметрией, а впереди их три церкви, две по бокам и одна в середине, перед главным княжеским домом. Таков был вид Черкизова с Москвы-реки, на которой оно расположено. В стороне от княжеской усадьбы, тоже по берегу, рассыпаны крестьянские избы, в несколько слобод, то есть улиц, все смотревшие зажиточно».
Он описывает «изящный дворец, который бы сделал честь любому губернскому городу и не посрамил бы даже столицы, псарный двор в виде замка с башнями, оранжереи...» Экзотические фрукты выращивались там, особенно славились персики.
НА РУГЕ
От причта черкизовских церквей и по мужскому, и по женскому коленам происходит род Гиляровых.
«Для всей ружной церкви князь искал попа видного и с голосом». Ведь Успенский престол был дворцовой церковью Черкасских. «В одном из своих многочисленных имений он нашёл такового и перевёл в Черкизово. Это был Фёдор Никифорович, мой прадед. Фамилии у него, разумеется, не было, и грамоту он знал плохо; но он поддерживал блеск княжеского двора».
Недаром Гиляров с такой родственной иронией и таким насмешливым вниманием описывает детали черкизовского быта.
«Средняя церковь пред княжеским дворцом была «ружная». Строитель-князь, он же зодчий всего ряда хором, не пожелал молиться вместе со своими «рабами», но хотел иметь свою церковь и своего попа, которого посадили на «ругу», то есть на жалованье. Словом – церковь плебейская и церковь патрицианская. Если князь не жаловал крестьянского храма, то и крестьяне не почитали (и доселе, кажется, не почитают) Успенской княжеской церкви, неохотно ходили и ходят в неё молиться, несмотря на то, что она была тёплая, имела придел с печью, тогда как Соборная оставалась нетопленою по зимам».
Внешний вид священника, подобно прочему «обслуживающему персоналу», отличался блеском. В частности, прадед Феодор, как с усмешкой вспоминает Гиляров, обязан был носить башмаки и чулки «наподобие бального кавалера». Князь подносил богатые подарки домовому иерею. Среди отцовского наследства Гиляров припоминает дорогие камышовые трости с серебряными набалдашниками.
Отцу Феодору наследовал Матфей Фёдорович (дед Гилярова). От него происходил Пётр Матвеевич Никитский, отец писателя.
БОЛОНА
По женской линии род Гиляровых был связан с Соборо-Богородицкой церковью. Древняя, деревянная, она была поновлена в начале XIX века и выкрашена в белый цвет, в тон усадьбе. Позднее церковь выкрасили в красный цвет, и в обиходе она будет называться просто Красной.
Итак, с материнской стороны прадедом Гилярова был Михаил Сидорович Болона. «Болона» часто означает: балабон, болтун. Может, виной этому прозвищу – излишняя разговорчивость?
Среди нищего сельского духовенства гиляровский предок выделялся чрезвычайно.
«Болона был замечательный человек в своей окружности; он слыл богатым: у него были сапоги! Да, сапоги, и это считалось признаком достаточности, потому что большинство попов одевалось в лапти и валенки. И Михаил Сидорович ходил также в валенках, но сапоги у него были и стояли в алтаре. Он надевал их на время служения... Была ли у него ряса, предание умалчивает. Вероятнее, что нет... Михаил Сидорович ценил свою состоятельность и не прочь был ею похвалиться... В праздники, когда собирались у него гости из окружного духовенства, он водил их в светёлку, подымал крышку сундука и показывал рубли. Да, серебряные рубли были в диковинку сельскому духовенству, быт которого совсем не отличался от крестьянского...»
В эту патриархальную эпоху у сельских батюшек ряс «и в заводе не было». Да и зачем? Приезжая к архиерею в Коломну, брали рясу напрокат у знакомых священников.
Дочь Болоны, Мария, выдана была в Москву за Феодора Руднева, дьячка, известного своим причудливым нравом. За одну из его проделок его разжаловали в солдаты. Мария Михайловна с детьми вернулась к отцу в Черкизово. Младшая её дочь и была сосватана за молодого семинариста, сына батюшки из соседней княжеской церкви Успения, молодого Петра Михайловича.
МОЛОДЫЕ
«Благословили, и 19-летний жених каждую субботу в канун праздника отправлялся к невесте в Черкизово. И не с пустыми руками выдавал прадед Маврушу: из заветного сундука сто серебряных рублей приготовлено было к выдаче в приданое, не говоря о полном хозяйстве, лошади с упряжью, коровах, овцах и вдобавок готовое место, да ещё в кругу родных...»
Однако жизнь нового батюшки не заладилась. Отца Петра рукоположили во священника в 1799 году. И всё же... «...Служба оказалась не очень весёлою. Курная изба с дымом, режущим глаза, краюха чёрного хлеба вместо денег за требы... в довершение всего холодная церковь. В храмовый праздник, 26 декабря, руки примерзали к кресту и губы к потиру».
К тому же деревенская родня стала насмехаться над городским батюшкой, совершенно бестолковым в хозяйстве. Пришлось отделяться; пусть бестолковый дом, но свой.
ИХ СИЯТЕЛЬСТВА
Знакомство нового священника с владельцем Черкизова началось с конфуза. «Как быть должно, с поступлением на место молодой соборный поп первым делом отправился на поклон в княжеские палаты, к владетельному князю Борису Михайловичу Черкасскому, бригадиру в отставке, обладателю многих тысяч душ в окружности, не считая имений в других губерниях. Застенчивый Пётр Матвеевич растерялся, не зная как ступить, как сесть, и рад был, что аудиенция продолжалась всего несколько минут. Откланявшись князю, направился мой родитель по паркетному, отроду невиданному полу к выходу, и можно вообразить его смущение, когда вместо двери он наткнулся на стену. Чопорная симметрия, в какой расположены были все княжеские покои, сказалась и здесь: с двух боков гостиной были одинаковые двери, и одни из них фальшивые. При входе уже закружилась голова у трепещущего иерея, и он не помнил, откуда зашёл. Пренебрежительно-покровительственный голос князя вывел моего отца из смущения, князь указал настоящие двери».
1812 ГОД
В Старках под изящной беседкой из кованого железа рос и украшался княжеский некрополь. В 1812 году в семейном склепе была похоронена П.Д.Черкасская. Позднее на усыпальнице появится мраморный саркофаг с витиеватой надписью:
«Под сим камнем лежит тело Статской Советницы Княгини Прасковьи Дмитриевны Черкасской, родившейся 1778 года октября 2 (?) дня скончавшейся 1812 года июня 27 дня…»
*       *       *
Между тем грандиозные мировые дела шли своим чередом. На просторах России полыхала Отечественная война. Князь Б.М.Черкасский в числе других помещиков ставит воинов в Московское ополчение. Но француз приближался, и уже видны были страшные отсветы московского пожара.
А в Черкизове эти события имели свой, отчасти комический, оттенок. Черкизовцы, ожидая француза, днём уходили в лес и ставили дозорных, а на ночь возвращались в оставленные дома. Нелепость действий очевидна: если бы неприятель подошёл к Черкизову, неужели бы он не обнаружил наивных крестьян? Жители села напоминали мемуаристу одного местного телка, который, проходя через тёмные сени, зажмуривал глаза, отчего страх становился несколько меньше. К счастью, телячьи хитрости не пригодились – Наполеон так и не вступил в коломенские пределы.
ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ

Храм Собора Богородицы. Начало ХХ в.

«Позднеалександровская» эпоха в столицах кипела вольномыслием. А в черкизовской глуши тем временем происходили большие перемены, главным образом – строительного характера. Статский советник Борис Михайлович Черкасский воспылал демократическою мыслью объединить свою домовую церковь с приходом Соборо-Богородицкого храма. Он предложил епархиальному начальству Соборную церковь разобрать, приход перевести к Успению, а престарелому Болоне подыскать другое место. Неизвестно почему, то ли по просьбам прихожан, то ли по предложению епархии, но решение было в конце концов несколько изменено. Приходы объединили, но Соборо-Богородицкий храм в уважение к древности и в «память благочестивых вкладчиков» оставили в качестве приписного к Успенскому.
В 1821 году проводятся грандиозные строительные мероприятия. Во-первых, Успенский храм и колокольню соединили, воздвигнув обширную трапезную с двумя приделами. Во-вторых, Соборо-Богородицкая церковь была «материально перестроена». Что означает эта формулировка, и много ли осталось в планировке храма от древней постройки – сейчас трудно определить, поскольку здание не сохранилось...
А вот об Успенской церкви надо сказать подробнее. Она совершенно изменила свой прежний пышный облик. Колокольню возвысили до четырёх ярусов. Алтарь обнесли суровой дорической колоннадой, звонницу украсили такими же колоннами. Постройку увенчали классическим карнизом. Всё дышало здесь героическим ампиром, и лишь стройная ротонда напоминала о временах роскошного барокко.
Один из престолов трапезной – Знамения Божией Матери – был освящён в 1825 году, но, забегая вперёд, мы скажем о храмовом убранстве, чтобы потом не возвращаться к этому вопросу. В своей книге «Прогулка по древнему Коломенскому уезду», изданной в 1840-е годы, Н.Иванчин-Писарев, старый романтик и знаток здешней истории, так описывает успенские реликвии.
«Замечательны утвари и иконостас придельной Знаменской церкви. Они перешли из Московского дома Княгини Феодосии Львовой, рождённой Милославской. Этот дом стоит и поныне в Москве, в Китае-городе, в Черкасском переулке. Неизвестно, как он достался упомянутой Княгине; но сказывают, что некогда он был пожалован Царём Алексием Михайловичем вместе с церковью... князю Черкасскому... Царские врата этого придела цельные кипарисные. По левую сторону оных стоит образ Знамения Пресв. Богородицы, низанный жемчугом и осыпанный драгоценными камнями, и в нём части Св. Мощей. За престолом икона Богоматери Святогорския с надписью: "Повелением Великого Государя царя и Великого Князя Феодора Алексиевича"... Есть старинные серебряные лампады, ковши и блюда с надписями большой вязью, требующими времени для разобрания. На одном блюде вырезано чётко: "Блюдо Князя Стефана Васильевича Ромодановского". Это был двоюродный брат К.Григория Григорьевича и К.Михаила Григорьевича Ромодановских-Черкасских, из коих первый был главным предводителем войска в Чигиринском походе, упомянутый выше сего крест, в золотом ковчеге с каменьями, не есть ли тот самый, который Патриарх Иоаким вручил этому Боярину и воеводе на Красной площади, благословляя его войско в поход? В Летописи сказано, что он был подобен тому, который явился в небесах Царю Константину. Эта святыня могла после того перейти в руки Кн. Михаила Олегуковича, первого владельца села Черкизова, после убиения Кн. Григория Григорьевича и сына его Кн. Андрея Ромодановских в стрелецком бунте».
Проверить догадки Иванчина мы уже не сможем, реликвии по известным причинам не сохранились.
Возвращаясь к Черкизовскому духовенству, надо сказать, что треволнения, связанные со строительством и объединением приходов, не лучшим образом отразились на стариках-священниках. В 1822 году умерли и Матвей Семёнович, и Никита Фёдоров. К этому времени отца Петра не было в Черкизове, он уже занимал место в коломенском храме Никиты Мученика. В этом приходе и родился в 1824 году будущий бытописатель Черкизова Н.П.Гиляров-Платонов. А в Успенскую церковь перевели в 1824 году отца Павла Никифорова. При нём-то и освятили Знаменский придел в 1825 году. Ему довелось стать свидетелем кончины князя Бориса.
Но похоронили барина не в Черкизове, а в более престижном месте – в Старо-Голутвине монастыре.
Однако этим черкизовская хроника не заканчивается…
(Продолжение следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

МЕТРИКА ИЛЬИНСКОЙ ЦЕРКВИ

Ильинский храм

Сегодня в нашей традиционной рубрике публикуем «Метрику на церковь во имя Святого пророка Илии с. Пруссы Коломенского уезда Московской губернии». Материал предоставлен обществом любителей церковной истории имени священноисповедника Феодосия, епископа Коломенского, – краеведческим объединением при Бобреневом монастыре.
Церковь каменная; время основания неизвестно. Церковь находится при селе на равной площади, и вокруг неё были пруды, которые в настоящее время заросли травой. Церковь по своей архитектуре, как видно, старинная, и поздних пристроек в ней нет. Здание церкви квадратное, одноэтажное.
Алтарь полукруглый.
Вышина церкви 21 аршин, длина и ширина по 14 сажен.
Материал постройки – кирпич. 14. Кладка стен, как видно, сплошная; кирпич тяжеловесный обожженный. Клейма на кирпичах не видно. Стены, как видно, сохранили первобытный вид; связи в стенах железные. Стены наружные гладкие, а на углах установлены пилястры. И на середине стены по две пилястры. И между пилястрами по углам немного пониже карниза устроены высеченные из кирпича на всех стенах по пяти подвесок.
Карнизы устроены из кирпича. Кровля шатровая восьмигранная, железная, выкрашена медянкой.
Фонарь устроен на шатре глухой, и на сем фонаре устроена глава.
На церкви устроена одна глава, покрыта железом и окрашена.
Крест на главе железный окрашенный, семиконечный. Цепи, спускающиеся от креста к главам, когда-то были, как видно по некоторым признакам.
Окна небольшие с дугообразными перемычками. Наличники у окон из кирпича с клеймами. Снаружи у окон отливов нет, а внутри хотя и есть, но небольшие. Решетки железные. Ставни у окон когда-то были, как ещё в некоторых окнах целы крюки.
Две двери, одна на север, а одна на юг; деревянные, обитые железом и окрашены медянкой, наличники у дверей прочные, кверху сведены угольниками, петли прочные. Паперть устроена с одной стороны.
Внутренность церкви квадратная, от алтаря отделяется каменной стеной с двумя пролетами. Придел в церкви один. Трапеза устроена в виде палаты. Притвор от храма отделяется глухой стеной и одним пролетом.
Свод на церкви шатровый восьмигранный, опирается прямо на стены. В церкви пол лещадный, а по 1881 год был штучный дубовый. В трапезе  –  простой каменный. В притворе – деревянный.
Алтарь полукруглый без разделения. На правой стороне находится ризница. На левой стороне – жертвенник. Своды и алтарь дугообразные. Два окна. Помост алтаря против помоста храма возвышается на две ступени. Изменений, как видно, не было.
Престол деревянный и устроен без всякого возвышения. Ширина престола 1 аршин и 8 вершков, таковая же и длина; а вышина 1 аршин 10 вершков. Обложки на нем нет.
Горнее место устроено на открытом месте. В алтаре для священнослужителей устроены кирпичные лавки.
Жертвенник деревянный, устроен на север и поставлен на открытом месте. Вышиной 1 аршин 8 вершков, ширина 1 аршин и 2 вершка.
Иконостас старого устройства без колонн, деревянный, трехъярусный. Царские двери двустворчатые резные. Форма верхушки полукруглая.
Перед алтарем солея каменная, от помоста храма возвышается на две ступени. Решетки нет. Амвон устроен из камня. Клиросы деревянные, устроенные углами. На горнем месте в стене устроено святительское место.
Колокольня деревянная, построена в 1861 году. Имеется 5 колоколов. 1-й 44 пуда, 2-й 26 пудов 31 фунт, 3-й 4 пуда 20 фунтов. В остальных по 1 пуду 15 фунтов.
В настоящей церкви по своей ветхости большая часть икон подлежит обновлению. Синодик в церкви начинается с 1857 года.
На вопросы отвечал Ильинский села Пруссы священник Александр Маликов. Воспитывался в Вифанской духовной семинарии. Возраст 42 года, священствует 6 лет.
Метрика составлена 6 февраля 1887 года.

 

ШКИНЬ
(Продолжение. Начало в №№ 5,7)
ХРАМОЗДАТЕЛЬ

Г.И.Бибиков

Генерал-майор Гавриил Ильич Бибиков (1746-1803) происходил из семьи, которая дала России множество выдающихся военных и общественных деятелей. И Гавриил Ильич тоже оставил заметный след в истории России и Подмосковья. Он был директором Тульского оружейного завода, предводителем дворянства в соседнем Богородском уезде, но более всего прославился как меценат и строитель.
Он содержал свой театр и покровительствовал крепостному композитору Даниилу Кашину, ученику знаменитого итальянца Джакомо Сарти. Получив вольную, Кашин основал свою музыкальную школу и прославился как сочинитель опер и собиратель русских народных песен.  
Более всего известна усадьба Бибикова в селе Гребневе. Закончив её обустройство, он занялся строительством в Шкини и начал прежде всего с храма.
В 1794 году он обращается к епископу Коломенскому Афанасию (Иванову) за благословением на строительство и 25 августа получает храмозданную грамоту.
«По милости, от Бога нам данной, благословляем вместо оной деревянной вновь каменную церковь построить во имя Сошествия Святаго Духа с двумя приделами.
Благочинному Троицкой, что в Ямской слободе, церкви священнику Михаилу Феодорову с надлежащим молитвословием обложить, и нам рапортовать, а просителю по подобию прочих святых церквей оную построить и всем приличным снабдить. А притом наблюдать, чтобы алтари были не тесные и престолы не выше и не ниже аршина и 6 вершков; когда зданием оная церковь с приделами совершится, и как утварью, так и книгами и сосудами серебряными снабжена будет, тогда оный благочинный должен описать всё и нам представить. Потому священными антиминсами и об освящении благословением нашим снабдить ту церковь не оставим.
Дана сия грамота за подписанием нашей руки с приложением печати в городе Коломне, которую по построении новой каменной церкви хранить всегда».
Посвящения боковых приделов понятны. Один из них основан в честь Архистратига Михаила – престола древней Архангельской церкви.  Второй посвятили Николаю Чудотворцу. Это объясняется скорее всего тем, что в 1791 году была упразднена Никольская церковь соседнего села Борисова. Тамошние жители стали шкиньскими прихожанами, а их святыня была символически повторена в новом храме.
Главная тайна заключается в посвящении основного престола… Что подвигло Гавриила Ильича избрать именно переходной праздник Сошествия Святого Духа – неизвестно. Ещё более загадочен громадный размах строительства. Похоже, Шкинь была чем-то особенно дорога Бибикову. Может быть, он предполагал после завершения храма заняться строительством новой усадьбы, даже более великолепной, чем в Гребневе? Если это так, то остаётся лишь сожалеть, что замысел не был доведён до конца…
Упомянутый в грамоте благочинный Михаил Феодоров – не кто иной, как настоятель храма Троицы-на-Ямках Михаил Федорович Дроздов – отец святителя Филарета (Дроздова). Промыслительно, что именно иерей Михаил совершал закладку новой святыни.
Что касается епископа Афанасия, то он не дождался освящения церкви в Шкини. В 1799 году Коломенская епархия была упразднена, а владыку перевели на другую кафедру. Он скончался в 1805 г. в Пятигорске.
До последнего времени неизвестно было авторство памятника. Непосредственно за строительством наблюдал губернский архитектор И.А.Селехов. Но кто был создателем проекта? Исследователи склонялись к тому, что здесь не обошлось без Родиона Казакова.
Но недавно историки обратили внимание на стилистическое сходство шкиньского и гребневского храмов. И там, и там в основе – характерная ротонда, обрамлённая величественными колоннадами.
Так вот, архитектором церкви во имя Гребневской иконы Божией Матери был Иоганн Веттер (ум. после 1795 г.). На русский манер его величали Иваном Ивановичем Ветровым. Над интерьером работал капитан архитектуры Степан Васильевич Грознов (Грязнов 1756-1847). Эти имена упоминаются в закладной доске гребневской церкви.
Кстати – оба архитектора служили в военно-инженерном ведомстве, которым руководил Бибиков. Логично, что именно к ним мог обратиться Гавриил Ильич за помощью в создании новой святыни. Факт очевидного сходства двух памятников замечен Валерием Владимировичем Бибиковым и Анной Абрамовной Галиченко, известной исследовательницей русских усадеб. Её статьи не раз публиковались на страницах «Благовестника».

Роман СЛАВАЦКИЙ
(Продолжение следует)
 

Храм Гребневской иконы Божией Матери
ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-7)
ВРЕМЯ ЧЕРКАССКИХ

Храм Гребневской иконы Божией Матери

Любопытно, что новые владельцы черкизовских земель тоже были происхождения нерусского. Княжеский род Черкасских выводил свою историю не больше не меньше как от самого мамелюка Инала, который был султаном в Египте, а потом – правителем Большой Кабарды, и умер в 1453 году.
В XVI веке фамилия Черкасских обрусела, хотя княжьи замашки ещё долгое время сохранялись у них.
Известный русский краевед первой половины XX века Михаил Иванович Смирнов относит переход Черкизова в руки Черкасских к 1688-1689 году. «Получил его в вотчину, – пишет Смирнов, – кн. Михаил Алечукович, влиятельный и популярный в Москве боярин, твёрдо и мужественно стоявший за дело Петра в его борьбе с царевной Софьей. Он удерживал возмутившихся стрельцов от кровопролития в Кремле, защищая до последней возможности Артамона Матвеева, вырванного из его рук, и во всё последующее время оставался верным сторонником Петра, платившего ему также доверием и уважением».
Обширные земли оказались под властью Черкасских в Коломенском уезде, и каждое новое поколение князей расширяло владения, увеличивало доход. В конце XVII века в Черкизове насчитывали 141 двор и более тысячи десятин земли. В Отказных книгах по Коломенскому уезду Поместного приказа в 1692 году упомянуто село Черкизово князя М.А.Черкасского. А в Переписных книгах за 1705-06 годы сообщается более подробно: «За боярином за князем Михаилом Алечуковичем Черкасским село Черкизово на Москве-реке, а в нём церковь Собор Пресвятой Богородицы, двор попов Прокофей Степанов...» Обратим внимание на эту запись: впервые в нашей хронике упоминается черкизовский священник – отец Прокопий.
Об авторитете князя Михаила свидетельствует такой, например, факт. Когда Петр I, готовясь к новому Азовскому походу, решил ввести единоначалие, он назначил генералиссимусом князя Черкасского 14 декабря 1695 года. Но престарелому вельможе, почтенному заслугами и характером, не пришлось принимать участие в азовской баталии. Он заболел, и 9 января 1696 года вместо него был назначен Шеин.
При князе Михаиле начинается энергичное обустройство села на новый манер. После его смерти вдова наследовала изрядное имение. В Ландратных книгах Коломенского уезда за 1715 год читаем: «Боярина князя Михаила Алечуковича Черкасского за женою ево за Боярынею, за вдовою княжной Авдотьей Ивановною... в селе Черкизова церковь Собор Пресвятой Богородицы, дом господский каменный о дву этажах, при нем сад регулярный с плодовитыми деревьями...»
Была в этой семье одна характерная черта – любовь к монументальному строительству.
Словно чудесный белый цветок, вспыхивает в Черкизове барокко новой Успенской церкви. История созидания этого памятника весьма примечательна. Причины, приведшие к началу строительства, изложены в архиерейской храмоздатной грамоте:
«Божией милостью Смиренный Вениамин епископ Коломенский и Каширский. Дана сия храмоздатная грамота лейб гвардии 41 конного полка ротмистра князя Петра Борисовича Коломенской его сиятельства вотчины села Черкизова приказному его человеку Александру Тимофееву сыну Шулгину понеже сего майя 24 дня нынешнего 1734 года в поданном Преосвященному епископу прошении его Шулгина написано в показанном селе Черкизово имеется деревянная церковь Божия во имя Собора Пресвятыя Богородицы, а от двери его сиятельства Черкасского в дальнем расстоянии. Ныне по обещанию своему желает его Сиятельство построить в том же селе Черкизове... на поместной своей земле близ двора своего вновь церковь Божию во имя Успения Пресвятыя Богородицы каменного здания...»
Строго говоря, оснований для княжеской просьбы не было никаких. Соборо-Богородицкий храм находился совсем рядом – минут пять ходьбы, если уж очень медленно идти. Вероятнее всего, их сиятельство просто брезговал молиться вместе со своими крепостными. Ну, разумеется, владыка не стал вникать в эти тонкости. Разрешение было дано, и заранее приготовленные материалы сразу же пошли в дело.
Руководил командой строителей Александр Федорович Путилов, он же, скорее всего, был и автором проекта. Храм получился неординарный. Он очень отличался от своего позднейшего облика. Нынешней трапезы не существовало; храм возвышался подобно башне – над четвериком парил стройный и высокий восьмерик. Со всех четырёх сторон к нижней части церкви примыкали полукруглые выступы, так что в плане постройка напоминала дивный цветок.
Строительство несколько затянулось. Тем не менее, через десять лет работы были завершены. В октябре 1749 года «премьер маэор и ковалер» Черкасский просит о выдаче антиминса и освящении готового храма. Преемник владыки Вениамина, преосвященный Гавриил, благословил протопопу Успенского кафедрального собора Григорию Федорову освидетельствовать храм и освятить его, что и было совершено 23 октября 1749 года.
Убранство храма удивляло своей прихотливой пышностью, что, в общем-то, характерно для эпохи барокко. Особенно интересным было устройство иконостаса. Он был в плане круглым: основу его составляли шесть колонн, полукругом выступая в глубь храма, при этом две колонны уходили в алтарь и образовывали над престолом красивую сень. Однако эта необычная планировка привела к тому, что жертвенник в алтаре был сориентирован не на восток. Поэтому, когда совершалась Литургия, священник вынужден был, становясь перед жертвенником, обращаться спиной к престолу. Это было замечено, и в 1750 году священнику Успенского храма Феодору Никифорову повелели произвести переделку. Батюшке не хотелось этим заниматься, и он упросил княжьего «прикащика Ивана Гаврилова сына Лачинова» ходатайствовать перед новым владыкой, Порфирием. «...Ныне просит он не перестраивать – писал Лачинов – ибо протопоп Григорий при освящении церкви о том, что жертвенник построен не по чину... не объявлял».
Однако оправдание это не приняли, и в сентябре 1756 года священнику Феодору было-таки велено перестроить жертвенник и вдобавок купить толковое Евангелие и церковный Устав.
Между тем князь уже задумывал новый проект. 15 ноября 1759 года генерал-лейтенант лейб-гвардии премьер-майор, кавалер орденов св. Александра Невского и св. Анны князь П.Б.Черкасский получает от владыки Порфирия храмоздатную грамоту с разрешением разобрать старую Никольскую церковь на погосте Старки, сохранив утварь, а дерево от обветшавшего храма пустить на отопление. Вместо него разрешалось на прежнем месте строительство новой святыни – «каменного здания по чину восточной церкви». Велено было «убрать оную, как святые правила и церковные уставы повелевают по подобию грекороссийских церквей».
Столь изобильное храмостроение вовсе не говорит о какой-то чрезвычайной набожности. Черкасские, как мы увидим дальше, отличались значительной вольностью нравов. Но положение обязывало: надо было иметь свою домовую ружную церковь (руга́ – жалованье священнику – Р.С.). Вот и построили Успенский храм. Было принято иметь в своей вотчине церковь-усыпальницу. И такая появилась – в Старках.

Храм Николы-в-Старках

И что это была за церковь! Вместо обычной постройки на коломенской земле вспыхнула, словно цветок шиповника, тонкая готическая фантазия. Стиль, в котором была выстроена новая церковь, мы назовём «русской готикой». Кажется, только в XVIII веке мог появиться этот невероятный алхимический сплав, где причудливо переплелись традиции русского провинциального храма, декоративная готика и таинственный западный мистицизм.
Перевёрнутые сердца, солнечники, ромбы, разнообразные шпили... Сейчас довольно сложно реконструировать символику, заложенную в отделке церкви. Ясно прослеживаются пятеричные и троические сочетания. В принципе, тут ничего нового нет: и пятерица, и троица, и девятка активно используются в традиционной православной архитектуре.
В 1763 году храм Николы-в-Старках освятили. Но в 1780-х годах его дорабатывали, может быть, тогда он и приобрёл свои «готические» черты. В итоге получился интересный ансамбль, составленный из церкви (четверик с высоким деревянным барабаном и шпилем) и колокольни.
Великолепие проекта несколько снижено провинциальностью исполнения, но, даже несмотря на некоторую упрощённость, храм производит удивительное впечатление. Скольких поэтов он вдохновил, сколько прекрасных строк родилось под его воздушной сенью!
Многие исследователи приписывают проект Никольской церкви великому русскому зодчему Василию Ивановичу Баженову. И действительно: в Подмосковье трудно подобрать аналоги нашему памятнику, кроме, конечно, знаменитой церкви в Быкове. Но в отличие от Быковского проекта, церковь Николы-в-Старках имеет гораздо более выраженную русскую основу.
Это подметил замечательный знаток русской архитектуры М.А.Ильин. «В облике памятника, – писал он, – легко проследить воздействие форм древнерусского храма с его закомарами-кокошниками и трёхчастным вертикальным членением стен. Однако зодчий не копировал старорусскую архитектуру. Он смело видоизменил её формы».
Сколь бывает увлекательно вглядеться в черты старковского храма и увидеть, как своеобразно сочетаются в нём элементы традиционной русской архитектуры с веянием раннего классицизма и «готикой»!
Хотя документальной расшифровки символической структуры не сохранилось (её, скорее всего, и не существовало, она передавалась изустно только узкому кругу посвящённых), можно подумать над её реконструкцией. Основные признаки этой своеобразной каменной иконы характерны для множества других православных церквей. Одна глава символизирует важнейший догмат Единобожия. Три арки на каждом фасаде напоминают о Божественном триединстве. Общее из число – двенадцать, означает сообщество апостолов. Четыре пинакля по углам четверика, увенчанных «солнечниками», напоминают о четырёх евангелистах.
Однако есть черты, характерные только для старковского памятника. Перевёрнутые «сердца» означают скорее всего губку, которую подносили на копье к устам Спасителя. Венок маленьких пинаклей вокруг главы похож на терновый венец. А шпиль символизирует копьё сотника Лонгина, которое пронзило умершего Христа.
Страстная символика усиливается внутренним оформлением храма. В готическом иконостасе ряд малых икон изображает эпизоды Страстей Господних. Впечатление усиливает изваяние «Христа в темнице», находящееся в трапезной части… Напряжённое сочетание символов смерти и воскресения уместно для княжеского мавзолея. Но простой люд по-своему истолковывал внешний вид храма.
Черкизовские крестьяне, хоть и были людьми достаточно образованными, не поняли и не приняли мудрёную западную символику. Они придумали своё объяснение странному церковному декору. Старожилы объясняли необычные символы на стенах церкви в качестве обозначения… карточных мастей!
Князь Черкасский был-де страстным картёжником. Однажды он проигрался в пух и прах. Но, совершив обет в сердце своём – построить в случае хорошего исхода невиданную церковь, поставил на кон последнее имение – Черкизово – и всё вернул. И в назидание потомкам построил он в своём селе церковь, украшенную карточными мастями, чтобы впредь никто из Черкасских не смел садиться за игру.
Наивная и смешная легенда! С каким теплом вспоминаешь о ней в жемчужных черкизовских сумерках, вглядываясь в старинные надгробия, белеющие у готической колоннады, в «стройный церковный маяк», входя под уютные своды, под которыми величествует и по сию пору старинный иконостас «осьмнадцатого столетия», украшенный узорчатыми стрельчатыми арочками!..

К началу XIX века Черкизово уже представляло собой полноценный архитектурный ансамбль. В географическом описании города Коломны и его уезда за 1800 год читаем: «Село Статского советника Князя Бориса Михайловича и полковницы княгини Федосьи Ивановны Черкасских – три церкви – две каменные: 1-я Успения Пресвятой Богородицы ружная без придела, 2-я – Николы Чудотворца, 3-я деревянная во имя Собора Пресвятой Богородицы без предела. Два господские дома каменные о дву этажах и при нём плодовитой и регулярной сад».
Но по единственной строчке, разумеется, невозможно представить княжеские владения во всей красе. И всё же у нас есть возможность совершить своеобразную экскурсию по старинному селу. В конце XIX столетия на свет появилась удивительная книга воспоминаний. Ею начинается новый период литературной истории Черкизова.
Но о ней – уже в следующем номере…
(Продолжение следует)

Роман СЛАВАЦКИЙ
 

 

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в №№ 5-6)
УСОБИЦА

Князь Василий Темный

Иван Фёдорович Старков, подобно своим предкам, принадлежал к самым высшим кругам московского боярства. Он был коломенским наместником. На его глазах разворачивалась кровавая распря за московский престол.
Начало жестокой вражды приходится на 1433-34 годы. Всему причиной стали претензии князя Юрия Звенигородского (дяди великого князя Василия) на московский трон. И он даже сумел свергнуть своего юного противника. Василий II был сослан в Коломну. Однако вскоре Юрий Звенигородский с позором уходит из Москвы, а Василий II воцаряется на отцовском престоле. Затем князь Юрий умирает.
Но сыновья звенигородца – Василий Косой и Дмитрий Шемяка – возобновляют распрю. Кровь и предательство разливаются по Руси... В конце концов, смутьянов схватили. Василия Косого ослепили, а Дмитрия Шемяку отправили в коломенскую темницу, в «железа», под бдительное око государева наместника.
Вскоре, впрочем, Василий II решил с Шемякой замириться. Да ещё как! Он не просто даровал Шемяке свободу, но даже отдал в удел своё родовое владение – Коломну. Но тот не успокоился. Он вязал сети заговора, в число участников которого вошёл и коломенский наместник Иван Старков...
В 1446 году Василия II изменой захватили в Троице-Сергиевой лавре и ослепили. И снова междоусобица залила Русь волнами крови.
Россия не приняла узурпатора. Василий II не отказался от наследственного стола, даже потеряв зрение. Никакие жестокости (знаменитый Шемякин суд!) не помогли удержать украденный трон. Война продолжалась до тех пор, пока заговорщики не были вышвырнуты за пределы княжества. Василий Тёмный вновь вступает на престол, а Шемяка бесславно умирает в Новгороде.
Вместе с этим заканчивается и эпоха Серкизовых-Старковых. Все вотчины князя Ивана Старкова переходят в собственность государства. Коломенские земли находились во владении его матери Анастасии и дочери Ирины. Их вынуждают «продать» земли в казну. Так Черкизово, Настасьино и Старки включаются в дворцовое ведомство. И лишь названия здешних селений напоминают нам о деяниях некогда славного рода, окончательно угасшего в XVI веке.
ДВОРЦОВОЕ СЕЛО
Василий Тёмный в своём завещании 1461-62 годов оставляет Черкизово супруге. Так в наших землях надолго воцаряется спокойный, рутинный быт дворцовой земли. Бурные и романтические времена Ивана Великого и Василия III не отразились ни в устной, ни в письменной летописи Черкизова. Только однажды спокойная и размеренная жизнь дворцового села всколыхнулась проездом Ивана IV. В 1543 году «октября 8 дня выехал Государь в село свое Черкизово».
Этим визитом вся эпоха Грозного и ограничилась. Ни коломенская резня, ни ужасы опричнины не коснулись Черкизова. Народ здесь жил предприимчивый и состоятельный. Писцовые книги 1577-78 годов упоминают трёх черкизовских крестьян, торгующих в коломенских лавках.
Пожалуй, стоит отметить ещё один любопытный факт. В тех же книгах соседние Пески записаны как сельцо Михаила Ивановича Колтовского. Род дворян Колтовских был достаточно влиятелен. Из него происходит четвёртая жена Ивана Грозного, Анна Алексеевна Колтовская. Этот брак состоялся в 1572 году. Четверо коломенских дворян Колтовских служили в опричнине.
Но вовсе не с громкими политическими реалиями связано одно из важнейших духовных событий в истории Черкизова. Во время правления смиренного Феодора Иоанновича, в 1592 году, тут строится деревянная (первоначально – шатровая) церковь во имя Собора Богородицы. Этот древний храм простоял на коломенской земле до первой трети XX века.
Многое видели его седые стены... Смута начала XVII века, страшная моровая язва середины столетия – все эти и многие другие события не оставили следа в устной черкизовской летописи или документах. Лишь дважды упоминается Черкизово как государственное село в Писцовых книгах 1627-1628 и 1646-1647 годов.
Да ещё несколько раз в Приходных книгах Патриаршего приказа в 1657-1658 годах записано: «Церковь Пречистой Богородицы в государевом Дворцовом селе Черкизове у Москвы реки на разные годы... 2 руб. 11 алтын, заезда гривна».
И лишь в конце XVII века начинается новая эпоха.
(Продолжение следует)

Роман СЛАВАЦКИЙ

 

ШКИНЬ
(Продолжение. Начало в №5)
ВЛАДЕЛЬЦЫ
На рубеже XV-XVI столетий Шкинь оставалась дворцовым селом, а вот соседние Прусы оказались в собственности знатного боярского рода Шереметевых.
Одним из владельцев села был знаменитый воевода Иван Васильевич Шереметев. При нём и возводится в 1550-х годах церковь Пророка Илии в Прусах. Появление красивого шатрового храма весьма знаменательно. Такие духовные памятники воздвигались по всему пути русского войска от Москвы до Казани. И строительство Ильинского шатра означало важную веху на этом пути. В старину Прусы и Шкинь стояли на оживлённой дороге. Совершенно очевидно, что часть русского войска шла в Казанский поход именно здесь.
Шереметевы продали свою вотчину Коломенскому епископу Давиду.  Писцовые книги 1577-78 годов свидетельствуют: «В Похрянском же стану владыки Коломенского купля у Ивана да у Федора Васильевича да у Петра Никитича Шереметевых: село Прус, под ним пруд, а в селе церковь Пророка Илии камена, а другая церковь Вход в Иерусалим, древяна, верх обвалилась».
Ко времени этой записи воеводы Ивана Шереметева уже не было в живых: он пал при осаде Ревеля в 1577 году.
*       *       *
По сравнению с величественной загородной резиденцией Коломенского владыки Шкинь на первых порах оставалась как бы  «в тени».
Однако ситуация начала меняться во второй половине XVII века. В 1671 году Шкинь была пожалована славному воеводе князю Юрию Андреевичу Долгорукову. Князь Юрий спас Россию и русский престол, подавив бунт анафемы Разина. За это ему и пожаловали шкиньскую вотчину. Князь Долгоруков до последнего дня оставался верен царской династии: он был убит в Москве во время стрелецкого мятежа 1682 года.

Шкинь была духовным центром окрестных деревень. Здесь проходили ярмарки, вместе отмечали церковные праздники, здесь же хоронили усопших.
Шли годы, Архангельская церковь в Шкини ветшала, и здешние бояре всё чаще стали подумывать о новом храмостроении.
В 1762 году один из владельцев, князь Иван Андреевич Друцкий-Соколинский, обратился к владыке Коломенскому Порфирию (Крайскому) с просьбой о разрешении возвести новый каменный храм, ибо старая церковь была «давнего построения вся весьма обветшалая».
*         *         *
Владыка благословил строительство нового храма Преображения Господня с приделом Михаила Архангела. Была даже выдана храмозданная грамота.
Однако по каким-то причинам строительство так и не было начато. Следующий владелец Шкини – князь, генерал-поручик Василий Владимирович Долгоруков – в своём обращении к епископу Коломенскому Феодосию (Михайловскому) по поводу назначения в шкиньский клир диакона Захарии Матвеева упоминает прежнюю Архангельскую церковь.
Отважный генерал, прославленный своими подвигами во время войны с Турцией, тоже не собрался приступиться к сооружению каменной церкви…
Ситуация изменилась лишь в конце столетия, когда Шкинь переходит знатному дворянскому роду Бибиковых.
(Продолжение следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА
(Продолжение. Начало в № 5)
СЕРКИЗОВЫ

Великий князь Димитрий Донской

Интересно, что даже само название Черкизова восходит ко временам святого Димитрия Донского. Оно связано с некогда могущественным родом князей Черкизовых, перешедших, как говорили княжеские генеалогии, в русскую службу из Золотой Орды. Семейные легенды имеют основание в реальной истории.
В первой половине XIV века Золотую Орду раздирала междоусобная война. В значительной степени она была вызвана религиозной рознью. В начале столетия хан Узбек принимает ислам, а вслед за ним – и большая часть ордынцев. Но к этому времени многие татары успели принять христианство. В Орде среди бывших язычников можно было встретить, прежде всего, православных, но попадались также католики и монофизиты. Начались гонения на христиан…
Уцелевшие во время усобиц семьи уходили к единоверцам на Русь, многие здесь получали вотчины. Черкизовскими землями сначала владел княжеский род Олбуга. А во второй половине столетия его имение переходит в собственность другого знатного рода – Черкизовых (Серкизовых).
Его возглавлял «царевич» Саркис (в русской огласовке – Серкиз). Имя свидетельствовало, что вначале он принадлежал к монофизитам – Армяно-григорианской Церкви. После бегства на Русь он переходит в Православие, приняв имя Иоанн, а первое прозвище стало родовой фамилией Серкизовых, или Черкизовых.
У этого Иоанна родился сын, Андрей Серкизов – личность выдающаяся. Андрей Иванович Серкизов был наместником Коломны (очень высокая должность в тогдашней чиновной иерархии, ведь наш город считался личным владением и резиденцией великого князя). В Коломне никогда не было воевод, правили только наместники – личные представители московского властителя. Обладание коломенской вотчиной было само по себе значительным отличием.
В Куликовской битве Андрей Серкизов командовал одним из полков и пал смертью храбрых. В «Задонщине» князь Андрей упомянут в одном ряду с удельными князьями и знатнейшими боярами Московского княжества. Жена его, Мария, на страницах поэмы вместе с другими знатными женщинами оплакивает убиенных русских воинов...
Как всё это неожиданно и удивительно! Оказывается, наша коломенская земля – не просто какая-то полузабытая провинция. Черкизово скрывает в себе пленительные тайны, откликается глаголами «Задонщины»! И когда вечерняя тьма спускается на деревья и дорогу, кажется, что море времени заполняет пространство своими густыми волнами. И вспоминаешь ахматовское, написанное здесь:
По той дороге, где Донской
Вёл рать великую когда-то,
Где ветер помнит супостата,
Где месяц жёлтый и рогатый,
Я шла, как в глубине морской...
Но это ещё не конец преданий о временах святого Димитрия! Рассказывали, что рядом, в селе Северском, в 1385 году был заключён мирный договор Димитрия Донского с Олегом Рязанским. Почему на реке Северке, а не в Коломне? Может быть оттого, что в том же году в отместку за нападение на Рязань князь Олег захватил Коломну и сжёг её дотла? Великий князь тогда упросил святого Сергия Радонежского идти в Рязань, и славный игумен уговорил Олега пойти на мировую.
Но, должно быть, неудобно показалось князьям мириться в  Коломне. Обожжённый огнём город ещё находился в руках Рязанца. Потому и могли назначить встречу на Северке, на границе пригородного Большого Микулина стана, в древнем селе, которое, кстати говоря, возможно, стоит на месте разрушенного домонгольского Свирилеска.
В честь мира, заключённого благоверными князьями, позднее в Богоявленском Голутвине монастыре был выстроен каменный храм, в закладке которого принимал участие преподобный Сергий Радонежский. Фундамент этого храма («камушки Преподобного») сохраняется в подклете нынешнего собора.
По преданиям выходит, что высокий берег Москвы-реки помнит не только величие Куликовского похода, но и стопы преподобного Сергия, что принёс благословенный мир на эту землю, помнит и братское целование князей, ещё недавно – смертельных врагов!
*       *       *
Но вернёмся к Черкизовым. После гибели Андрея Ивановича у его вдовы осталось утешение – наследник Фёдор Черкизов. Позднее Фёдор Андреевич получит прозвище Старко. От него-то и прозвался соседний Старков погост, или проще – Старки. В старину погостом именовали небольшое селение в два-три дома у сельской церкви, прихожанами которой были обитатели соседних деревень. Здесь проходили совместные праздники и ярмарки, собирались купцы (гости). Тут же располагалось и общее кладбище, отчего погостом позднее стали называть любой некрополь, и не только сельский.
Фёдор Старко положил начало боярской династии Старковых, угасшей в XVI веке.
Для своей жены Анастасии боярин Фёдор купил у знаменитого боярина Ивана Мячка два соседних имения. Одно так и осталось Мячковым, а другое по имени владелицы и сейчас зовётся Настасьиным. Кстати говоря, Мячково – тоже древнейшее селение, но сейчас мы не будем на нём останавливаться, ибо это повествование заслуживает целой книги.
Так росли владения Черкизовых-Старковых, укреплялось их влияние. Так, наверное, шло бы и дальше, если бы сын Фёдора, Иван, не запутался в густой невод заговоров.

Роман СЛАВАЦКИЙ
(Продолжение следует)

 

ЧЕРКИЗОВСКАЯ ХРОНИКА

История знаменитого комплекса Пески-Черкизово-Старки связывается у большинства с литературной и художественной жизнью рубежа XIX-XX веков. Хотя на самом деле она уходит в глубокую, дославянскую и раннеславянскую древность. Свидетельством тому были многие курганы. Одну такую загадочную насыпь жители Черкизова показывали московскому археологу М.В.Талицкому недалеко от Шервинской школы в 1936 году.

Курганы сохранялись и в соседнем Никульском. Позднее в народе утвердилось предание, что здесь похоронены воины Куликовской битвы (отсюда и характерное название: «Куликовы кустики»).

Но сегодня мы поговорим о временах более нам близких и связанных с особенно дорогим для коломенцев именем.

ЗЕМЛЯ ДИМИТРИЯ ДОНСКОГО

Странное, казалось бы, дело: до сих пор точно неизвестно – где родился святой благоверный князь Димитрий? И только в Черкизове вам авторитетно объяснят: «В нашем селе!» И вот что интересно: некое зерно исторической правды скрывается в этой легенде!

Начать надо с того, что происхождение святого Димитрия загадочно. Никто ведь не знал и не предполагал, что этому мальчику суждено стать великим князем. На московском троне прочно сидел его дядя – великий князь Симеон Гордый, у него подрастали два наследника. Кто мог предположить, что ужасная моровая язва скосит и отца, и княжичей?

Так неожиданно на московский престол взошёл брат Симеона – Иван Красный, а сын нового правителя малолетний Димитрий (будущий Донской) стал наследником княжеской власти. То, что семейство князя Красного занимало второстепенное положение, не могло не сказаться на отношении летописцев. Нам лишь известно, что женился он в 1345 году вторым браком, но имя невесты не упоминается, отчего можно предположить, что она была не княжеского рода.

Лишь позднее, уже в княжение Донского, мы узнаём имя его матери: Александра. Но о семействе её не говорится ни слова. Это странно... Дело проясняет один из княжеских документов 1360-70-х годов, в котором княжеский главнокомандующий – тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов – называется дядей князя Димитрия. Это может означать лишь одно: мать московского наследника в девичестве звалась Александрой Васильевной Вельяминовой.

Семья была очень знатной, бояре Вельяминовы ещё со времён Ивана Калиты занимали должность тысяцкого, и стесняться такого родства не приходилось. Суть здесь не в стеснении. У наследников Донского с Вельяминовыми отношения не заладились. Естественно, что расписывать своё родство с политическими противниками было как-то неудобно.

Но, между прочим, «вельяминовская» гипотеза многое объясняет. Во-первых, у этого рода были большие имения под Коломной. Соседнее Никульское (в старину говорили Микульское) принадлежало сыну тысяцкого – Микуле Васильевичу, который, судя по всему, приходился двоюродным братом святому Димитрию. От Никульского до Черкизова – рукой подать. Возможно, у княгини Александры Васильевны была здесь часть владений. Так что, как ни странно на первый взгляд, Донской вполне мог появиться на свет в здешних землях, и значит, не так уж не правы в своих рассказах черкизовцы.

Во-вторых, «вельяминовская» версия объясняет удивительную любовь московского князя к Коломне. Он часто бывал здесь, в этом городе венчался в январе 1366 года. Летописцы называют Коломну «любимым градом» святого Димитрия. Ещё бы ему не любить свою родину!

Но если можно спорить, что в 1350 году Димитрий увидел свет именно в Черкизове, то его появление в наших краях тридцать лет спустя, в 1380-м, – факт бесспорный. Русское войско собиралось на Куликовскую битву в августе, на Успеньев день, у Коломны.

И рассказывают, что князь Димитрий не просто миновал Черкизово, словно обычную остановку в пути, но во время переправы через Москву-реку случилось какое-то чудесное событие, связанное с иконой святой Параскевы-Пятницы. И оттого поставили у Черкизовской переправы, там, где поднимется позднее храм Собора Богородицы, то ли церковь, то ли часовню с этой иконой.

Любопытно, что кирпичная путевая часовня стояла у Соборо-Богородицкой церкви вплоть до XX века (правда, название её не сохранилось). В советское время её разрушили, что весьма печально. Ибо эта путевая часовенка – одна из пяти черкизовских часовен – была, возможно, своеобразным памятником Куликовскому походу.

Об окрестных селениях также немало сохранилось увлекательных преданий. В начале XIX века удивительный романтик и страстный любитель коломенских древностей Н.Иванчин-Писарев утверждал, что сельцо Конев Бор, расположенное рядом с Песками, некогда (чуть ли не со времён Ивана Калиты) было княжеским конным заводом.

А о соседней северской переправе сложено особое, на редкость поэтичное предание. Рассказывали, что здесь, на берегу Северки, князя Димитрия встречали особо торжественно. Коломенские воеводы во главе с Микулой Вельяминовым выехали далеко за город, чтобы приветствовать своего вождя.

И говорили, что тут, на переправе, растроганный и взволнованный встречей Димитрий остановился и поклялся перед войском до последнего вздоха сражаться за родной край. Самой священною клятвою клялся он – горстью родной земли, которую поднёс к устам. И, совершив обет, взял землю десною рукою и пустил её по воде. И когда пустил он землю на воду – возмутились воды северские. Но успокоились волны, и потекла Северка такою же чистой и прозрачной, как и прежде…

Занятно, что и за этой легендой скрывается реальная историческая подоплёка! В «Сказании о Мамаевом побоище» читаем о торжественной встрече князя на подходах к городу, на границе коломенского округа, у большого Микулина стана. «Тут же были многие воеводы и ратники и встретили его на речке на Северке».

Торжественно проехал князь с войском по огромному лугу, который с тех пор и называется Сиболовым.

«Тут сила была, – рассказывали здешние грамотеи, – войско собиралось, оттого и прозвали место: Сиболов луг».

На обратном пути, после победы, Димитрий Донской вновь остановился в Никульском. Войско раскинуло стан, и здесь князь Димитрий, по словам Карамзина, «осматривал легионы свои, победившие Мамая». Сюда же, как рассказывали, уцелевшие в бою никульцы привезли гроб-колоду с телом павшего в битве воеводы Коломенского полка Микулы Васильевича Вельяминова.

У родового храма в честь святителя Николая, соимённого воеводе, положили прах боярина Микулы. А рядом, под курганами, нашли упокоение воины, умершие от ран во время стоянки (помните «Куликовы кустики»?).

Нынче древние насыпи практически сровняли с землёй. В советское время исчез и неоднократно перестроенный деревянный Никольский храм. Но священное место не было застроено, там позднее установили памятник героям Великой Отечественной. Наверное, всё-таки неслучайно нить памяти связала два великих воинских подвига, разделённые шестью столетиями...

 

Роман СЛАВАЦКИЙ

(Продолжение следует)

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР

(Продолжение. Начало в №№ 7-12- 2016 и в №№ 1-3-2017)

ПОКРОВСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Нынешнему храму-памятнику Отечественной войны 1812 года предшествовали, по крайней мере, две постройки. Первая из них – средневековая деревянная церковь, которая не раз возобновлялась после городских пожаров. В XVII-XVIII веках сложился комплекс каменного храма, характерного для Коломны той эпохи.

В начале 1740-х годов (по меньшей мере, с 1740 до 1742-го) тут был настоятелем отец Нестор Васильев.

Не позже 1746 года его сменил Иоанн Лаврентьев, который священствовал ещё в 1760-х годах.

В 1750-х годах здешним диаконом был отец Феодор Алексеев, а со второй половины 50-х годов и до середины 60-х – отец Василий Иванов.

Тогда же, в середине столетия, у Покрова пономарил Иродион Тихонов, а во второй половине – Сергей Степанов.

В 1770-е годы службу на приходе совершал священник Василий Андреев. Диаконом при нём был Артемий Иванов, позднее переведённый на должность дьячка; диаконское место на время было упразднено и восстановлено позднее. В конце столетия дьячком назначили Сергея Ильина. А пономарём на рубеже веков был Иван Алексеевич Хавский.

Родоначальником династии покровских настоятелей в XIX веке был Василий Ефимович, который в конце XVIII был благочинным в Коломне. Он служил в храме не позже 1782 и по 1805 год.

Его сын, Ксенофонт, унаследовавший место отца, носил фамилию Некрасов, которую приняли и его сыновья, один из которых, Фёдор, позднее стал покровским настоятелем. Именно при служении отца Ксенофонта произошли события 1812 года, которые потрясли Коломну великим страхом. Господь уберёг: город не был захвачен французами. В благодарность за это вместо прежней ветхой церкви на средства купцов Кисловых выстроили нынешний ампирный храм-памятник.

В преддверии этих событий в должности дьячка состояли Фёдор Моисеев и Андрей Поликарпов.

Строительство духовного монумента было начато в 1813-м, а в 1828 году церковь освятил сам Митрополит Филарет (Дроздов).

В 1790-е годы у Покрова пономарил Иван Львов, позднее повышенный до звания дьячка.

С 1813 года и до начала 40-х дьячковское место занимал Андрей Федотович Марков.

На дочери священника – Анне Ксенофонтовне, был женат брат святителя – богоявленский настоятель Никита Дроздов.

Ксенофонт Васильевич был женат на родной сестре жены никитского священника Матвея Фёдоровича Черкизовского. Его дочери были жёнами коломенских священников: богоявленского, как уже было сказано – Никиты Михайловича Дроздова; вознесенского – Ивана Ивановича Никольского; и богословского – Ивана Яковлевича Смирнова.

Фёдор Ксенофонтович доставлял отцу много невзгод… В 1823 году он совершил в Вифанской семинарии, где обучался, какие-то нелепые поступки, за что был исключён. Отец Ксенофонт обращается к митрополиту с прошением «о дозволении сыну его, Феодору Некрасову, обучавшемуся в вифанской дух. семинарии и исключенного из последнего класса оной за сделанные им по легкомыслию нелепые поступки, докончить курс».

Ответ владыки был суров.

«При всем сострадании – огорченному родителю, можно спросить у него самого, что тут делать начальству? Поступки сына подлинно нелепы, и тем нелепее, что сделаны в глазах целой семинарии: к соблазну и опасности беспорядка. Начальство долго недоумевало, что делать. Декабрь в сем пропущен: виновный не воспользовался сим для исправления и раскаяния. В нынешнем году наряжено формальное следствие, именно с тем, чтобы виновный догадался, что дело не шутка, и подумал о раскаянии: но он во время самого следствия делал новые нелепости. Постановлено решение и вступило в законную силу: закон велит решениям быть твердым.

К довершению зол, по объявлению решения виновный сделал новую нелепость и озаботил начальство, как от него избавиться. По донесению о сем, предписано о paссмотрении. Да и теперь виден отец, кающийся о злобах сына; а сыновнего раскаяния не видно. Что же тут делать? — Пусть объявит сие просителю духовное Правление.

Отцу надобно было бдительнее быть над сыном, и есть ли не ранее, то хоть в Святки наведаться о его беспорядках, чтобы взять меры не опоздалые».

Филарет отказал в просьбе, о чём пишет родным, заодно отказывая в ордене Ксенофонту.

Позднее Фёдору Некрасову всё-таки разрешили доучиться, и его назначили на место отца, где он служил с 1841 по 1849 год. Однако как раз в 40-е передавший свою должность сыну Ксенофонт Васильевич жаловался святителю на то, что тот отказывается содержать родителей… Недостойный священник был удалён с прихода.

Свидетелем всех этих перипетий были дьячок Николай Григорьевич Руднев и пономарь Дмитрий Поликарпович Карпов.

Федора Некрасова сменил муж внучки Ксенофонта (дочери вознесенского священника Ивана Никольского) Петр Александрович Богоявленский, прослуживший в храме до начала XX века.

В 1840-е – 1850-е годы диаконом был отец Алексий Александрович Кобранов.

Об одном из представителей покровского клира стоит сказать особо.

Диаконом в Покровской церкви служил уже упоминавшийся Николай Прокофьевич Фёдоровский, который представляет редкий пример перемещений между городами. После службы в Воскресенской церкви Коломны (до которой он был певчим) подвизался в Москве дьячком церкви Иоанна Богослова на Бронной. Из разорённой Москвы, от сгоревшего дома был переведён в Кострому к Власиевской церкви. Наконец, в 1817 году вернулся на родину уже диаконом. Перемещениям Николая Прокофьевича способствовал его брат, архимандрит Спасо-Андроньева монастыря Гермоген. Подробным описанием биографии Николая Прокофьевича мы обязаны его внуку, архимандриту Андрониева монастыря в Москве, Григорию (Воинову). Передав свою должность мужу внучки, Алексею Александровичу Кобранову, Николай Прокофьевич в 1867 году перешёл на жительство в Златоустов монастырь к служившему там в это время внуку, архимандриту Григорию. Скончался он в глубокой старости на 92 году жизни в 1872 году.

Фамилии в семье Николая Прокопьевича были разными. Его брат, архимандрит Гермоген, был то Фёдоровским, то Успенским, то Сперанским. Сын, рожденный в Костроме, звался Костромским, младший сын – Сперанским; оба – священники в Москве. В Покровской церкви Фёдоровскому также сослужил брат сестры Иван Хавский.

Жена дьячка Покровской церкви Андрея Поликарповича, Вера Герасимовна, в Клировых ведомостях 1833 г. названа двоюродной сестрой отца Ксенофонта. Вероятно, она – дочь одной из сестер матери Ксенофонта (Евдокии или Анны). Сёстры жены Ксенофонта – Параскевы, были замужем: Анисья – за Матвеем Фёдоровичем Черкизовским, Анна – за священником села Сапронова Лукой Яковлевичем. Все они – дочери священника села Троицкого Феодора Федоровича.

В начале ХХ века покровскую общину возглавил священник В.Цветков.

После революции 1917 года в храме служили священники: Алексий Антипов и Василий Счастнев. В 1929 году отец Василий был арестован и доживал свой век в ссылке, в одной из отдалённых рязанских деревень.

Последним настоятелем был отец Александр Флёрин, перешедший сюда из храма Николы-на-Посаде. В 37-м его арестовали и осудили за мифическое «руководство контрреволюционной организацией». Священника казнили 14 октября, в самый престольный праздник…

Лишь в 1990-е годы церковь вернули верующим, и началось восстановление святыни, продолжающееся до сих пор.

Наталья МАРКОВА

(Окончание следует)

 

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР
(Продолжение. Начало в №№ 7-12 - 2016 и в №№ 1-2- 2017)
НИКОЛАЕВСКАЯ В КРЕПОСТИ ЦЕРКОВЬ

Храм Николы Гостиного. Начало ХХ в.

 Храм Николы Гостиного – один из старейших в Коломенском кремле. Но к XVIII столетию приход его настолько оскудел, что временами церковь лишалась собственного клира, становясь приписной к Успенскому собору. Всё это не способствовало внешнему благолепию.
С 1770-х годов по 1801 здешним настоятелем был Илия Гаврилов. В конце столетия дьячком здесь служил Пётр Иоакимов, а пономарём на рубеже веков, включая памятный 1812 год – Иван Фёдоров.
С конца «осьмнадцатого века» по 1827 год в храме служил отец Захария Семёнович Ильинский. Диаконом ему сослужил отец Стефан Иванович Виноградов (1812-1823), а дьячком был Николай Карпов (1818-1820).
Захарию Ильинского упоминает известный мемуарист Н.П.Гиляров-Платонов, как «попа Захара» – учителя Коломенской семинарии. К сожалению, образ священника нарочито снижен. «В классы редко ходил поп Захар: то на крестинах, то на молебне, то просто выпивши». Читая подобные характерные для Гилярова строки, мы должны делать «поправку на ветер». Никольский священник был одарённым и, как минимум, – хорошо образованным человеком. Кого попало в семинарские учителя не ставили. Отец Захария был сыном диакона Ильинской церкви села Гуслицы Богородицкой округи Симеона Ивановича. Отсюда фамилия. Интересно, что его дочери в Клировой ведомости 1833 года названы по фамилии «Ильинскими» – единственный случай для женщин в изучаемый период.
*       *        *
Связь со святителем Филаретом существовала и для причта Николаевской в крепости церкви, но была опосредованной. Наиболее «близким» родственником был Константин Семёнович Протопопов, родной брат Феодора Семёновича Протопопова, протеже Филарета, женатого на его двоюродной племяннице. Константин Семенович появился в Коломне по окончании Московской семинарии в 1826 году, когда его брат Феодор, Вознесенский настоятель, перемещался в Москву. Возможно, что путь к Николаевской церкви через брак с дочерью прежнего настоятеля Захарии Семёновича Ильинского был проложен однокашником Константина, сыном Захарии Ильинского Александром, который на отцовское место не претендовал. Он стал врачом.
Настоятельство отца Константина составило эпоху в жизни прихода. При нём в духе «постклассицизма» с элементами «русского стиля» был перестроен храм. Он принимает тот памятный вид, который сохранился на фото начала ХХ века. В то же время настоятель сберёг церковные реликвии и предания, о которых он в 1840-х годах поведал нашему историку Н.Д.Иванчину-Писареву. Протопопов пользовался большим авторитетом в среде коломенского духовенства. Константин Семёнович был сотрудником Московского попечительства о бедных духовного звания, членом Оспенного комитета, присутствующим Коломенского духовного правления.
При нём служили дьячок Иван Степанович Никольский (1825-50-е гг.) и пономарь Николай Матвеевич Добронравов (1822-50-е гг.).
Отцу Константину наследовал его зять, уже упоминавшийся Николай Фёдорович Розов (1844-1901), тот самый, который в 1889-м перешёл на место отца в Архангельскую церковь.
Упомянутый выше дьячок Николаевской церкви Иосиф Зотович Соколов также был дальним родственником Филарета – родным дядей зятя, Григория Богословского. Уроженец села Горы, Иосиф Зотович из дьячков в 1811 году он был переведён в диакона Успенского собора, а в 1823 назначен священником в родное село.
После отца Николая Розова настоятелем в 1902 году был определён Виктор Алексеевич Радугин. Псаломщиком в 1902 году был Сергей Петрович Крылов, а в 1916 году на этой должности его сменил сын, Николай Сергеевич.
Маститый священник, отец Виктор (в 1918 году ему исполнилось 70), стал свидетелем разорения святыни… Храм закрыли в начале 30-х, там устроили пересыльный пункт, потом использовали в хозяйственных целях, а в конце концов устроили здесь спортзал.
Лишь в 2002 г. церковь вернули верующим, и сегодня идёт постепенное возрождение этой святыни.

Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР
(Продолжение. Начало в №№  7-12-2016 и в №1-2017)
НИКИТСКАЯ ЦЕРКОВЬ
Храм во имя великомученика Никиты был построен на месте более древней церкви. В 1577 году на приходе служили священник Павел и диакон Родион.
В 1695 году воздвигли каменную церковь. Тогда тут священствовал отец Иаков.
Эта святыня, некогда – одна из богатейших на Коломенском Посаде, сильно пострадала в советскую эпоху. И всё же она остаётся не только духовным и архитектурным, но и литературным памятником Старой Коломны.
В середине XVIII века, до рубежа 60-х и 70-х годов, здешним священником был Петр Дмитриев (род. около 1710). Ему помогал дьячок Иван Сидоров.
Никитская церковь – «вотчина» Черкизовской династии; её истории посвящены многие страницы воспоминаний Н.П. Гилярова-Платонова. Дед философа, Матвей Фёдорович Черкизовский, служил там настоятелем, по крайней мере, с 1774 года. В это же время здесь пономарил Дмитрий (отчество и фамилия неизвестны). В конце столетия и до 1806 года дьячком на приходе был Георгий Степанов, а пономарём – Игнатий Дмитриев. Отец Гилярова – Петр Матвеевич Никитский (1779 – 1854), унаследовал приход после смерти своего отца в 1809 году. Он служил до 1844 года. Наконец, после него настоятелем стал зять Петра Матвеевича – муж дочери, Анны Петровны, – Павел Иванович Богословский. Сыновья Петра Матвеевича имели фамилию «Гиляровы». Старший, Александр, служил в Москве при Новодевичьем монастыре. Средний, Сергей, унаследовал прадедов приход в Черкизове (некоторое время – в 1799 – 1809 годах – там служил и Петр Матвеевич). Младший – Никита Петрович, получил вторую половину фамилии, как «платоник». Он и прославил Коломну в своих знаменитых мемуарах «Из пережитого».
Дьячком при Петре Матвеевиче до 1811 года служил муж его сестры Марии, Евсей Иванович. Их сын, Иван Евсеевич (о котором много интересного можно найти в воспоминаниях Гилярова-Платонова), служил при Никитской церкви пономарём примерно с 1812 года. В 1826 он поменялся должностью с пономарём Христорождественской церкви Григорием Андреевичем Рудневым. Причина – наличие близкородственных отношений с настоятелем.
Григорий Руднев служил здесь и в 1840-х годах. Дьячком тогда был Егор Иванович Цветков.
Отец Павел Богословский скончался в 1863 году. Его сменил Александр Павлович Лебедев, который служил до 1900 года, когда был назначен протоиереем кафедрального Успенского собора и коломенским благочинным.
С 1864 по 1877 годы здешним дьячком был Александр Мысов.
А затем тут служил уже диакон – отец Виктор Соловьёв.
В 1900 году к Никите Мученику был определён Василий Георгиевич Петров, родом из дворян. Псаломщиком при нём был Пётр Крутяков. Отец Василий служил на приходе вплоть до закрытия храма в декабре 1929 и скончался 5 января 1930-го.
Обезображенную церковь вернули верующим лишь в 2001 году. Сейчас идёт активное восстановление этого выдающегося памятника коломенской истории.

Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР
(Продолжение. Начало в №№ 7-11)
ВОСКРЕСЕНСКАЯ НА ПОСАДЕ ЦЕРКОВЬ
Храм Воскресения на Посаде в Коломне чаще именуют Николой Посадским – по северному приделу. Церковь выстроили в самом начале XVIII века на месте древнего деревянного храма Николы «Мокрого».
В 1754 году упоминается священник Феодор Трофимов (р. 1724).
С 1770-х и по 1789 годы тут священствовал отец Григорий Никитин (р. 1714). В 1773-м он оскандалился. За пьянство и ссоры владыка Феодосий Коломенский перевёл его на викарную должность, а настоятелем некоторое время был учитель семинарии отец Сергий Трофимов. Но, похоже, что священник Никитин вскоре исправился и снова был назначен настоятелем.
В это время ему сослужили сыновья: диакон Григорий Григорьев и дьячок Иоанн Григорьев. А пономарил здесь Александр Степанов. В конце XVIII века на этой должности подвизались Яков Степанов, а затем Григорий Тимофеев.
Родственники святителя Филарета также служили и в Воскресенской церкви. К сожалению, данные по этому приходу не полны и далеко не все связи выявлены. Николай Васильевич Богородский – Воскресенский настоятель с 1819 года – был мужем племянницы митрополита Филарета Екатерины – дочери Иродиона Сергиевского. Николай Васильевич был учителем, а с 1823 г. и инспектором Коломенского училища. Затем, не без участия митрополита, он был переведён в Москву в Крестовоздвиженскую, что в бывшем монастыре, церковь.
Диаконом на приходе до 1841 года был отец Александр Васильевич Троицкий. Дьячком в 1800-11 годах – Николай Прокофьевич Фёдоровский. В тревожном 1812 году на этой должности упоминается Степан Иванович Виноградов. Затем дьячком служил Михаил Алексеевич Хавский, до того бывший в конце предыдущего столетия здесь же пономарём.
Отца Николая Богородского сменил Иоанн Алексеевич Рождественский, родной брат Дмитрия Рождественского (свояка Николая Богородского), настоятеля Богословской церкви. Он священствовал на Посаде с 1829 по 1848 годы.  По смерти брата он занял его место в Москве в Георгиевской церкви, что в бывшем монастыре.
Следующий настоятель, Стефан Григорьевич Скворцов – муж внучки Петра Софрониевича Горского, свояк Фёдора Розова, с которым они вместе учились в семинарии. Впоследствии Стефан Григорьевич служил протоиереем в Успенском соборе. Разнообразная сфера деятельности отца Стефана включала преподавание в Коломенском духовном училище, участие в работе попечительства о бедных духовного звания, председательство в совете Братства святого Филарета Милостивого и в уездном училищном совете. В 1892 г. он был удостоен ордена Владимира 4 степени за 50-летнюю беспорочную отлично-усердную службу.
Наконец, в 1869-88 гг. настоятелем Воскресенской церкви был Павел Васильевич Преображенский. Интересно, что в семинарии он носил фамилию Богословский по Богословскому храму, в котором служил в то время дьячком его отец, Василий Иванович, фамилия которого по первому месту служения – Преображенской церкви села Савельево – Преображенский. Протоиерей Павел, прославленный духовный деятель, скончался в 1909 году.
На рубеже столетий псаломщиком на приходе был Митрофан Степанович Лавров.
Упомянутые выше причетники Воскресенской церкви Николай Федоровский (впоследствии диакон Покровской церкви) и Михаил Хавский принадлежали к известным коломенским династиям и были между собой в родстве: Михаил приходился шурином Николаю. Дьячковскую должность от Михаила Хавского унаследовал его зять, Григорий Васильевич Пятницкий, который служил дьячком в середине XIX века.
Согласно Клировым ведомостям, между ещё двумя членами Воскресенского причта существовала семейная связь: диакон Александр Васильевич Троицкий и пономарь Яков Семенович Богословский были двоюродными братьями. Их родословия прояснить не удалось.
В начале ХХ века здесь служил отец Василий Горский, духовный лидер коломенской дружины Чёрной сотни.
С 1911 года тут священствовал Александр Александрович Флёрин. Ему сослужили: диакон Гермоген Вавилович Здравосмыслов и псаломщик Ефрем Иванович Хизов.
Храм закрыли около 1930 года. Отца Александра Флёрина перевели в соседнюю Покровскую церковь, возвели в сан протоиерея и назначили благочинным. В 37-м он был арестован, беззаконно осуждён и казнён в самый день Покрова – 14 октября 1937 года.
Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

БРАТСТВО ПРАВЕДНОГО ФИЛАРЕТА

Коломна начала ХХ века

История братского движения в Русской Православной Церкви исчисляется несколькими столетиями. Ещё в XV веке в западнорусских землях, находившихся под властью великого княжества Литовского и королевства Польского, при приходских церквях стали образовываться союзы православных мирян с целью оказания взаимной помощи в мирских и духовных нуждах.
Высочайшее утверждение «Основных правил для учреждения православных церковных братств» от 8 мая 1864 года установило правовые принципы функционирования церковно-общественных объединений в России и определило новые возможности для развития братского движения. Братства, согласно «Основным правилам», наделялись статусом юридического лица, обладали персональным членством, их деятельность имела религиозно-просветительскую и благотворительную направленность.
В последней трети XIX – начале XX века попечение православных общественных организаций (братств) распространилось на все мужские духовно-учебные заведения Московской епархии. Показательно, что братские общества учреждались преимущественно преподавателями духовных школ, которые, сами не отличаясь материальным благополучием, оказывали посильную поддержку учащимся. Большую группу братчиков составляли священно- и церковнослужители, имевшие достаток и ранее окончившие эти учебные заведения. Самое крупное общество – братство святителя Николая (1864 год) – первоначально шефствовало над всеми училищами, семинариями и академией. Однако со временем некоторые учебные заведения обзавелись собственными братствами-патронами: Московская духовная академия в 1880 году – преподобного Сергия Радонежского, Московская духовная семинария в 1882 году – святителя Ермогена. 24 августа 1886 года их число пополняет братство святого праведного Филарета, учрежденное при Коломенском духовном училище (КДУ). Можно не сомневаться, что такое имя братство получило не случайно. Ведь этот святой – небесный покровитель святителя Филарета (Дроздова).
Появление братского общества было предопределено несколькими предпосылками: бедственным материальным положением многих учащихся, происходивших из семей сельского духовенства; развитием церковной благотворительности в Московской епархии; наблюдавшимся интересом со стороны начальства духовных учебных заведений в приобретении попечителей в лице благотворительных братств и обществ.
Основателями Филаретовского братства стали: П.С.Соколов (смотритель Коломенского духовного училища); учителя Д.Малиновский, Е.Богословский и М.Никольский; священники А.Смирнов и А.Лебедев, архимандрит Ново-Голутвина монастыря Иоанникий.
Устав братства праведного Филарета был утвержден митрополитом Московским и Коломенским Иоанникием (Рудневым) 17 марта 1886 года.
Братство обязалось оплачивать проживание в училищном общежитии нуждающихся учеников и обеспечивать их всем необходимым для учебы. При увеличении собственных средств общество обещало помогать и казённокоштным ученикам. Тем самым внимание братства оказалось направлено преимущественно на облегчение условий проживания своекоштных учеников Коломенского училища. Для привлечения необходимых средств предполагалось использовать разнообразные меры: сбор ежегодных членских взносов и пожертвований, устройство публичных чтений и духовных концертов.
Существовало несколько видов персонального членства в братстве: почетное (единовременное пожертвование не менее 100 руб.), пожизненное (единовременный взнос в 50 руб.), действительное (3 руб. в год), сотрудничество (содействие братству своим трудом). Управление братством принадлежало совету из восьми человек в составе: почетного председателя, которым являлся викарный епископ, ведавший училищем; председателя, казначея, секретаря и ещё трёх лиц, выбранных собранием сроком на два года; училищного смотрителя, непременного члена совета по должности. К полномочиям совета были отнесены также сбор и хранение денежных сумм и архива, обсуждение нужд учеников, составление отчетов, сношение с различными учреждениями и лицами.
Рассмотрим руководство и персональное членство братства. Его первым председателем стал упомянутый архимандрит Иоанникий, с 1891 года эту должность занимал смотритель училища П.С.Соколов. В разные годы (1888-1907), кроме вышеперечисленных учредителей, в братстве состояли многие работники Коломенского училища: учителя Н.И.Никольский, А.Ф.Сергиевский; врач М.А.Новицкий; помощник смотрителя М.Никольский и др.; представители коломенского духовенства – священники И.Фаминцев, В.Покровский и Н.Вележев, игуменья Брусенского монастыря Ангелина; московские духовные лица – настоятель московской Троицкой-на-Листах церкви протоиерей П.Соколов, архимандрит Высокопетровского монастыря Вениамин; прочие сочувствующие лица, например, потомственный почетный гражданин А.С.Озеров. Число членов братства святого Филарета, хотя и не отличалось многолюдностью, но постоянно возрастало: если на 1890 год в нём состояло 170 человек (почетных членов – 17, пожизненных – 3, действительных – 87, членов-сотрудников – 63), то в 1907 году значился уже 251 братчик (почетных – 13, пожизненных – 3, действительных – 30, сотрудников – 205).
Обратимся к финансовой стороне деятельности братства. В 1886-1907 годах в его распоряжение поступило 22 137 рублей. Из них было израсходовано 11 624 рубля, таким образом, ежегодно на благотворительные программы в среднем расходовалось до 550 рублей. Практически, вся эта сумма шла на оплату проживания учащихся в общежитии. Общее число братских стипендиатов достигало 80 человек. Так, в 1913 году 46 ученикам была оказана денежная помощь на 421 рубль 80 копеек, а еще 31 ученику – помощь одеждой на 192 рубля 71 копейку.
Итак, братство праведного Филарета способствовало созданию благоприятных условий для обучения воспитанников КДУ через оказание адресной денежной и вещественной помощи, обеспечение жильём на время обучения и предоставление медицинской помощи. На реализуемые благотворительные программы выделялись значительные суммы, получаемые братством из нескольких источников: ежегодных членских взносов, разовых пожертвований.
Братская благотворительность, безусловно, значительно облегчила существование большого числа учащихся из малоимущих семей духовного сословия, что позволило им завершить обучение в духовно-учебных заведениях Московской епархии.
Сергей КОЛОУХИН

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР
(Продолжение. Начало в №№ 7-10)
ВОЗНЕСЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Архивные известия о клире Вознесенского храма восходят к первой половине XVIII столетия, т.е. ко времени, предшествующему постройке нынешнего здания работы великого архитектора М.Ф.Казакова.
Здешний настоятель, отец Иаков Фомин, родился в 1673 году и дожил до 1754 года. Известно, что он служил здесь ещё в 1740-е годы. Здесь же в 1754-м на должности дьячка упоминается его младший брат, Корнилий Фомин (род. 1683).
С 1746 года настоятелем храма был священник Матфей Яковлев (род. 1699). Он упоминается в 1754 году, но служил здесь и позже. Затем на приходе подвизались три его сына. Настоятелем был определён Феодор Матвеев (1734-1806), который занял это место около 1775 года и служил до 1803-го. Именно при нём и воздвигается великолепная казаковская ротонда, которую мы можем лицезреть сегодня.
В 1775 году упоминаются его братья: диакон Иоанн Матвеев и дьячок Григорий Матвеев.
В 1775 г. упоминается пономарь Дорофей Онуфриев.
В конце XVIII века должность пономаря исполнял Дмитрий Яковлев, а на рубеже столетий – Пётр Фёдоров.
Большинство из настоятелей Вознесенской церкви в первой половине XIX века были связаны родственными узами с владыкой Филаретом. С 1803 года храм возглавлял Иродион Степанович Сергиевский, муж сестры святителя. В 1816-м Иродион Степанович стал протоиереем кафедрального Успенского собора, заменив на этой должности тестя, Михаила Федоровича Дроздова (отца святителя Филарета).
Сергиевским Иродион Степанович звался по приделу Трёхсвятительской церкви родного села Кобякова. Его братья и племянники – все Сергиевские – а также их потомки играли важные роли сперва в коломенском, а затем и в московском духовенстве.
А у Вознесения отцу Иродиону наследовал Феодор Семёнович Протопопов (1792-1845) по рождению москвич, которого Филарет просватал за дочку кузена – богословского настоятеля Семёна Ивановича Лосева. Отец Феодор возглавлял приход до 1826 года.
Дьячком в первой половине века (с 1808 по 1845) был Архип Васильевич Покровский. С 1846 года эту вакансию занял Фёдор Никитич Шумов.
С 1827 года до середины века настоятелем был свояк брата Филарета, Никиты, и одновременно кузен зятя, Григория Богоявленского, Иоанн Иванович Никольский. (род. 1802)
Отец Иоанна Никольского, священник села Дарищ, звался Иоанном Лукичом Спасским. А вот его сыновья носили фамилию Асценсовы. Иоанн Никольский, кстати, приходился тестем Богоявленскому священнику Николаю Дмитриевичу Виноградову.
Сестра И.И. Никольского была замужем за диаконом Вознесенской церкви Дмитрием Фёдоровичем Нечаевым, оставившим по себе дурную славу. Отец Дмитрий служил в храме с 1831 года. Но в 1846 году за «нетрезвую жизнь» он был отстранён от должности. В Коломне его пытались «прикрывать» от грозного ока митрополита.  Но десять лет спустя «гром грянул». В  Резолюции Филарета читаем:
«Диакон Нечаев в 1846 году за нетрезвость, обнаруженную в праздник в церкви, отрешен от Вознесенской церкви и назначен к определению в село, о чем духовному правлению предписано 2 мая того года.
Десятый год назначения его остается без исполнения, и он своевольно живет без места. Он пишет, что принят был в Староголутвин монастырь и жил там, но принят он не был, и настоятель говорит, что диакон бывал там только временно, как богомолец.— Посему учинить следующее.
1) Диакона Нечаева за своеволие и для дознания его поведения определить, с запрещением священнослужения, на полгода на сельское причетническое место, под особый надзор благочинного, с ежемесячным донесением о его поведении и исправности или неисправности. Место назначит преосвященный.
2) Коломна – город небольшой, и духовенство в нём все на виду. Посему духовное Правление (за исключением недавно определенного протоирея) виновно в том, что, видя диакона около десяти лет в незаконном положении, а указ 2 мая 1846 года неисполненным, не доносило о сем начальству. Подтвердить членам духовного правления (кроме протоиерея) быть внимательнее к делам службы и беспорядков не допускать. Такое же подтверждение сделать Вознесенскому священнику».
Диаконское место Вознесенской церкви в 1851 году занял зять Дмитрия Нечаева, Михаил Семёнович Марков (1830-1888), который кроме того приходился внуком дьячку Вознесенской церкви, Архипу Васильевичу Покровскому. Блестящая плеяда сыновей Михаила Семёновича включала московских протоиереев, выпускников Духовной академии, а также автора одной из наиболее значимых работ по духовной истории Коломны – «История коломенской епархии» – отца Николая Маркова. И Николай Михайлович, и его старший брат Константин были женаты на девицах из коломенского рода Фёдоровских, о котором речь впереди. Средний брат, Сергей Михайлович, был женат на дочери Николая Дмитриевича Виноградова (своей троюродной сестре по Черкизовскому роду).
М.С. Марков служил в храме и после 1865 года.
Из этого рода происходит и автор данной статьи.
Ещё одна любопытная деталь. Дьячок Архип Васильевич Покровский в 1813 году пытался перейти на должность диакона в ближнее село Парфеньево (Парфентьево). Приведём любопытные характеристики, данные ему прихожанами в Деле о назначении диакона (представляющие, по-видимому, стандартную формулу): «Архип Васильев есть человек добрый, непьяница, в домостроительстве своем неленный, неклеветник, несварлив, нелюбодейца, не бийца, в воровстве и обманах не изобличенный». Диаконом в Парфентьево был назначен отец Архипа, диакон Покровской церкви погоста Красно Василий Семёнович.
В середине века, в 1851 году, упоминаются дьячок Иван Григорьевич Знаменский и пономарь Иван Михайлович Виноградов.
В 1857 году к Вознесению определён настоятелем Александр Сергеевич Величкин, москвич, сын священника. Он служил здесь во второй половине XIX века.
Тогда же, в 1857-м, здешним дьячком стал Дмитрий Тимофеевич Добросердов, а пономарём с 1863 года – Константин Петрович Невский.
С 1870-х годов вознесенским диаконом служил Алексий Степанович Соколов. Его дочь, Мария Алексеевна Соколова, известная в Коломне врач-терапевт, была замужем за писателем Борисом Пильняком.
На рубеже столетий пономарём был Михаил Петрович Колосов.
А священником храма с 1895 по 1914 год становится Сергий Иванович Озерецковский.
В тревожный год начала Первой мировой войны – 1914-й – вознесенскую общину возглавил Александр Павлович Миролюбов. Храм действовал до начала 30-х годов. Потом отец Александр перешёл к церкви Богоявления-в-Гончарах. Он был арестован безбожными властями в 1937-м и казнён 14 октября 1937 года.
Ныне Вознесенская церковь Коломенского Посада восстанавливается и благоукрашается, и у верующих есть возможность поимённо помолиться о всех, кто когда-то служил под этими священными сводами.
Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР
(Продолжение. Начало в №№ 7-9)
БОРИСОГЛЕБСКАЯ ЦЕРКОВЬ
Этот нарядный храм, выстроенный на месте ещё более древней церкви в 1716-26 годах и значительно перестроенный на рубеже XVIII-XIX веков, составляет архитектурную и духовную доминанту старинной Запрудной слободы. Своеобразие тогдашней ситуации состояло в том, что значительную часть населения Запрудов составляли богатые старообрядцы.
С 1746 года тут священствовал отец Логин Семёнов (1715-75). Дьячком в середине столетия был обладатель необычного имени Калина Фролов. Тогда же в клире Запрудского храма подвизались его сыновья: Борис Калинин – в сане диакона, а Фрол Калинин – в должности пономаря.
На рубеже веков, до 1806 года диаконом был отец Никифор Николаев (1737-1806).
Затем в сан священника из диаконов этого храма был посвящён  Маркелл Иванов (1743-97). Именно отец Маркелл в 1790 году крестил здешнего уроженца – Ивана Ивановича Лажечникова, первого русского романиста.
Настоятель Борисоглебской церкви с 1797 года, Василий Кириллович, фамилии которого найти не удалось, был мужем тётки святителя Филарета, Марины Никитичны. Он – сын священника Николаевской (Введенской) церкви села Павлова Тульской губернии Кирилла Кирилловича.
По окончании Коломенской семинарии отец Василий служил священником Брусенского монастыря. Он стал одним из наиболее уважаемых иереев Коломны: назначался благочинным, входил в Духовное правление. Однако уже в 1817 году был уволен «из благочинных за нетрезвый образ жизни». По смерти жены его жизнь разладилась…
В 1824 году Филарет пишет родным: «Василию Кирилычу скажите, чтобы скорее шёл в монастырь, не затрудняя никого». (Вдовые священники обычно уходили в обитель). О его сыновьях мы уже писали в главе о Богословской церкви. Для его дочери, Евдокии Васильевны, митрополит нашёл жениха, унаследовавшего Борисоглебский приход. Матери он пишет: «с Порфирием Некрасовым соглашайтесь – 100 руб., ему обещанные, посылаю».
Пономарём при храме в первой трети  XIX века служил Алексей Петрович Лебедев. Диаконом в 1806-19 годах был Иоанн Игнатьевич Постников (1784-1819). Дьячком до 1832 года служил Иван Алексеев.
Порфирий Васильевич Некрасов (1799-1873), сын Серпуховского уезда села Ивановского церкви Св. Иоанна Милостивого диакона (затем священника в Подольском уезде). Окончил Московскую семинарию в 1824 году, тогда же и определён на настоящее место. Впоследствии он не раз претендовал на благосклонность и содействие Филарета. Характерна, например, Резолюция №3761 от 27 декабря 1831 года:
«На репорт коломенского духовного Правления о том, что Борисоглебской, в Запрудной слободе, г. Коломны, церкви священник Порфирий Некрасов исполнял должность депутата в комитете, учрежденном по случаю холеры и затем упраздненном 13 ноября 1831 года, с представлением копии свидетельства, данного комитетом: В свидетельстве написаны между прочим такие обстоятельства, кои не пришли бы на мысль холерному комитету, есть ли бы не внушил священник: потому свидетельство отзывается домогательством, не довольно приличным священнику. В Москве священники подвизались поболее Порфирия: но никто не лез в глаза с высокопарным свидетельством: вот священнический характер! Сказать сие Порфирию в духовном Правлении, и дозволить ему внести сию службу в послужной его список».
Многократно Порфирий Васильевич просился в Москву. В 1840-м святитель пишет родным: «Порфирий просится на место непраздное», в 1841-м: «место на Песках не Порфирию, а магистру – брату умершего». В конце концов, Порфирию удалось-таки перейти в Москву, в церковь Николая Чудотворца в Кленниках.
Диаконом в это время служил с 1821 года и до середины века отец Василий Андреевич Кудрин. Дьячком с 1832 года был Ефим Иванович Борисоглебский, а пономарём с 1848-го – Иван Иванович Соколов.
В 1848-50 годах настоятелем Борисоглебского храма служил дальний родственник Филарета – муж племянницы его зятя Григория Богословского, Пётр Васильевич Всесвятский.
С 1850 года его сменил священник Евдоким Яковлевич Кедров.
Упомянутый выше диакон Иван Иванович Постников принадлежит к династии священнослужителей села Воскресенского. До диаконства он служил дьячком в Архангельском храме. Его сменил муж дочери – Василий Андреевич Кудрин. В 1828 году Василий Андреевич пытался перейти на священническую должность, в чём ему было отказано Филаретом. В Резолюции №1999 читаем: «на прошении прихожан Успенской, села Мячкова, церкви, Коломенского уезда, о произведении к сей церкви диакона Борисоглебской, г. Коломны, церкви Василия Андреева по его хорошему поведению: «Диакон не имеет еще 30 лет и недоученный. Объявить о сем месте окончившим семинарский курс».
*       *      *
В годы атеистического лихолетья церковь Бориса и Глеба в Запрудах сильно пострадала… Утрачено не только внутреннее убранство, но и красивая шатровая звонница. Предстоит ещё немало трудов, чтобы этот храм, ведущий свою историю со времён Куликовской битвы, родством и свойством связанный с небесным покровителем града Коломны – митрополитом Филаретом, обрёл прежнее благолепие.

Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

К 635-летию основания и 25-летию возрождения Бобренева монастыря
ПАМЯТНИК ВОИНСКОЙ СЛАВЫ РОССИИ

Фото обители в 1880-ые годы

Богородицерождественский Бобренев мужской монастырь основан в 1381 г. и по праву считается старейшей монашеской обителью на территории Коломенского края.
Согласно преданию, святой благоверный князь Дмитрий Иванович Донской и его свояк – воевода Дмитрий Михайлович Волынский по прозвищу Боброк, объезжая накануне битвы Куликово поле, дали обет в случае победы основать монастырь. И спустя год устроили его на земле, пожалованной в удел Боброку. Престол монастырского храма освятили в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Именно на этот праздник (8/21 сентября 1380 г.) и произошла битва на Куликовом поле. В самой обители с тех пор совершается поминовение павших в битве на поле Куликовом русских витязей.
По словам святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского, начинатели монастыря получили благословение преподобного Сергия Радонежского на устроение Бобреневской обители.
Согласно данным археологии, первый монастырский храм – соборная церковь Рождества Пресвятой Богородицы – был возведён из камня.
Первым документальным упоминанием об обители следует считать запись на списке «Палеи Толковой» 1406 г., заказанной иноком этого монастыря Варсонофием.
С XVI в., помимо Богородицерождественского собора, в Бобреневе монастыре имелась Входоиерусалимская церковь, позже разобранная.
События Смутного времени в России не обошли стороною Бобренев. Обитель, как и многие центры монастырской жизни, подверглась разорению и пришла в запустение. Но уже к середине XVII в. полностью восстанавливается.
В XVIII в. значительные изменения происходят с архитектурным комплексом Бобренева монастыря. К 1763 г. вместо обветшавшего возводится новый корпус собора. В 1795 г. монастырь был обнесён кирпичной оградой с южной и восточной сторон.
После обширного пожара в 1732 г., когда пострадали Коломенский кремль и посад, в Бобренев монастырь переместили Коломенскую духовную семинарию.
В XVII-XVIII вв. находившемуся вне городской черты Коломны Бобреневу монастырю принадлежало собственное подворье на территории Коломенского кремля. В письме настоятеля иеромонаха Михаила епископу Коломенскому и Тульскому Афанасию от 20 августа 1797 г. указывается его примерное местоположение: «Из древних лет…к Бобреневу монастырю принадлежало для подворья, место внутри города Коломны, против церкви Воздвижения Честного Креста Господня, которое по ныне города Коломны плану, отошло той церкви… под священнический и прочих жителей дома».
Ударом по благосостоянию Бобренева стала секуляризация церковных владений, устроенная императрицей Екатериной II в середине XVIII в. В 1763 г. монастырь лишился практически всех своих земельных наделов, а в 1764 г. его оставили «за штатом», то есть без казённого содержания.
В 1800 г. указом митрополита Московского и Коломенского Платона Бобренев объединили с Голутвиным монастырём, и под наименованием Бобренево-Голутвина он существовал до 1865 г.
В XIX в. монастырь стал местом хранения одного из почитаемых местных списков чудотворной Феодоровской иконы Божией Матери. В 1813 г. этот образ был перенесён из часовни на Астраханской улице Коломны в устроенный на средства уездного казначея П.И.Алисова новый придел Богородицерождественского собора – в честь Феодоровской иконы Божией Матери.
В середине XIX в. начинается возрождение обители, связанное с именем московского почетного гражданина Давида Ивановича Хлудова, пожертвовавшего значительные капиталы. При поддержке митрополита Московского и Коломенского Филарета меценат обратился с ходатайством о восстановлении Бобренева монастыря в Св. Синод. Оно было удовлетворено 13 августа 1865 г.
В 1861 г. на средства Хлудова возвели второй храм Бобренева монастыря – Феодоровскую церковь. Главный престол освятили в честь Феодоровской иконы Божией Матери, а два боковых – во имя Казанской иконы Божией Матери и святого Давида Солунского. В этом храме чудотворный список Феодоровской иконы и хранился до своей утраты в 30-е гг. XX в.
Существенные изменения произошли с Богородицерождественским собором: были устроены два новых придела – во имя святителя Тихона Задонского и Всех святых.
Возвели большой каменный корпус в два этажа. На верхнем этаже разместились настоятельские покои с шестью братскими кельями, на нижнем – ещё восемь келий, трапезная с кухней и каретный сарай.
Возрождение хозяйственной жизни Бобренева монастыря связано с именем иеромонаха Каллиста (Степанова), ставшего настоятелем в 1873 г.
В начале XX в. обитель чудесным образом обрела второй чтимый список Феодоровской иконы: речная вода вынесла его к стенам монастыря во время широкого разлива реки Москвы в 1908 г.
В 1921 г. во исполнение решения богоборческих властей Бобренев монастырь закрывается. Феодоровский храм был обращен в приходской, где богослужение продолжительное время совершали иеромонахи.
В 1929 г. в ходе процесса над епископом Коломенским Феодосием (Ганицким) оставшиеся члены братии были арестованы. Из показаний иеромонаха Адриана (Кагаева) известны некоторые особенности жизни братии той эпохи: «Бобреневский мужской монастырь официально ликвидирован в первые годы революции. В 1918 году приезжает из Чудова монастыря монах Иннокентий, в 1924 году епископом Феодосием он назначается настоятелем монастыря и посвящается в игумены, с этого времени официально у нас существовала религиозная община, а неофициально – монастырь. После назначения Иннокентия жизнь в монастыре пошла полным уставным порядком, началось паломничество верующих, особенно это началось, когда Иннокентий объявился лекарем.… Какие у него были взгляды на власть, я не знаю, так как он держал себя очень скрытно… Епископ Феодосий бывает у нас на службе в большие праздники, монахов он уважает, всем выдал награды, монахов приглашал на свои архиерейские служения».
В конце 1930-х гг. все монастырские строения оказались в ведении местного совхоза и задействованы под разные нужды. В результате – признанный памятником культуры комплекс Бобренева монастыря оказался сильно порушен.
В 1990 г. местные власти удовлетворили просьбу Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена о передаче монастырских зданий. В возрождении обители деятельное участие принимал председатель приходского совета московского Всехсвятского храма Б.С.Кудинкин. Официальное открытие Бобренева монастыря состоялось в марте 1991 г.
На рубеже XX-XXI веков Божиим промыслом Бобреневу монастырю также были дарованы два новых списка Феодоровской иконы, получивших известность и почитание среди паломников.
Ныне как и прежде Рождества Богородицы Бобренев мужской монастырь – сердце духовной жизни Коломенского края, его святыня, место непрестанного молитвенного поминовения героев битвы на поле Куликовом.
Подготовлено по материалам обители

 

МЕТРИКА СОБОРА БОБРЕНЕВА МОНАСТЫРЯ

Местоположение и история церкви

В монастыре две церкви, два каменных корпуса и каменные сараи.
По преданию, монастырь и церковь во имя Рождества Богородицы основан великим князем Дмитрием Иоанновичем Донским приблизительно в 1381 г. В «Истории российской иерархии» говорится, что когда построен Бобренев монастырь неизвестно. Надписей каких-либо не имеется, следовательно, и о времени основания церкви также положительно неизвестно. При монастыре и архиве никаких древних документов не имеется, каковые могли бы дать материал для нового верного и полного описания.
Церковь каменная из кирпича.
Монастырь находится при деревне, основан на возвышенном месте при когда-то существовавшем озере и близлежащем расстоянии от реки Москвы.
Церковь старинная, и по преданию видно, что были пристройки возводимы, но какие и когда неизвестно. Самый же монастырь или постройки такового возобновляются, а храмы по возможности украшаются ныне.
Совершалось ли памятное событие, относящееся к истории Русской Церкви, того неизвестно, но самый монастырь сооружен в память для русской истории и церкви, Куликовой битвы, как гласит предание.

Наружные части церкви

Церковь прямая, одноэтажная, выходов, усыпальниц со склепами не имеется.
Алтарь состоит из одного полукружия, граней в нем никаких нет.
Размер церкви: длина 18, ширина 7, а вышина 11 сажень.
Церковь построена из кирпича, исключая фундамент, который на камне.
Середина стен насыпана бутом и залита известью. Кирпич обожженный, но определить вес такового в настоящее время невозможно, длина же коего будет ¼ аршин, то есть с частью вершков, а шириной более 2 вершков. Клейм на кирпичах нет. Что же касается стен, то в первобытном ли они виде или изменены неизвестно, но проходов или пустых мест нет, сваи в стенах железные. Прочего ничего не имеется.
Наружные стены гладкие. На восточной стороне есть впадины или рамки для написания картин, каковые картины в настоящее время изготовляются. Поясов или платбант никаких нет, как с наружной, так и с внутренней стороны.
Фонаря или купола карниз проведен штукатурными поясами, а капители и окружность фонаря зубчатые.
Кровля на церкви конусообразная или пирамидальная на два ската из железа выкрашена медянкой.
Фонарь на сводах полуглухой, так на западной, северо-западной и восточно-западной стороне имеется по одному окну. Фонарь устроен над полусводами при настоящей церкви. На фонаре есть шея гладкая со впадинами для карниза.
Глава на церкви одна представляет вид маковицы конусооконечной, покрыта белой жестью.
Крест на главе восьмиконечный, цепей на оном нет, также и прочного ничего нет.
Окна продолговатые, в алтаре числом 3 окна в три света. Под самой крышей малых окон нет. Висячих арок над окнами нет, окна прямые и внутри решетки железные, ставень никаких нет, но можно предполагать, что были, так как в откосах с наружной алтарной стороны есть крючья для сего.
Внизу подоконников обкладки из цветных кафелей тоже нет.
Дверей три: северные, южные и западные. Все железные, окрашены медянкой, петли на дверях простые, а прочего выдающегося ничего нет.
Паперть устроена с одной западной стороны, каких-либо древних камней с резьбой или надписями не видно, так как она в недавнее время расписана и, по преданию и летописям, ничего положительно неизвестно.

Внутренние части храма

Церковь устроена внутри прямолинейно. Алтарь от храма отделяется каменною стеною в три пролета, именно: царские двери, северные и южные.
Приделов в церкви два, оныя находятся в трапезной и отделяются от настоящей церкви стеною, по середине коей находится арка, соединяющая настоящий храм с трапезной.
Свод устроен в настоящем храме котловый.
Пол во всем храме одинаковый плитный.
Алтарь без разделения. Помост в алтаре против помоста храма возвышен на две ступени. Алтарь изменен переменою пола с деревянного плетейный.
В настоящем храме престол деревянный, от помоста не возвышен, шириною 1 аршин 9 вершков, длина 1 аршин 10 вершков, вышина 1 аршин 9 вершков, а в пределах правый шириною 1 аршин 5 ¼ вершка, длина 1 аршин 6 вершков, вышина 1 аршин 4 ½ вершка. Левый ширина 1 аршин 4 вершка, длина 1 аршин 3 ½ вершка, вышина 1 аршин 4 ½ вершка, все три престола ни серебром, ни медью не обложены и изображений и подписей не имеют.
Жертвенники во всех тех алтарях деревянные: в настоящем вышина 1 аршин 9 вершков, ширина 1 аршин 4 вершка, в приделах, правом, вышина 1 аршин 6 вершков, ширина 1 аршин 1 вершок, в левом: вышина 1 аршин 4 ½ вершка, ширина 1 аршин 4 вершка, и все они постановлены на открытых местах в алтарях с северной стороны.
По изображению архитектуры в настоящем храме, иконостас нельзя признать станинным или древним, но, как видно, он стоит более 100 лет, ибо резьба в нем изображает рисунки прошлого столетия, как например: витые розаны, урны, испускающие огонь и обвитые ползучими растениями; и в рамках на иконах резьба тоже изображает листики, соединённые нитью; в настоящее же время гладкая отделка более процветает, следовательно, иконостас прошлого века, сам же иконостас состоит из трех ярусов: первые два яруса поддерживаются круглыми колонами. Царские двери двухстворчатые, форма верхушек Царских дверей полукруглая.
Солея прямая каменная, выше помоста храма на 6 вершков, решетки нет.
Амвон каменный сени над ним нет.
Клиросы стоят около северных и южных алтарных дверей.
Когда построена колокольня неизвестно, восьмиугольной формы, шпиль шатровый, изображений и старых надписей нет.
Всех колоколов 15: надпись на большом колоколе: «Сей колокол Коломенской округи в Бобреневскую пустынь к церкви Рождества Пресвятой Богородицы, иждивением коломенского 2 гильдии купца Киприана Максимовича Кислова в Москве на заводе Николая Самгина отлит, весу 122 пудов 37 фунтов. Лил мастер Аким Воробьев».
Полилейный: «1827 г. февраля 15 дня вылит сей колокол Коломенской округи в Бобреневскую пустынь к церкви Рождества Пресвятой Богородицы иждивением Коломенского 2 гильдии купца Киприана Максимовича Кислова весу 100 пудов 28 фунтов». Ежедневный: «Дмитрия Самгина весу 61 пуд 25 ф. Московским 1 гильдии купцом Почетным гражданином Давыдом Ивановичем Хлудовым».
Стены церковные расписаны иконописным письмом.
Иконы в иконостасе русского письма. Иконы в деревянных рамках с резьбой. Есть чудотворная икона, но печатного описания в монастыре нет.
Разные предметы
Синодик начинается с 1798 г.
Ответы давал: игумен Иоасаф, домашнего образования, настоятельствует 3 года.
Метрика составлена 27 января 1887 г.

 

ИЗ ИСТОРИИ ОБИТЕЛИ
Предлагаем вашему вниманию ряд исторических документов и фотографий, предоставленных Обществом любителей церковной истории имени священноисповедника Феодосия, епископа Коломенского.

ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК

О бытии настоятелем в Бобреневом монастыре иеромонаху Михаилу (1787 г.)
Монашествующих Бобренева монастыря о назначении смотрителем иеромонаха Михаила, декабрь 1787 год в Коломенскую духовную консисторию Богородицкого Бобренева монастыря, что при Коломне находящихся во оном монастыре всей братии
Всепокорнейшее прошение
Прежде находился у нас во оном Богородицком Бобреневе монастыре строителем дому покойного Его Преосвященства Феодосия, епископа Коломенского, эконом иеромонах Сильвестр, который по резолюции духовной консистории определен в Троицкой Белопесоцкой монастырь строителем. Посему ныне во оном монастыре доброго порядка и распоряжения быть не может. В рассуждении чего со общего нашего согласия желаем мы быть строителем начальствующему иеромонаху Михаилу, которой имеет житие добропорядочное и нам именованным во оном монастыре строителем быть угоден.
Того ради духовную консисторию всепокорнейше просим вышеозначенного иеромонаха Михаила определить строителем и милостивейшее решение учинить.
К сему прошению иеромонах Иоасаф, иеродиакон Алексей Петров, псаломщик Никита Карпов, находящийся во искусе послушник Владимир Васильев и вместо престарелого послушника Федора Никитина Павлова руку приложили.
Прошение братии Бобренева монастыря (1794 г.)
Великому Господину Преосвященнейшему Афанасию, епископу Коломенскому и Тульскому
Всепокорнейшее прошение Богородицкого Бобренева монастыря строителя иеромонаха Михаила о нижеследующем,
Имеем мы именованные желание для святой обители построить каменную ограду, но точию за неимением большой суммы кругом всего монастыря обвести не можем, а имеется в городе Коломне обгорелая приходская Симоновская церковь, о которой видно прихожане старания возобновить не имеют, к сему.
Того ради Ваше Высокопреосвященство всепокорнейше просим нам нижайшим приказать для святой обители оную вспоможение разобрать учинить милостивою резолюцию. К прошению строитель иеромонах Михаила, иеромонах Иоасаф, священник Алексий, иеродиакон Никодим руку приложили.
Указ из Коломенской духовной консистории (февраль 1794 г.)
Указ Ея Императорского Величества самодержицы Всероссийския из Коломенской духовной консистории Богородицкого Бобренева монастыря, строителю иеромонаху Михаилу с братией, сего июня 10-го дня 1794 год поданному Его Преосвященству, Преосвященнейшему Афанасию епископу Коломенскому и Тульскому.
Определено: Вам строителю с братиею о разобрании оной Семеновской церкви и на монастырский кошт и о взятии всего материала, кроме железа в монастырь на строительство ограды. Дозволено.

ВЕК ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ

Рапорт святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского о кончине строителя Бобренево-Голутвина монастыря иеромонаха Самуила (1829 г.)
Братия Коломенского Бобренево-Голутвина монастыря донесла мне рапортом, что 12 февраля в десять часов утра, оного монастыря строитель иеромонах Самуил, великий их благодетель скончался на 69 году жизни по воле Божией. Был почти до конца своей жизни в движении и в полном разуме. Только за три недели, чувствуя в себе умножающуюся болезнь в церковь не ходил. И в сие время однажды его священником соборован, дважды исповедовался и четырежды Святых Таинств приобщался. В последний день литургию приказал начать раньше за час. А перед оною с братией распрощался. По окончании же литургии, и по приобщении святых тайн, прошло не более часа, как Богу дух свой предал.
О чем правительствующему Синоду благопочтеннейше рапортую.
Указ о восстановлении самостоятельности монастыря (1865 г.)
1865 года августа 4 дня. По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали предложение господина синодального обер-прокурора, от 30 июля сего 1865 года за № 3916, о возведении заштатного Бобренева монастыря на степень самостоятельной обители и об укреплении за нею жертвуемой Хлудовым земли.
Приказали: О воспоследовавшем Высочайшим соизволении на возведении заштатного Бобренева монастыря на степень самостоятельной обители и об укреплении за нею жертвуемого почетным гражданином Хлудовым участка земли, дать знать Преосвященному Филарету, митрополиту Московскому, для зависящих распоряжений, указом с возвращением предоставленных им ко сему делу документов, о чем для сведения, и сообщить в канцелярию обер-прокурора Святейшего Синода выписку из сего определения.
Послужной список строителя монастыря иеромонаха Каллиста (1876 г.)
Возраст – пятьдесят лет. Образование домашнее. Из мещан. В начале определен в Бакновскую пустынь Владимирской епархии 29 февраля 1851 г. из оной переведен по его прошению в Николо – Угрешский монастырь Московской епархии 11 июня 1857 г. и поставлен в монашество 13 марта 1860 г.
В стихарь посвящен 14 сент. 1858 г. В иеродиаконы рукоположен 29 марта 1860 г. Переведен во Владимирскую епархию и определен экономом архиерейского дома 24 марта 1863 г. Рукоположен во иеромонаха 2 июня 1863 г. Награжден набедренником 1 авг. 1863 г. По прошению переведен в Угрешский монастырь 21 дек. 1864 г. Определен в должность ризничного 28 авг. 1867 г. Утвержден в должность казначея 11 января 1871 г. Указом Святого Правительственного Синода утвержден строителем Коломенского Бобренева монастыря 10 января 1873 г.
Утверждение настоятелем монастыря иеромонаха Иоасафа (1883 г.)
Святейшему Правительствующему Синоду, члена оного, Иоанникия, митрополита Московского и Коломенского, Донесение
Настоятель Коломенского Бобренева общежительного монастыря иеромонах Каллист 15 мая сего 1883 года волею Божиею скончался. Благочинный общежительных монастырей, Волоколамского Иосифова монастыря архимандрит Сергий, которому поручено было произвести избрание нового настоятеля в Бобреневе монастыре установленным для общежительных монастырей порядком, донес, что братия того Бобренева монастыря единогласно избрали своим настоятелем иеромонаха сего же монастыря Иоасафа. При сем он благочинный архимандрит Сергий представил избранный список братии Бобренева монастыря и подписку означенного Иоасафа о желании его быть настоятелем.
Признавая с своей стороны того иеромонаха Иоасафа способным и благонадежным к занятию должности настоятеля Бобренева монастыря и прилагая при сем послужной его и избирательный братии списки, а также подписку сего иеромонаха о желании его быть настоятелем, благопочтительнейше испрашиваю указанного предписания на утверждение помянутого иеромонаха Иоасафа настоятелем Бобренева монастыря.
Вашего Святейшества, нижайший послушник Иоанникий, митрополит Московский.
1883 года июня 18 дня, мы нижеподписавшиеся братия Коломенского Богородицкого Бобренева монастыря, по выслушивании указа Московской духовной консистории от 16 сего июня за № 3952, относительно избрания настоятеля оного монастыря, на место умершего 15 прошлого мая строителя иеромонаха Каллиста; призвав в помощь всемогущего Бога во Святой Троице славимого и помолившись Ему, единогласно избираем себе в настоятели сего же общежительного Бобренева монастыря иеромонаха Иоасафа.
Духовник иеромонах Дионисий. Иеромонах Матвей. Иеромонах Филипп. Священник Димитрий Соколов. Иеродиакон Серапион. Иеродиакон Иринарх.
Иеродиакон Ананий. Монах Феофил. Монах Аппалоний. Монах Андроник.
При сем находился благочинный общежительных монастырей Московской епархии Волоколамского Иосифова монастыря архимандрит Сергий.
При сем избрании не находились: иеродиакон Рафаил за отсутствием по паспорту, выданному из Московской духовной консистории и монах Алексий за нахождением по расстроенному здоровью в Николаевском Угрешском монастыре.
Волоколамского Иосифова монастыря архимандрит Сергий.
1883 года июня 18 дня, я нижеподписавшийся Коломенского Богородицкого Бобренева общежительного монастыря иеромонах Иоасаф, Его Высокопреподобию благочинному общежительных монастырей Московской епархии архимандриту Сергию имею честь объяснить, что по духу монашества, я не признаю за собою собственной воли и потому не считаю себя в праве противиться желанию братии Коломенского Богородицкого Бобренева монастыря, изъявившей желание иметь меня своим настоятелем, но с монашеским смирением покоряюсь оному и всецело предаю себя волею Божией и высшего начальства, в сим и подписуюсь.
Иеромонах Иоасаф руку приложил.
Послужной список насельника монастыря иеромонаха Иоасафа (1883 г.)
Возраст – 44 года. Из купеческих детей. Пострижен в монашество 1869 г. 24 мая в Коломенском Бобреневе монастыре. Определен в число послушников монастыря 15 июня 1868 г. Рукоположен во иеродиакона 15 июня 1869 г. Переведен в Старо-Голутвин монастырь 20 октября 1871 г. Обратно перемещен в Коломенский Бобренев монастырь 20 февраля 1874 г. Определен исправляющим должность ризничего сего монастыря 13 июля 1874 года. Рукоположен во иеромонаха 21 ноября 1874 г.
Послужной список настоятеля монастыря архимандрита Филарета (1915 г.)
Настоятель Богородице-Рождественского Бобренева третьеклассного заштатного общежительного монастыря архимандрит Филарет (Беляев), 73 года. Из духовного звания, окончил курс Вифанской духовной семинарии. В 1866 г. определен в священника. В 1898 г. назначен благочинным. В 1876 г. награжден набедренником. В 1879 г. скуфьею. В 1890 г. камилавкою. В 1894 г. орденом святой Анны III степени. В 1896 г. наперсным крестом. В 1903 г. возведен в сан протоиерея. В 1907 г. награжден орденом святой Анны II степени. Пострижен в монашество в 1908 г. В 1909 г. назначен настоятелем Коломенского Бобренева монастыря с возведением в сан игумена. В 1913 г. возведен в сан архимандрита.

ДВАДЦАТЫЙ ВЕК

Вид монастыря после закрытия

Состояние Бобренева монастыря после закрытия (1919 г.)
Доклад реставрационной комиссии отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения архитектора Е.Шервинского и художника А.П.Хотулева.
Находящийся в 4-х верстах от Коломны Рождественский Бобринев [так в тексте] мужской монастырь основан сподвижником Дмитрия Донского, но постройки его не отличаются большой стариной. В притворе церкви Федоровской Божией Матери интересны иконы XVI века и некоторые иконы на столбах церкви. Живопись стен очень плоха. В алтаре очень хорош ковчег, Евангелие времени Елизаветы, книги и ризы XVIII в. и в иконостасе икона Федоровской Божьей Матери. В монастыре в настоящее время уничтожен почти весь архив, как и некоторые из сохранившихся портреты, ибо многие изрезаны на куски, переданы нами под наблюдение архимандрита с просьбой перенести их в более безопасное место..
Изъятие церковных ценностей из собора Рождества Богородицы (1922 г.)
На основании постановления ВЦИК от 25.11 с.г. И согласно мандату от 7.IV. за № 1139 выданных Президиумом Коломуисполкома, член Коломенской уездной комиссии Кенин, в присутствии священно-церковнослужителей вышеозначенной церкви иеромонахи Герасима и Андриана, представителей общины верующих М.Н.Рыбакова, И.К.Бабаева, И.А.Рыбакова, В.Н.Духова и И.П.Рыбакова.
Произвели изъятие для передачи в Гохран и фонд помощи голодающим нижеследующие ценности: риз серебряных общим весом 3 пуда 22 фунта, лампад серебром 21 штука весом 13 фунтов 48 золотников, два серебряных креста 2 фунта 72 зол., две дарохранительницы 6 фунтов, четыре потира 13 фунтов 72 зол., четыре кадила 5 фунтов 36 зол., всего изъято серебра в количестве четыре пуда двадцать три ф. тридцать шесть зол. (4 пуд 23 фунта 36 зол.), кроме того изъят один маленький золотой крестик с Казанской иконы Богоматери.
Качество изъятых и оставшихся в церкви ценностей определяли ювелиры.
Вышепоименованные ценности приняли (Кенин)
Присутствовали при изъятии ценностей представители общины вер. Герасимов, Рыбаков М., И.К. Бабаев, Рыбаков, Духов.
Настоящий акт составили в 4 экземплярах, причем один из них получили представители общины верующих.
Состояние закрытого Бобренева монастыря (1926 г.)
Бывший мужской монастырь – в Парфентьевской волости. Культ отправляется, проживает несколько человек монахов, свободных помещений не имеется. Кельи заняты под квартиры.
с. Бобренево. Богорождественская [так в тексте] (бывший мужской монастырь), верующих – 83 человека, иеромонах Иннокентий, иеромонах Андриан, иеромонах Митрофан. Председатель церковного совета Кукушкин Мартьян Иванович.
Закрытие Богородицерождественского собора (1930 г.)
Протокол № 60 заседания Президиума Московского областного исполнительного комитета и Московского совета от 9 марта 1930 г.
7. О закрытии церквей бывш. Бобреневского монастыря, сел. Черкизово, сел. Мячково, погоста Старки, села Гололобова и села Коробчеево, Коломенского района и округа
Вследствие ходатайства президиума Коломенского окружного исполнительного комитета и Коломенского районного исполнительного комитета, а и также местного населения о закрытии церквей бывш. Бобреневского монастыря, сел. Черкизово, сел. Мячково, погоста Старки, села Гололобова и села Коробчеево, Коломенского района и округа и использовании их помещений в культурно-просветительных целях и принимая во внимание, что от содержания первых трех культовых зданий верующие отказались и что все испрашиваемые здания церковные здания пригодны для указанной цели, руководствуясь постановлениями ВЦИК и СНК от 8.04. 1929 г. «о религиозных объединениях» (Сводом узаконений № 35, 1929 г.), все вышеуказанные церкви закрыть и здания их после сфотографирования передать Коломенскому районному исполнительному комитету для использования в культурно-просветительских целях, а с предметами религиозного культа поступить, согласно приведенному постановлению от 08.04.29.
В случае жалобы верующих во ВЦИК (в двухнедельный срок со дня объявления настоящего постановления) ликвидация церквей может быть произведена не ранее рассмотрения жалобы ВЦИК-ом.
Закрытие Федоровского храма (1940 г.)
Постановление исполнительного комитета Московского областного совета № 1131/11 от 5 октября 1940 г.
Учитывая, что церковь в с. Бобренево бездействует в течение трех лет, разрешить исполкому Коломенского райсовета церковь села Бобренева закрыть, а здание переоборудовать под кинотеатр.

 

СТРАХОВОЕ ДЕЛО
Приведём ещё один документ по истории Петропавловского храма г. Коломны. Это страховая опись за 1910 год.
Июля 29 дня 1910 г., мы, нижеподписавшиеся, производили оценку строений, принадлежащих Петропавловской кладбищенской в городе Коломне церкви, первого благочиния Коломенского уезда Московской епархии.
При осмотре строений оказалось, что Петропавловской кладбищенской церкви принадлежат нижеследующие строения:
1. Петропавловская на кладбище церковь каменная, покрыта железом, внутри отштукатурена и расписана картинною живописью.
Длина церкви 18 саж.* 1 ¼ саж. наибольшая ширина 11 саж. 1 ½ аршин, ** высота доверху карниза 3 саж. 1 аршин. На церкви имеются: одна большая глава и 7 малых. Окон больших 20, малых 6.
Дверей наружных двухстворчатых: железных 3, деревянных 3, внутренних двухстворчатых деревянных со стеклами 2, одностворчатых деревянных глухих 3, в подвале под церковью 2 деревянных двухстворчатых дверей. Оценена в 10000 руб. ***
Иконостасов 3: в главной церкви иконостас имеет 4 саж. ширины и 4 саж. ½ аршин высоты. Оценен в 7200 руб.
В приделах два иконостаса с заворотами: каждый по 5 саж. 1 аршин 10 вершков ширины и по 2 саж. 1 аршин 8 вершков высоты. Оценен в 6400 руб.
Церковь отапливается одной духовой печью, находящейся под церковью в подвале.
Главный храм построен в 1775 г. , приделы построены в 1901 г. Строение хорошо сохранилось. 30000 руб.
2. Колокольня каменная, покрыта железом, в один ярус, вышина до верху карниза 10 саж. 1 аршин, длина и ширина по 4 саж. 1 ¼ аршина, находится отдельно от церкви в 6 саж. 1 аршине 10 вершках, при входе на кладбище, с проездными железными воротами под ней. Построена в 1890 г. Строение сохранилось хорошо. 5000 руб.
Ближайшая к сей церкви постройка: городской каменный, одноэтажный, крытый железом дом – богадельня находится с западной стороны от церкви в 5 саж. 2 аршинах.
3. Церковный дом для помещения церковных строений, находится на кладбище, каменный, двухэтажный, покрыт железом, внутри отштукатурен, вышина его 6 аршин 8 вершков, длина 13 аршин, ширина 10 аршин 13 вершков. Окон с двойными рамами 14, каждое вышиной 1 аршин 1 вершок, шириной 1 аршин, дверей одностворчатых 2, русских печей с подтопками 2. При доме крытое железом крыльцо вышиной в 2 этажа, длиной 10 аршин, шириной 2 ¾ аршина. Дом построен в 1860 г., сохранился хорошо. 1900 руб.
4. К дому пристроен дощатый сарай для дров, крытый тесом, шириной 6 аршин, длиной 12 аршин. Построен в 1860 г. Строение ветхое. 100 руб.
Дома, находящиеся на церковной земле, по Воздвиженской улице, для проживания причта.
5. Двухэтажный, смешенный, низ каменный высотою в 2 аршина 1 вершок, верх деревянный высотою 4 аршина 12 вершок, покрытый железом, длина и ширина дома по 12 аршин. Всех окон с двойными рамами в верхнем этаже 9, вышиной по 2 аршина 1 вершок, шириной 1 аршин 2 вершка.
В нижнем этаже окон 7, вышиной по 1 аршину 1 вершок, шириной 14 вершков.
Дверей в верхнем этаже двухстворчатых 2, одностворчатых 3, печей – 1 голландская. 2500 руб.
а) При доме сарай для дров и ледники из досок, крытые тесом, с правой стороны дома, длиной 10 аршин, шириной 6 аршин, построен в 1880 г., строение ветхое, 40 руб.
б) С левой стороны дома, длиной 4 саж. 2 аршина 13 вершков, шириной 7 аршин. Построено в 1880 г., строение ветхое, 100 руб.
6. Одноэтажный, деревянный, крытый железом дом, длиной 5 аж., шириной 10 аршин, вышиной 5 аршин 11 вершков. В нем окон с двойными рамами 9. Дверей двухстворчатых 2. Одностворчатых 4. Печей русских 1, голландская 1. Поострен в 1890 г. При доме с обеих сторон тесовые ворота и калитка. Строение сохранилось хорошо. 1700 руб.
а) При доме сарай для дворов из досок, покрыт тесом, длиной 4 саж. шириной 7 аршин. Построен в 1880 г., строение ветхое, 100 руб.
7. Дом одноэтажный деревянный, крытый железом, длиной 8 саж., шириною 4 саж.,. в вышину 5 аршин 13 вершков. Окон с двойными рамами 13, высота их 2 аршина 6 вершков, ширина 1 аршин 8 вершков. Дверей двухстворчатых 4, одностворчатых 10, печей русских 2, голландских 2. Построен в 1908 г. При доме с обеих сторон ворота и калитка. Сохранилось хорошо. 3 850 руб.
а) При доме сарай и ледник из досок, покрытый железом, длиной 6 саж. 13 вершков, шириной 5 ½ аршина. Построен в 1908 г., сохранился хорошо.
Оценен в 200 руб.
Историческая справка
*Сажень – русская единица измерения длины, соответствует 2,16 метров.
**Аршин – русская единица измерения длины, соответствует 0,7 метра.
***Примерный курс рубля Российской Империи в ценах 1910 г. и рубля Российской Федерации в ценах 2014 г. – 1:1000
Все материалы на этой полосе подготовил С.КОЛОУХИН
 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР
(Продолжение. Начало в № 7)
БОГОСЛОВСКАЯ ЦЕРКОВЬ
Если говорить о первоначальной истории святыни, то она восходит к старинному деревянному храму на территории Коломенского кремля. В начале XVIII века в нём священствовали:
Тимофей Васильев (1737-41) и его наследник иерей Павел Тимофеев (1746-50), который перед священнической хиротонией прослужил несколько лет диаконом в этом же храме. А до него место настоятеля занимал его брат, Прокофий Тимофеев (1742-46).
По неизвестным пока причинам, престол решено было перенести из кремля на Торг. Строительство продолжалось долго – с 1733 года по 1756-й.
В XVIII столетии храм Иоанна Богослова значительно отличался от того торжественного и величественного вида, к которому мы ныне привыкли. Это была небольшая церковь эпохи барокко. Торговые ряды и звонница около неё имели совсем другой облик.
Церковь была освящена в середине века, и здесь служили следующие священники.
Сначала это был отец Сергий Петров (1750-58). Затем сюда поступил Иаков Тимофеев (1758-70). Он был извержен из сана Коломенским владыкой Феодосием (Михайловским) за недостойные священника интриги. Место его занял Стефан Прокофьев (1771-76), ранее служивший здесь диаконом (против него и были направлены козни предшественника). Затем здесь служил дядя святителя Филарета, родной брат его отца – иерей Иоанн Лосев (?)  В конце столетия тут священствовал Стефан Тимофеев (1794-98).
Настоятели Богословской церкви XIX века состояли в близком родстве с митрополитом Филаретом. Семен Иванович Лосев, поступил в настоятели Богословской церкви из диаконов коломенского Успенского собора в 1798 году. Он приходился Московскому владыке кузеном по отцу. Следующий за ним Яков Васильевич Платонов (1817-21) был кузеном Филарету по матери. Филипп Васильевич Глаголев (1829-43) приходился родным братом Якову Платонову (они – сыновья тётки Филарета Марины Никитичны и Борисоглебского священника Василия Кирилловича). Между братьями храм возглавляли муж племянницы Филарета, Дмитрий Алексеевич Рождественский, (1822-26) и свояк его брата, Иван Яковлевич Смирнов (1826-29). Оба после непродолжительной службы в храме были переведены в Москву. После Филиппа настоятелем Богословской церкви был муж внучатой племянницы зятя Филарета (Иродиона Сергиевского), Иосиф Васильевич Покровский (1843-50). При нём завершилось в основном формирование великолепного храмового ансамбля. Храм был торжественно освящён самим владыкой Московским и Коломенским Филаретом 28 августа 1848 года.
Кузены Яков и Филипп часто упоминаются в письмах Филарета, причём далеко не в лучшем свете. В 1814 году, немного недоучившись, Яков бросил Троицкую семинарию. Филарет пристроил его диаконом к Троицкой в Зубове церкви в Москве, а по смерти Семена Лосева перевел в Коломну. Филипп, поставленный в Богословскую церковь сразу по окончании Вифанской семинарии, многократно просился в Москву. И вообще нередко доставлял митрополиту огорчения. Вот, например, Резолюция №3859 от 1832 года:  «На прошении священника Иоанно-Богословской, г. Коломны, церкви Филиппа Васильева о разрешении из суммы, собираемой около 4.000 руб. с церковных лавок, сколько-нибудь отделять ежегодно на его содержание, по бедности его, на что прихожане не соглашаются; иначе он принужден будет просить себе другого места: «Духовное Правление имеет объявить просителю, что, естьли он подлинно нуждается, то должен изъяснить сие прихожанам, и просьбу сего рода принести с их согласием: а иначе удовлетворение просьбы его могло бы привести его в несогласие с прихожанами, вредное для его служения; да и начальству просьба его без прихожан подает мысли, что или он не нуждается, или не умел приобресть доброе расположение прихожан; и такой человек напрасно грозит, что будет просить другого места; по всей вероятности, не дадут».
В 1834 году митрополит оправдывается перед матерью: «Филиппа удовлетворить желаю, но места нельзя сотворить, когда его нет». В начале 40-х годов в Клировой ведомости Филипп характеризуется отрицательно: «Нравом строптив. От сказывания проповедей уволен по собственной просьбе. По доношению благочинного от 15 июня 1840 г. о буйстве и бесчинии его в церкви состоит под судом».
На примере богословских настоятелей можно проследить практику образования фамилий в духовенстве в конце XVIII – начале XIX вв. Семен Иванович Лосев – племянник (сын брата отца) Михаила Федоровича Дроздова. Зооморфные фамилии они, скорее всего, получили при поступлении в семинарию. Михаил старше. То, что фамилии разные, свидетельствует в пользу того, что они не родовые.
Кузен Филарета, Яков Васильевич, поступал в семинарию с фамилией «Борисоглебский» – по церкви, в которой служил его отец. Фамилия «Платонов», с которой он кончал семинарию, свидетельствует о том, что он был «на коште» митрополита Платона. Судя по письмам Филарета, Яков учился неважно, так что к «Платоникам», в смысле наилучших учеников, единственных на курсе, удостоенных стипендии митр. Платона (Гиляров-Платонов – ярчайший образец), его вряд ли можно отнести. Семинаристов с фамилией «Платонов» в конце XVIII века было много больше, чем Платоников.
Родной брат Якова, Филипп, и в семинарии и позднее имел фамилию «Глаголев». Не сохранилась фамилия и у потомков Якова Васильевича. Его сын, Александр Яковлевич Мельгунов, по окончании Московской семинарии служил учителем Перервинского духовного училища, а затем был столоначальником консистории. Интересно, что дочь Якова Васильевича Платонова в списках поступивших и окончивших Александровское училище фигурирует как Елизавета Васильева (ученицы писались под фамилиями). В то же время в надгробной надписи его вдовы на Пятницком кладбище она значится как Платонова Екатерина Яковлевна.
Диакон Богословского храма, Петр Григорьевич Добров (1839-52), приходился зятем никитскому священнику Петру Никитскому. О нём многое можно найти в воспоминаниях Н.П.Гилярова-Платонова.  
Богословский пономарь Петр Иванович Никольский (1836-44) происходил из села Дарищи. Его отец, пономарь Никольской церкви Иван Лазаревич, носил фамилию «Дарищенский». Диакон Богословской церкви, Павел Афанасьевич Никольский (1852-1911), приходился Петру Ивановичу племянником.
Во второй половине XIX столетия здесь служили Андрей Иванович Смирнов (1874-1891) и отец Алексий Карташёв (1891-1905). Им наследовал Николай Андреевич Соколов, пришедший на это место из клира Успенского кафедрального собора. Начиналось новое Смутное время…
Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

КОЛОМЕНСКИЙ КЛИР

Архангельская церковь

Старинные архивы часто дают поистине бесценный материал по церковной истории. Особая тема – священнические династии. Сегодня мы как-то забыли о том, что в дореволюционной России священническое сословие представляло собой достаточно замкнутую группу. Следить за тем, как одно поколение священников на приходе сменяет другое, узнавать особенности тогдашнего церковного обихода – дело и полезное, и поучительное. Будем надеяться, что наши исследования пригодятся всем, кто неравнодушен к церковной летописи Коломны. А начнём мы с самого, пожалуй, большого храма Старого города.
АРХАНГЕЛЬСКАЯ ЦЕРКОВЬ
В Архангельской церкви, не той, к которой мы привыкли, а гораздо более скромной, которая лишь со временем разрастётся в грандиозное творение Фёдора Шестакова, в XIX веке настоятелями были выходцы из села Горы.
Первый из них – Пётр Софронович Горский – был назначен в Архангельский храм сразу после окончания полного курса Коломенской семинарии в 1795 году. Его сменил муж внучки и в то же время внук троюродного брата – Фёдор Иванович Розов. Фёдору Ивановичу наследовал его сын, Николай Фёдорович Розов, который служил там до начала XX века.
Фамилия основателя династии вполне логично образована от названия родного села. Его троюродный брат, дед Фёдора Ивановича Прохор Никифорович Сергиевский, звался по храму. Типичная «семинарская» фамилия «Розов» была не только у его внуков, но и внучатых племянников.
Пётр Горский был одним из наиболее значимых священников города: он был благочинным (1800-18), в 1828-44 годах он – член Коломенского духовного правления. О его деятельности вспоминает Н.П.Гиляров-Платонов: «протоиерей Пётр Софроныч строго следил за соблюдением прадедовского обычая. Он будет таскать за вихры, морить на коленах в церкви, замучит земными поклонами, если бы нашелся дерзкий, бреющий бороду, стригущий волосы, да притом в сюртуке только до колен… …он и экзаменовал-то, держа книгу ("Катехизис") в руках, и следил пальцем, верно ли вызубрено».
Суровость отца Петра к семинаристам, рассказанная Гиляровым в характерном утрированном стиле, свидетельствует о строгом соблюдении православного обихода. Не случайно он был назначен благочинным!
В Клировой ведомости 1838 г. о Петре Софроновиче говорится: «был соборным протоиереем и ректором училища».
Сын Петра Горского, Иван Петрович Горский, служил диаконом в Московском Никольском храме в Кузнецах. Есть достаточно оснований полагать, что выдающийся русский библеист Павел Иванович Горский-Платонов был его сыном. В биографии последнего указывается, что он был сыном диакона, родился в Москве, добавим к этому отчество, фамилию (достаточно редкую), время рождения и имя – по деду.
Любопытна Резолюция №3971 от 7 сентября 1832 года, касающаяся Фёдора Ивановича Розова: «на прошении священно-церковнослужителей Сергиевской, села Гор, церкви, Коломенского уезда, храмоздателя крестьянина Антипы Памфилова и других прихожан об определении к сей церкви дьячка Знаменской, села Знаменскаго-Давыдова, церкви Дмитрия Иванова на место ученика низшего отделения коломенского духовного училища Феодора Иванова Розова, который по малолетству и учебным занятиям не может отправлять службу: Консистории учинить следующее.
1) Об избираемом представить справку. 2) О предоставлении места представить дело. 3) С прискорбием усматривается в прошении враждебное против малолетнего расположение храмоустроителя, который за него угрожал оставить церковь без устроения, не разсудя, что произносит угрозу против своей души, поелику для блага своей души должен делать то, что делает для церкви. А еще более неприлично то, что священник вместо должного увещания прихожанам оставить сию враждебную и неправильную угрозу сам согласился на сие враждебное прошение и подписал оное. За сие велеть священнику в епитимию положить сто поклонов в коломенском соборе, и сделать ему в духовном Правлении увещание, как ему поступать прилично и прихожан к добру руководствовать. О сем послать в коломенское духовное Правление указ, не ожидая окончания сего дела».
Уточним некоторые детали, касающиеся этой Резолюции. Достаточно распространенной была практика, когда ученик училища совмещал обучение со службой дьячком на родине. В случае села Горы расстояние до Коломны значительно – 30 километров. Интересно, как это ему удавалось?
Отец Фёдора Розова в 1832 г. служил дьячком в соседнем Введенском храме, в Сергиевской церкви диаконом служил родственник Яков Введенский. А вот тамошний настоятель, Григорий Мартиновский, был из другого рода. Пономарём в храме служил его племянник, Василий Никифорович Знаменский, переведённый в Горы из того же Давыдова. «Избираемый» Дмитрий Иванович Никольский был, как минимум, знакомым, а скорее всего родственником настоятелю.

Наталья МАРКОВА
(Продолжение следует)

 

БЛАГОВЕЩЕНСКИЙ ХРАМ ЗАРАЙСКА

Благовещенский храм Зарайска

В Смутные времена XVII века Зарайск, как и Рязань, был одним из форпостов национально-освободительного движения против польско-литовских интервентов.
Весной 1608 года Зарайск захватил отряд польского авантюриста полковника А.Лисовского. Когда в Рязани узнали об этом событии, то немедленно послали рязанские и арзамасские войска отбивать город у врага. Рязанским ополчением командовал Захарий Петрович Ляпунов, брат знаменитого рязанского воеводы, вождя первого (рязанского) народного ополчения Прокопия Ляпунова, арзамасским – князь Иван Андреевич Хованский.
30 марта 1608 года в пригороде Зарайска, на Михайловской улице, развернулось скоротечное ожесточенное сражение. Вот как описывает битву под Зарайском историк В.Берг: «Приидеже под Зарайский город полковник Лисовский с литовскими людьми и русскими воры и град Зарайск взяли. В Переславле же Рязанском слыша воеводы, что Зарайский город литовские люди взяли и послаша под Зарайский город ратных людей, воевода с ними был Захарий Ляпунов и приидоша под Зарайский город. Лисовский же, вышед из Зарайска, московских людей поби на голову и многих живых пойма; единых бо арзамазцев убиша на том бою триста человек. Трупы же их Лисовский велел похороните в одноместно – в яму, и сдела ту над ними для своей славы курган
Велий, и тот курган стоит до днесь».
В первые минуты боя управление войском было потеряно: рязанский воевода Захарий Ляпунов получил тяжелое ранение – его даже посчитали убитым. Многократное превосходство в живой силе позволило Лисовскому нанести жестокое поражение русским ополченцам. Арзамассцев в этой битве погибло триста человек, а рязанцев – неведомо сколько. Трагическая попытка освобождения города в этот раз не увенчалась успехом, но на следующий, 1609 год, Прокопий Ляпунов выбил противника из Зарайска и поставил деревянный крест на кургане. С этого времени, вероятно, и началось почитание памяти павших героев. Долгое время родные и близкие храбрых воинов приезжали на памятный курган, чтобы отдать дань памяти и уважения подвигу своих земляков.
В 1614 году рядом с курганом «по челобитью чернослободцких тяглых людей Сенки Казанца с товарищи по благословению архиепископа Рязанского Феодорита» воздвигли деревянную церковь во имя иконы Благовещенья Пресвятой Богородицы. По преданию, этот образ находился в арзамасском ополчении.  
По окладной книге 1676 года, в приходе значилось только 14 дворов посадских людей, о самой церкви сказано, что она "стоит пуста, а приходом владеют Троицкий поп Елисей да Спасской поп Федот".
Деревянный храм существовал почти до конца XVIII века. Его разобрали, иконостас был продан в село Кобыльское.
Каменный ныне существующий храм Благовещенья с приделами Михаила Архангела и преподобного Сергия Радонежского начал строиться в 1777 г. на средства купцов Салтычёвых, окончен в начале XIX века. В 1825 г. возведена отдельно стоящая колокольня. В 1863 г. она была соединена с храмом после перестройки трапезной, увеличенной в длину. В главном храме сохранился иконостас с образами конца XVIII в., в трапезной иконостасы второй  половины XIX в.
В храме отпевали священника, педагога и историка Ивана Васильевича Добролюбова, последние годы жизни он провел в этом приходе. В Благовещенском храме крестили будущего знаменитого скульптора Анну Семёновну Голубкину. На могиле арзамасцев в 1880 г. полковником Александром Аполлоновичем Мариным  поставлен чугунный памятник.
В советское время храм оставался в районе единственным действующим. Сюда передавались иконы из некоторых закрытых и уничтоженных зарайских церквей. Так в 1960-х годах прихожанка Пелагия Костюхина передала храмовую икону Божией Матери "Взыскание погибших" и чудотворный напрестольный крест из церкви Рождества Христова села Пронюхлово.
Почитаемая местная реликвия – памятная хоругвь с иконой Благовещения Пресвятой Богородицы, преподнесённая жителями Арзамаса в честь 300-летия Зарайской битвы, и икона Николы Зарайского в старинном окладе.
Известны имена некоторых священников и настоятелей Благовещенской церкви:
Николай Соллертинский (1833 - 14 апреля 1864);
Василий Денисов (26 августа 1864 - 1887);
Сергей Субботин (упом. 1898 - упом. 1914);
Георгий Щеглов (1962 - 26 октября 1992);
Валерий Романов (1992 - 25 августа 2011), с 25 августа 2011 по 15 декабря 2014   – почётный настоятель;
Дионисий Утенков (с 25 августа 2011).
Тридцать лет настоятелем храма был протоиерей Георгий Щеглов (1936-92). Благодаря его усилиям возвращён верующим Никольский собор в Зарайском кремле, возродилась традиция крестных ходов к Белому Колодцу.  
Думается, богатая история зарайского Благовещенского храма не исчерпывается этой небольшой заметкой и ещё ожидает своего исследователя.
Подготовил И.АЛЕКСАНДРОВ

 

РОДНЯ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛАРЕТА
На коломенских приходах
В своих письмах к родным святитель Филарет (Дроздов) нередко обсуждал проблемы устройства членов семьи. Не всегда удавалось пристроить к месту очередного кандидата: «Беда мне с просьбами и своих и не меньше чужих»! Тем не менее, в первой половине XIX века, как писал об этом Н.П.Гиляров-Платонов: «Коломенское духовенство кишело тогда родными владыки». Хорошо известна роль семьи Филарета в Богоявленском и Троицком храмах. А вот о родне из других приходов речь пойдёт в этой заметке.
В Борисоглебском храме в 1797-1824 годах служил муж тётки Филарета, Марины Никитичны, Василий Кириллович. Он – сын священника Николаевской церкви села Павлова Одоевской округи. Окончил Коломенскую семинарию, служил в Успенском соборе и Крестовоздвиженской церкви Коломны. Отец Василий был членом Коломенского духовного правления, благочинным. Однако  в 1817 году он был  уволен из благочинных «за нетрезвый образ жизни». В 1823 году (после смерти Марины Никитичны в 1821 году) Филарет пишет родным: «Василию Кирилычу скажите, чтобы скорее шёл в монастырь, не затрудняя никого». В то время вдовые священники как правило принимали монашеский постриг.
На место отца Василия митрополит «сосватал» к его дочери выпускника Московской семинарии. Об этом он пишет родным: «с Порфирием Некрасовым соглашайтесь – 100 руб. ему обещанные посылаю». Надо отметить, что владыка всегда щедро помогал коломенской родне.  
Фактически сразу после назначения в Коломну, отец Порфирий начинает проситься в Москву. Филарет сетует: «Порфирий просится на место непраздное» (занятое). Наконец, в 1842 году батюшка был переведён в стольный град, к церкви Херсонских чудотворцев на Даниловском кладбище. Двое сыновей Марины Никитичны и Василия Кирилловича – Яков и Филипп – служили в Богословском храме Коломны.  Яков учился в Троицкой семинарии, поступив туда с фамилией Борисоглебский (по приходу отцовского храма). Затем он получил фамилию Платонов, что свидетельствует о стипендии имени митрополита Платона. С учёбой, однако, возникли проблемы, о чём регулярно писал Филарет родным. В 1814 году «Яков бросил семинарию». Некоторое время служил диаконом в Москве, а с 1817-го и по свою кончину в 1821 году – в церкви апостола Иоанна Богослова в Коломне.
Родной брат Якова Васильевича – Филипп, имел фамилию «Глаголев» (разные фамилии в одной священнической семье были скорее правилом, чем исключением). Он окончил Вифанскую семинарию в 1828 году по второму разряду. С 1829 по 1842 год служил в Богословской церкви. Тоже просился в Москву (из писем Филарета: «Филиппа удовлетворить желаю, но места нельзя сотворить, когда его нет»).  С ним не всё было ладно. Вот что сообщают Клировые ведомости: «Нравом строптив. От сказывания проповедей уволен по собственной просьбе. По доношению благочинного от 15 июня 1840 г. о буйстве и бесчинии его в церкви состоит под судом».
Между братьями в Богословской церкви служили Дмитрий Алексеевич Рождественский – муж племянницы  Филарета, Анны Иродионовны Сергиевской, и Иван Яковлевич Смирнов – свояк брата святителя, Никиты Михайловича Дроздова. Оба были переведены на приходы в Москву.
До Якова Васильевича с 1798 по 1817 год в Богословской церкви служил кузен Филарета по отцовской линии – сын дяди Ивана Федоровича – Симеон Иванович Лосев (не «Дроздов»!).
Дочку Симеона Ивановича, Марию, Филарет посватал за своего ученика по Троицкой семинарии, Феодора Семёновича Протопопова, который «в приданое»  получил должность настоятеля Вознесенской церкви в Коломне.  Это место с 1803 по 1816 гг. занимал старший зять Филарета – Иродион Степанович Сергиевский, перешедший по смерти тестя (Михаила Фёдоровича Дроздова, отца святителя) настоятелем в Успенский собор. В 1826-м Протопопов был переведён к церкви Пятницкого кладбища в Москве, где хоронили впоследствии всю московскую родню святителя. Значимость Феодора Семёновича для отечественной истории заключается не столько в его личных качествах, сколько в его внуке,  преподобном Алексии Зосимовском.
В Вознесенской церкви Протопопова сменил Иван Иванович Никольский – другой свояк Никиты Михайловича Дроздова и, кроме того, кузен младшего зятя Филарета, Григория Ивановича Богоявленского – так сильно были переплетены семейные связи в коломенском духовенстве.
Брат  Феодора Семёновича Протопопова Константин, а затем и зять последнего, Николай Розов, более полувека служили настоятелями в храме Николы Гостиного.  
В  Николаевской на Посаде церкви служили Николай Васильевич Богородский (муж племянницы,  Анны Иродионовны Сергиевской) и Иван Алексеевич Рождественский (брат Дмитрия Алексеевича Рождественского) – оба впоследствии переведены в Москву.
К назначениям священников Покровской церкви, представляющих без малого вековую династию, за исключением последнего, Филарет отношения не имел. В 1780-1805 годах там служил благочинный Василий Ефимович, его сменил сын, тесть Никиты Михайловича Дроздова Ксенофонт Васильевич Некрасов.
Филарет не раз выручал родственника. В частности, когда тот обращался с просьбою «о дозволении сыну его, Феодору Некрасову, обучавшемуся в Вифанской духовной семинарии и исключённого из последнего класса оной за сделанные им по легкомыслию нелепые поступки, докончить курс». Когда унаследовавший место отца Феодор отказался содержать родителей, ему в полной мере пришлось изведать справедливую суровость владыки. Филарет отрешил от должности строптивого священника, невзирая ни на какие семейные связи.
В Успенском соборе служило много родственников святителя. Обратим внимание лишь на некоторые факты. Кроме Иродиона Сергиевского в клир собора входили его братья: Алексей, Симеон, Иона – все они сыновья дьячка Трёхсвятительской церкви села Кобяково Стефана Ивановича. Служил в соборе и впоследствии переведённый в Москву племянник протоиерея Иродиона, Александр Алексеевич Сергиевский.
Василий Иванович Груздев, переведённый митрополитом из Костромы на место умершего Иродиона Сергиевского, был не только учеником святителя по Троицкой семинарии, но и родственником: его жена была сестрой мужа Варвары Иродионовны Сергиевской (а заодно Николая Федоровича Островского – отца драматурга).
*       *       *
Представленные сведения – выдержки из базы данных «Приходское духовенство Коломенской округи XVIII – начала XIX веков», содержащей информацию о трёх тысячах лиц духовного звания. Она охватывает (в большей или меньшей степени) около 100 приходов. Основные источники – документы Центрального исторического архива Москвы (Ревизские сказки, Клировые и Исповедные ведомости, Консисторские дела), а также материалы митрополита Филарета (переписка, резолюции и пр.) – всего около 1000 документов.
Надеюсь, этот материал послужит всем, кто интересуется церковным краеведением Коломны и Подмосковья.
Наталья МАРКОВА,
ведущий научный сотрудник Института проблем информатики РАН

 

ИЗЪЯТИЕ ЦЕННОСТЕЙ В ЛУХОВИЦКИХИХ ХРАМАХ
В 1922 г. советское правительство санкционировало проведение масштабной компании по изъятию церковных ценностей. Под предлогом борьбы с массовым голодом в Поволжье и других регионах, государство изымало хранившиеся в храмах предметы из драгоценных металлов. Не миновала эта участь и святыни Луховицкого края.
Напомним, что в то время земли и поселения будущего Луховицкого района не составляли какой-то единой административно-территориальной единицы и находились в составе Зарайского уезда Рязанской губернии РСФСР. С помощью наделённых мандатами уполномоченных, Зарайский исполнительный комитет уездного совета рабочих и крестьянских депутатов – местный орган советской власти, организовал проведение изъятия в апреле-мае 1922 г.
Документально подтверждается проведение акций по изъятию ценностей в 28 из 30 православных приходов Луховицкого края. Предположительно, общей участи избежали Иоанно-Богословский храм с. Матыра и кладбищенский Успенский храм с. Нижний Белоомут. Впрочем, ценности из последнего вполне могли быть учтены в общей сумме изъятого из Преображенской церкви с. Нижний Белоомут, к которой он был приписан.
Общий вес изъятого не всегда удовлетворял уполномоченных уездного исполкома, поэтому некоторые храмы обследовались повторно. Установлено, что экспроприация дважды проводилась в 9 храмах: Богородицерождественском с. Кончаково, Елизаветинском с. Горетово, Казанских с. Львова Слобода и с. Сушково, Никольском с. Полянки, Троицком с. Троицкие Борки, Христорождественском с. Григорьевское, Воскресенском и Троицком с. Дединово. Ещё три прихода прошли это испытание трижды (Никольский с. Городна, Воскресенский с. Ловцы, Воскресенский с. Любичи).
В луховицких церквях преимущественно изымались изделия из серебра, как самого распространенного металла, и гораздо реже – золото. Среди изъятого преобладали предметы литургического назначения – потиры и дискосы, дарохранительницы, дароносицы, напрестольные кресты. Золотые изделия забрали только из 6 церквей. Изъятые ювелирные предметы распиливались и превращались в золотой или серебряный лом.
В мае 1922 г. председатель Зарайского уездного исполнительного комитета А.Д.Брандин докладывал председателю Рязанского губернского исполнительного комитета И.Д.Дичеву: «Об изъятии церковных ценностей: работа по уезду протекает великолепно, на 1-ое мая изъято серебра свыше ста пудов, работу предполагается завершить к 15-ому мая, и есть предположение вообще изъять серебра до 120 пудов, золота не более фунта, есть драгоценные камни. Отношение населения пока лояльно к изъятию, хотя было несколько препятствий изъятию со стороны населения, но после разъяснения таковые устранялись, не более двух дел передано для расследования, где полностью уполномоченным изъять не удалось и замечено как бы подстрекательство духовенством, но в таковые общества члены подкомиссии выедут сами и закончат дальнейшее изъятие».    
После обработки статистических данных удалось установить общий вес реквизированных драгоценных металлов в современных единицах измерения. Таким образом, вес изъятого лома из серебра составил 2 193 кг 115 г, а золота – 76,9 г.
Вот данные по изъятому серебру (в килограммах). Богородицерождественский храм с. Кончаково – 753, Введенский храм с. Подлесная Слобода – 4 кг, Воскресенский храм с. Ловцы – 243, Воскресенский храм с. Любичи – 62 кг, Елизаветинский храм с. Горетово – 9,6 кг, Ильинский храм с. Озерицы – 1,98, Казанский храм с. Слемские Борки  – 1,97, Казанский храм с. Сушково – 8,3, Киро-Иоанновский храм с. Ловецкие Борки – 9, Никольский храм с. Городна – 8, Никольский храм с. Луховицы – 18, Никольский храм с. Полянки – 6,3, Покровский храм с. Гавриловское – 2,8, Преображенский храм с. Верхний Белоомут – 264, Преображенский храм с. Нижний Белоомут – 189, Трехсвятительский храм с. Верхний Белоомут – 45,5, Троицкий храм с. Погост Василия Великого – 1,6, Троицкий храм с. Троицкие Борки – 2,7, Христорождественский храм с. Григорьевское  – 11,3.
Казанский храм с. Алпатьево, Успенский храм с. Курово, Никольский храм с. Долгомостьево, Преображенский храм с. Буково-Горки, Христорождественский храм с. Нижнее Маслово – 22,4. Александро-Невский, Воскресенский, Троицкий, Казанский храмы с. Дединово – 525.
Вес изъятых золотых украшений: Воскресенский и Троицкий храмы с. Дединово – 35,4 г, Воскресенский храм с. Любичи – 7,1 г, Казанский храм с. Слемские Борки – 6 г, Преображенский храм с. Верхний Белоомут – 7,6 г, Христорождественский храм с. Григорьевское – 20,8 г.
Сергей КОЛОУХИН
По материалам ЦГАМО

 

 

ВЕЛИЧАЙШАЯ ТАЙНА ЦЕРКВИ
Несколько дней тому назад мы с вами по милости Божией вступили в новый церковный год, а ныне празднуем первый великий праздник годового богослужебного круга – Рождество Пресвятой Богородицы.
Для того чтобы понять смысл этого праздника, а вместе с ним и других праздников церковных, нам нужно прежде всего вспомнить, что церковная жизнь есть тайна, непостижимая для тех, кто находится вне Церкви.
Не случайно ведь самое важное в жизни Святой Церкви – её средоточие, через которое мы становимся причастниками благодати Божией, мы называем ТАИНСТВАМИ.
Сами мы своим тварным умом не могли бы постигнуть этой тайны церковной. Но Господь по Своей милости постепенно открывает её тем, кто живёт в Таинствах, кто припадает к этому источнику благодати и пьёт его живую воду.
В жизни церковной есть много тайн, но одна из них постоянно открывается верующим. Мы входим в общение с ней не только тогда, когда получаем благодатные дары через Таинства, но всякий раз, когда бываем в храме и участвуем в богослужении.
Впрочем, для многих из нас, верующих, тайна эта продолжает оставаться сокрытой. Для того, чтобы по-настоящему соприкоснуться с ней, нам нужно быть не простыми слушателями и зрителями того, что совершается в храме, но войти в опыт тех, кто были творцами богослужения и запечатлели его в составленных ими молитвах и песнопениях, начиная со времен апостольских, через мучеников и преподобных и кончая подвижниками нашего времени.
Творцы богослужения, в полном согласии со всеми отцами и учителями Церкви, говорят нам о том, что человек создан для Вечной жизни, что подлинной стихией, в которой только и может жить его душа, является вечность.
Когда мы погребаем наших усопших и молимся об упокоении их душ, мы просим, чтобы Господь сотворил им вечную память. Но эта молитва может относиться и к нам, живущим ещё на земле, потому что и мы нуждаемся в том, чтобы Господь имел нас в Своей Вечной Памяти: ведь цель нашей жизни и есть приобщение к вечности. Поэтому самое лучшее и ценное пожелание церковное есть пожелание вечной памяти.
А мы постоянно забываем об этом. Отягощенные заботами житейскими и омрачённые временными обстоятельствами нашей жизни, мы забываем о том, для чего созданы, забываем о вечности, в которой живёт лишь то, что сотворено Господом, – ДОБРОДЕТЕЛЬ.
Все же остальное отметается и бросается в огонь – во тьму внешнюю. Нам только кажется, что оно существует, а на самом деле, как говорит один святой отец: "В начале не было зла, потому что и теперь нет его во святых и для них оно вовсе не существует".
Воистину существует только жизнь в Боге и то, что идёт по пути стяжания Царства Божия в нас.
Святые отцы говорят нам, что человек создан по образу и подобию Божию, что он есть венец природы и царь всей видимой твари и вместе с тем сотаинник Божией благодати. Они учат, что телом своим человек связан со всей земной тварью, потому что тело это Господь создал, персть взем от земли (Быт.2,7), а своей душой он соединен с Горним ангельским миром. Человек стоит на грани двух миров – земного и Небесного. "В творении его, – говорит Григорий Богослов, – художническое слово созидает живое существо, в котором приведены в единство невидимая и видимая природа; созидает, из сотворенного уже вещества взяв тело и от Себя вложив жизнь, поставляет на землю иного Ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, таинника твари умосозерцательной".
Но созданный по образу Божию и поставленный Господом на грани двух миров человек не выполнил своего предназначения: он согрешил, отпав от Бога, а через него и весь видимый мир, венцом которого он является, стал отходить от Господа. Тогда на землю явился Сын Божий, Который Своею смертью упразднил смерть и Своим Воскресением открыл нам путь к Вечной жизни. Он даровал и нам вечную память, и не только нам – верящим в Него, но и всей видимой твари.
Поэтому задача человека состоит в том, чтобы, очищая от греха свою душу, поднять и одухотворить также и вещество, из которого создано его тело, сделав его достойной обителью бессмертной души. Святые отцы говорят, что в день последнего воскресения предстанут пред Господом не только наши души, но вместе с ними и наши воскресшие тела. И в этой земной жизни, в своём восхождении к Богу человек может идти только путём, который указан ему Господом, поставившим его на грани двух миров. Только в общении с этими обоими мирами и вместе с ними может человек здесь, на земле, служить Богу. Об этом нам постоянно напоминает Святая Церковь в своём богослужении.
Недавно мы с вами совершали новогоднюю службу. Мы приносили в этот день хвалу Господу не только от себя, но и от всего мира видимого и невидимого, с которым мы соединены по телу и по душе.
Об этом ясно говорится в каноне этого дня: Вся дела Твоя, Господи, небеса, земля, свет и море, воды и вси источницы, солнце же, луна и тьма, звезды, огнь, человецы и скоти, со ангелы восхваляют Тя.  
Тот, кто верит, что слова эти соответствуют действительности и что в богослужении мы воистину соединяемся с обоими мирами, тот понимает, какая великая тайна заключена в православном богослужении.
Тайна эта состоит не только в том, что здесь уничтожается грань между человеком и всею тварью – небесною и земною, грань, которую мы так ясно ощущаем, живя в этом привременном мире, но также и в том, что через богослужение мы преодолеваем и самые границы времени текущего естества и входим в мир вечности. Стало быть, в богослужении нет ничего временного, но всё живёт в вечности.
Обычно смысл празднования того или иного события из жизни Иисуса Христа или Божией Матери мы видим в том, чтобы пойти в храм, прослушать там Евангелие и песнопения, рассказывающие о событиях, совершившихся когда-то очень давно, вспомнить об этих событиях. Так можем мы отнестись и к сегодняшнему празднику. Церковное предание говорит нам о том, что около 2000 лет тому назад Пресвятая Дева родилась в галилейском городе Назарете от престарелых родителей – праведных Иоакима и Анны. Оно повествует, что Своим рождением Дева Мария разрешила узы их неплодства и доставила им великую радость. Об этом рассказывают нам песнопения сегодняшнего дня, и, по-видимому, весь смысл праздника сводится к тому, чтобы вспомнить об этих событиях.
Но если мы обратимся к тексту самих песнопений и постараемся вникнуть в смысл того, что говорят их творцы, то убедимся, что такое отношение к празднику свойственно только людям внешним, не понимающим тайн церковной жизни. В действительности песнопения праздника говорят совсем иное. В стихирах сегодняшней вечерни мы слышали: Днесь неплодная врата отверзаются и дверь девическая Божественная предгрядет... Днесь всемирных радости провозвещение, днесь возвеяша ветри, спасения провозвестницы, естества нашего разрешается неплодство, и наконец: Днесь неплодная Анна рождает Богоотроковицу. Что же означает это днесь? (днесь разрешается неплодство, днесь Анна раждает Богоотроковицу). Есть ли это только приёмы образной, поэтической речи или в этих словах заключается какой-то иной смысл?
Если рассуждать с точки зрения мудрости века сего, то утверждение реального смысла этих слов является безумием. Ведь всё это совершилось когда-то очень давно. Но для тех, кто мудрствует духовная (см.: Рим.8 5), всё, что совершилось нас ради человек и нашего ради спасения не только произошло во времени, но и в вечности пребывает.
Поэтому, когда мы слышим сегодня, что ныне Дева Чистая от Анны происходит, – нам открываются врата вечности.
Богослужение сегодняшнего дня говорит нам о том, что рождение Пресвятой Девы было радостью не только для Её родителей и родственников, живших в Назарете, но стало всемирною радостью, что оно разрешило неплодство не только святых праведных Иоакима и Анны, но в нём естества нашего разрешается неплодство и рождается плод живоносен миру.
Богослужение открывает нам, что Рождество Богородицы имело значение не только для живших в те дни в Назарете, но совершилось нас ради человек и нашего ради спасения, что с рождением Ее жизни рождается днесь мост, вводящий нас в вечность.
Прославляя Господа, мы каждое славословие заканчиваем словами: ныне и присно и во веки веков. Этими словами Святая Церковь говорит нам о том, что богослужение, которое мы совершаем ныне, будет совершаться и присно и во веки веков, потому что уже и сейчас оно совершается в вечности и приобщает нас к Вечной жизни.
В этом и заключается великая тайна богослужения, которую открывает нам Святая Церковь.
Отнимите от богослужения его сокровенный смысл, заключённый в словах ныне и присно и во веки веков, и для нас закроется текущий в нём источник Вечной жизни, вы навсегда останетесь оторванными от того, что было и ушло в безвозвратное прошлое, ибо никто из людей не может присутствовать при рождении своей матери или своего отца. Но мы знаем, что лучшие из наших подвижников, те, которые были творцами богослужебных песнопений и канонов, пили из этого источника Вечной жизни. Они на опыте познали, что богослужение открывает нам познание вечности.
И для нас, грешных, самое главное (и об этом нужно помнить всегда) заключается в том, чтобы прикоснуться к этому источнику познания, который открывается нам через тайну богослужения.
А для этого, пока ещё вы здесь, на земле, с верою, благоговением и страхом Божиим воспринимайте все то, что вы видите и слышите в храме, – всё, что совершается, поется, читается за богослужением.
И когда мы снова ныне входим в годовой круг богослужения, будем помнить, КТО мы и к ЧЕМУ ПРИЗВАНЫ.
И по мере вхождения в него нам будет всё больше открываться великая тайна вечности.
Святая Церковь верит, что мы не одни совершаем богослужение, что вместе с нами молятся и славословят Господа Ангельские Силы и вся Небесная Церковь. Ныне Силы Небесные с нами невидимо служат, – воспеваем мы Великим постом на Преждеосвященных литургиях.
И не только в эти великие дни, но и во все дни церковного года, за каждой литургией, перед малым входом, священник молится: Сотвори со входом нашим входу святых ангелов быти, сослужащих нам и славословящих Твою благость. Именно отсюда, из этого соприсутствия и сослужения с нами уже достигших вечности и живущих вечной жизнью в Господе ангелов и святых, рождается и в нас стремление в вечность.
Поэтому во время Божественной литургии священник после принесения Господу благодарственной службы о всех святых и изрядно о Пресвятей, Пречистой, Преблагословенней Славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии поминает живых и усопших и молится, чтобы Господь помянул их в Царствии Своем, то есть приобщил их к Вечной Своей Памяти, которая и есть Царство Божие.
Из этого нам должно быть ясно, что совершаемое здесь, на земле, богослужение есть не что иное, как последовательное раскрытие во времени тайн вечности. А для каждого из нас, верующих, оно есть путь, ведущий нас к вечной жизни.
Поэтому и праздники церковные представляют собою не случайное собрание памятных дней, но сияющие в нашем временном мире точки вечности, прохождение через которые подчиняется неизменному духовному порядку. Точки эти сменяют друг друга в определенной последовательности, они связаны друг с другом, как ступени единой лестницы духовного восхождения, так что, стоя на одной из них, мы уже видим свет, озаряющий нас с другой ступени. Вот и сегодня – чтение канона сопровождается пением Воздвиженской катавасии «Крест начертав Моисей». Казалось бы, она не имеет отношения к сегодняшнему дню, но на самом деле это не так. Она говорит нам о неразрывной духовной связи следующих друг за другом церковных праздников.
Это свет Воздвижения, который озаряет нас издалека, так что уже сегодня мы начинаем входить в него.
Тайна богослужения есть величайшая из тайн Церкви. Сами мы не можем сразу постигнуть её. Но мы знаем, что она была открыта величайшими из угодников Божиих. Поэтому, входя в их опыт через те молитвы и песнопения, в которых они его запечатлели, прося их помощи и молитв за нас грешных, можем и мы постепенно начать прикасаться к этой великой тайне.
И по мере того, как через это будут в нас рождаться и возрастать элементы вечности, мы по-иному, чем теперь, будем относиться и к нашей временной жизни. Мы поймём тогда, что она есть только путь, ведущий нас от дольнего к горнему, от временного к вечному.
И тогда, уходя из этой жизни, мы, может быть, сподобимся Вечного Царства, уготованного Господом для тех, кто уже здесь, на земле, начал входить в Его Вечную Память, которая есть величайшее достижение для человека, идущего от дольнего к горнему.
Священномученик Сергий Мечев

ПОЖАР 1792 ГОДА
Не секрет, что с древних времён пожары были одними из самых страшных и опустошительных бедствий для русских городов. О них сообщают летописи и предания. Не так давно в Центральном государственном архиве Москвы удалось обнаружить рапорт коломенского благочинного о последствиях пожара на Посаде 14 сентября 1792 г. Приведём его текст дословно.
Великому Господину Преосвященному Афанасию, Епископу Коломенскому и Тульскому
Города Коломны со опрячась от благочинаго Покровского священника Василия Евфимьева
Покорнейший рапорт
Сего сентября 14 дня в дневные часы по воли Божией в здешнем городе между купеческих домов погорели нижеследующие церкви, а имянно:
1-я Покровская, из которой Иконостас и образа вынесены, престолы же как в настоящей так и предельной сгорели, а утварь ризница и книги целы, точию мало некоторых вещей не находится, с колокольни от жара один колокол упавши раскололся.
2-я Симеона Богоприимца, в ней кроме оставшагося напрестольного серебряного  жемчугом обнизанного  креста и кадила серебряного, также некоторой части ризницы; сосудов и денег 25 рублей, Иконостас, святые образа, кроме храмового, престолы, книги и утварь все погорело.
3-я Воскресенская, что на посаде, на коей в настоящей крышка (т.е. крыша – авт.) железная распаялась, на Приделе  и Трапезе деревянная сгорела, впрочем, как иконостас, так и вся утварь остались невредимы, на колокольне два колокола  от жара упав разбились
4-я Рождественская, на коей крышка деревянная вся сгорела. Престолы же и вся утварь целы.
5-я Воздвиженская, на коей вся крышка сгорела, иконостас в придельной сломан, а в настоящей весь цел, с Престола одежда снята, а срачицы все целы, ризница и вся утварь целы остались.
Сколько же при каждой церкви, как священноцерковнослужительских, так и приходских  жилых и постоялых дворов и лавок погорело при сем прилагаю  ведомость о чем Вашему Преосвященству сим за известие покорнейше рапортую
Благочинный Покровской церкви Василий Евфимьев
сентября 17 дня 1792 года
Из рапорта очевидно, что бедствие произошло днём, поэтому, слава Богу, обошлось без жертв. Площадь пожара была значительной: от храма Рождества Христова на Посаде до Крестовоздвиженской церкви в Кремле.
*       *       *

Далее к рапорту прилагался «Реестр, что у приходских людей сгорело жилых и постоялых дворов, лавок и харчевен». В нём указывались имена прихожан-погорельцев коломенских храмов и количество утраченных дворов и лавок.
Приведём общие цифры по каждому упомянутому в рапорте приходу.
Церкви Покрова Богородицы
Погорело 9 дворов, 4 лавки, а осталось 16 дворов.
Церкви Симеона Столпника
Погорело 13 дворов, 8 лавок и 1 харчевня.
Церкви Архангела Михаила
Утрачено 9 дворов, 21 лавка, а осталось 41 двор.
В Вознесенском приходе не сгорело ни одного двора, только у купца Григория Иванова погорела одна лавка в рыбном ряду.
Церкви преподобного Алексия Человека Божия
Итого 3 двора, 3 лавки, а  осталось 22 двора.
Церкви Святаго Иоанна Богослова
Итого 6 дворов, 3 лавки, а  осталось 30 дворов.
Церкви Святых благоверных князей Бориса и Глеба
Итого 3 двора, 6 лавок, а  осталось 40 дворов.
Церкви Живонач. Троицы, что в Ямской слободе
Итого 2 двора, 6 лавок, а  осталось 158 дворов.
Церкви Симеона Богоприимца
Итого 6 дворов,  а  осталось 8 дворов.
Церкви Воскресения Христова, что внутри города
Погорело 19 дворов, 3 лавки, а  осталось 42 двора.
Церкви Николая Чудотворца, что внутри города
Итого 8 дворов, а  осталось 19 дворов.
Успенского Девичьего монастыря
Сгорел 1 дом старой, осталось 5 дворов.
Церкви Богоявления Господня
Купца Никиты Иванова Свиридова новой (дом) по плану.
Герасима Иванова Свиридова новой по плану, другой старой постоялой.
Василья Моисеева дом по плану и лавка в Москотильном ряду.
Вдовы Марьи Евсеевой  старой  и лавка в Москотильном ряду.
Федора Павлова Аксенова старой.
Мещанина Макара Григорьева  дом старой.
Мещанской вдовы Евдокии Андроновой старой.
Василья Васильева старой.
Ермила Фомина старой.
Вдовы Дарьи Артемьевой старой.
Купца Дмитрия Аксенова  лавка в железном ряду.
Купца Михаила Иванова Горина лавка в железном ряду.
Итого сгорело 11 дворов, 4 лавки.
Церкви Воскресения Христова, что на посаде
Священника, диакона старой, а дьячка новой.
Итого 8 дворов, 7 лавок, а  осталось 37 дворов.
Церкви Рождества Христова
Священника Ивана Матвеева по плану...
Купца Афанасия Шевлягина лавка.
Итого 5 дворов, 1 лавка, а  осталось 34 двора.
Церкви Великомученика Никиты
Итого 12 дворов, 10 лавок.
Церкви Воздвижения Честнаго Креста
Итого 10 дворов, 1 лавка, а  осталось 21 двор.
В заключение, в рапорте приводятся общие цифры: всего погорело 138 дворов, а лавок с харчевнями – 79.
Как видим, многие прихожане проживали подчас совсем не рядом с их приходским храмом. Пожар 1792 г. нанёс урон пяти церквям и не пощадил имущество прихожан семнадцати коломенских храмов. Бедствие коснулось и торговых рядов: москотильного (по-нашему посудо-хозяйственного), железного и рыбного.
Подготовил протоиерей Игорь Бычков
ВО ВРЕМЕНА ГОНЕНИЙ
История нашей Церкви во времена безбожных гонений ещё недостаточно изучена. Поэтому любой обнаруженный документ может пролить новый свет на события тех суровых лет.
Недавно Сергей Колоухин – руководитель молодёжного клуба церковного краеведения при Богоявленском храме – нашёл в государственном архиве РФ "Материалы постоянной комиссии по вопросам культа при Президиуме ВЦИК. 1936-37 гг.".
Сначала в документах содержатся общие сведения о религиозных объединениях Московской области.
Так, в Коломенском районе (вероятно, вместе с городом) до революции  насчитывалось 82 храма. Из них на 1 января 1935 г. было закрыто 45 (2 из них были приспособлены под культурные нужды, 39 – под склады и 4 не использовались).  В 1936 г. числилось «функционирующими» 36 храмов.
Интересно, что данные по старообрядческим молитвенным зданиям не изменились. В 1936 г. их насчитывалось шесть – как и до революции.
Что касается православных священнослужителей, то их в городе и районе насчитывалось 39 человек.
Среди документов есть и список служителей культа в Коломне на 1 апреля 1937 года. В нём  – один псаломщик – Мещанинов Александр Николаевич, один диакон – Григорий Васильевич Самарин (ныне новомученик) и двенадцать священников: Александр Александрович Флерин, Алексей Александрович Сахаров, Василий Михайлович Счастнев, Иван Степанович Розанов, Виктор Александрович Соловьёв, Александр Павлович Миролюбов, Кузьма Александрович Алексеев, В.П.Смирнов, Сергей Михайлович Лебедев, Сергей Иванович Кочуров (новомученик), Евгений Иванович Сердоболевский (Сердобольский), Николай Иванович Руднев.
И наибольший интерес представляет список молитвенных зданий в Коломне на 1936 г., который мы публикуем полностью. В нём указан год, в котором тот или иной храм был закрыт. Ведь до сих пор многие приходы не знают точной даты закрытия своих храмов.
Как видим, в первую очередь были закрыты коломенские монастыри, все храмы на территории кремля и церковь Никиты-мученика. Произошло это в 1923 году. В 1925 г. закрыли храм Всех святых в Боброве (на территории Коломзавода), в 1928 г. – церковь Иоанна Богослова.
В 1933 г. прекратились службы в Борисоглебском храме, а в 1934-м – в Симеоновской, Христорождественской и Вознесенской церквях. В 1936 г. был закрыт храм Архангела Михаила и туда переместили краеведческий музей.
В 1936 г. в Коломне ещё действовали семь храмов: Петра и Павла, Троицы-на-Репне, Покровский, Зачатия Иоанна Предтечи (в Городищах), Ильи Пророка (в Сандырях), Иоанна Предтечи и Богоявленский. Но вскоре из них останется незакрытым только последний.
И.АЛЕКСАНДРОВ

 

Герои «забытой войны»

Ф.И.Сумин с женой

1 августа минувшего года Россия отметила столетие с начала Первой мировой войны, которую в нашей стране справедливо называют «забытой». 19 июня в Доме Озерова прошла презентация книги «Коломенцы в годы Великой войны» – о жизни нашего города в период с 1914 по 1918 год.
Авторы – Е.В.Бычкова, Н.И.Демпке и Л.Б.Рябкова. Но на самом деле их гораздо больше, ведь без помощи коломенцев, поделившихся своими семейными архивами, эта книга не была бы написана.
 Прекрасное издание со множеством иллюстраций отражает коломенскую жизнь начала ХХ века – трудные военные годы, о которых до недавнего времени не принято было вспоминать. В советское время война, которую некогда называли Великой, заслонилась событиями, произошедшими в нашей стране: революцией и последующей гражданской войной. И лишь к столетию об этой войне заговорили вновь; именно тогда в Коломенском краеведческом музее открылась выставка «Коломна в годы Первой мировой войны». Материал, собранный работниками музея совместно с другими коломенцами, вызвал большой интерес у посетителей. А когда работа экспозиции завершилась, расставаться с ней просто так не захотелось – проект был выдвинут на конкурс правительства Московской области и выиграл грант, благодаря которому и была издана эта книга.   
Перед самой войной Коломна представляла собой типичный уездный городок начала ХХ века с его садами, трактирами и магазинчиками, но и непременным культурным обществом. Война внесла в эту тихую жизнь свои коррективы: город быстро наполнился ранеными, больницы были преобразованы в госпитали, под госпиталь была отдана даже квартира директора Коломенского машиностроительного завода.
В годы Первой мировой войны Коломенский завод внёс огромный вклад в дело обороны: участвовал в техническом оснащении Русской армии, помощи пострадавшим, всевозможных благотворительных акциях. В годы войны завод освоил производство гранат, взрывателей, пулемётных двуколок и другой специфической продукции, ранее не производившейся. Здесь изготавливалась узкоколейная железнодорожная техника – паровозы и вагонеты для военно-полевых железных дорог как паровых, так и конных.  Дизельными двигателями коломенского производства оснащались военные корабли, в том числе и подводные лодки типа «Барс». Более 2 тысяч работников были мобилизованы на фронт.
В годы войны ушёл на фронт и погиб сын одного из основателей предприятия –  Сергей Густавович фон Струве. Блестящий офицер, флигель-адьютант, всеобщий любимец, он блистал в высшем свете, но с началом войны отправился воевать в составе Лейб-гвардии Конного полка. Хотя и немец по крови, Струве был настоящим патриотом России. Вот что писал он в своём дневнике: «И так вперёд на врага, в рядах своего родного полка, за Батюшку Царя, за родину дорогую... Я верю в нашу армию и убеждён, что Россия не будет краснеть за своих защитников, за воинство Российское». Сергей Густавович участвовал в боевых действиях у городов Фридланд, Гродно, Августов и др. Погиб он 27 февраля 1915 г. в бою у деревни Вышнеловка и похоронен рядом с отцом и матерью в ограде церкви Всех Святых, расположенной на территории Коломенского завода.
Значительную часть книги занимают дневники, личные письма коломенцев с фронта и на фронт, фотографии из семейных архивов. По ним можно восстановить нравы, бытовавшие в городе в предреволюционный период. Особенно трогательны письма унтер-офицера Фомы Ивановича Сумина, крестьянина д. Сосновка Коломенского уезда, воевавшего в Восточной Пруссии. Вот как писал он с фронта своей жене Марфе Филипповне: «Здравствуй, дорогая моя Марфуша! Ваш супруг Фомуша всё ещё жив! Благодарю Всемилостивого Бога, что Он меня хранит от врага...  Моя дорогая Марфуша, береги мои письма на память... Твой супруг, который любит навсегда, Фомуша Сумин».
Нехитрые строчки дышат любовью. С фотографий, чудом сохранившихся до наших дней, смотрят простые, но благородные лица. Эти скромные герои не дождались своей славы: уцелевших на той войне не называли ветеранами, им и их семьям не были положены почести и льготы. Всё, что мы можем сделать для них – ещё раз вспомнить, что были такие люди: любили, переживали, умирали за Отечество... Эта книга – дань памяти тому поколению, той России, которую мы потеряли.
Книга издана небольшим тиражом – всего 300 экземпляров, но это – важный шаг вперёд к возрождению памяти героев забытой войны.
Владислава Соловьёва


 
КОЛОМЕНСКИЕ НОВОМУЧЕНИКИ
Священномученик Александр ЛИХАРЕВ

О. Александр Лихарев

Протоиерей Александр Лихарев родился 22 января 1876 года в селе Синьково Софьинской волости Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Петра Дмитриевича Лихарева.
В 1890 г. окончил Коломенское духовное училище, а в 1896 г. – Московскую духовную семинарию. Поступил учителем в церковноприходскую школу в селе Иславском Звенигородского уезда.
В 1909 г. рукоположен во диакона к Тихвинской на Бережках церкви в Москве, а в 1920 г. – к той же церкви священником. В 1928 г. отец Александр был назначен настоятелем этой церкви. В 1929 г. его перевели в Богоявленский собор в Дорогомилове. В марте 1932 г. возведён в сан протоиерея. С ноября того же года отец Александр служил в Богородице-Владимировской церкви в г. Мытищи. В октябре 1935 г. переведён в Николаевскую церковь в поселке Подсолнечное Солнечногорского района.
 27 ноября 1937 г. протоиерей Александр был арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности среди населения, недовольстве советской
властью, систематической контрреволюционной агитации» и заключен в Таганскую тюрьму в Москве.
Несмотря на предъявленные ему показания лжесвидетелей, на допросах виновным себя не признал.
3 декабря следствие было завершено, и 5 декабря 1937 г. тройка НКВД приговорила отца Александра к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 9 января 1938 г. он был доставлен на станцию Суслово Красноярского края и направлен с несколькими другими священниками на работу на свиноферму Бамлага НКВД.
17 марта 1938 г. протоиерей Александр Лихарев скончался в лагерной больнице от дизентерии и был погребен в безвестной могиле.

Имя отца Александра включено в Собор новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода от 25 марта 2004 г.

Священномученик Петр УСПЕНСКИЙ

Отец Петр

Священник Петр Успенский родился 12 июля 1876 года в семействе причетника Василия Петровича Успенского, который служил в Ильинской церкви села Малое Алексеевское, а затем в Успенской церкви села Большое Алексеевское Коломенского уезда Московской губернии (ныне Ступинский район).
Учился в Коломенском духовном училище, которое окончил предположительно в 1892 г., а в 1899 г. – Московскую духовную семинарию.
В 1901 г. Петр Васильевич был рукоположен во диакона, а в 1905 г. – во священника ко храму в честь Иоанна Предтечи в селе Ивановском Семеновской волости Серпуховского уезда. Здесь он прослужил сначала в должности второго священника, а затем настоятеля до 1929 г., когда в связи с ухудшением здоровья ушёл за штат. После этого Предтеченский храм был закрыт.
В 1937 г. отец Петр вернулся к священническому служению и в середине августа 1937 г. был назначен в Николаевскую церковь с. Федоскино Дмитровского района. Но к этому времени храм в селе, за неимением священника, был закрыт, и отец Петр, решив собрать прихожан для регистрации двадцатки, просил разрешения у председателя сельсовета на проведение приходского собрания. В этом ему было отказано, и священник послал старосту храма по домам местных жителей, чтобы узнать, кто из них готов записаться в двадцатку. Этот поступок священника позже был поставлен ему в вину. Один из лжесвидетелей доложил в НКВД, что священник таким способом решил узнать, кто из прихожан не пойдёт голосовать на выборы в Верховный Совет.
26 ноября 1937 г. сотрудник НКВД допросил несколько дежурных лжесвидетелей. Они дали показания на священника. На следующий день отец Петр был арестован и сразу допрошен. На требования следователя признать себя виновным в ведении среди населения «активной антисоветской агитации» он ответил решительным отказом. После этого батюшка был заключен в Таганскую тюрьму в Москве.
2 декабря 1937 г. тройка НКВД приговорила отца Петра к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Для больного 61-летнего священника это по сути было равносильно смертной казни.
12 марта 1938 г. священник Петр Успенский скончался в заключении и был погребен в безвестной могиле.
Имя отца Петра включено в Собор новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода от 6 октября 2005 г.

СвященнОМУЧЕНИК Александр РУСИНОВ

О. Александр Русинов

Протоиерей Александр Русинов родился в селе Куркине Коломенского уезда (так указано в большинстве документов по следственному делу).
Отец его был священником; до революции у него имелись лошадь, корова и 10 пчелиных ульев. Александр Русинов окончил Коломенское духовное училище и семинарию; рукоположение во священника состоялось в 1901 г.
До августа 1909 г. он проживал в Дмитровском уезде и служил священником в церкви Якотского погоста; вполне возможно, что это было первое место, куда его распределили после рукоположения, но точных данных на этот счёт нет.
С августа 1909 г. Александра Русинова определили настоятелем церкви во имя преподобного Серафима Саровского в с. Ново-Кунцеве под Москвой (ныне в черте столицы).
Этот храм был построен при монастырском подворье. И обитель, и храм были совсем новыми: землю под них в 1906 г. получила Полунинская Крестовоздвиженская женская община Рязанской епархии (с конца сентября 1917 г. община стала подчиняться Московской епархии и называлась Серафимовской). Деревянную церковь во имя Саровского чудотворца освятили 9 августа 1909 г., и Александр Русинов стал первым её настоятелем. С 1913 г. он преподавал Закон Божий в Кунцевском коммерческом училище.
После смены государственной власти в 1917 г. так называемому "Кунцевскому
монастырю" пришлось пережить тяжёлые времена. В мае 1922 г. из Серафимовской церкви "в пользу голодающих" изъяли всю серебряную утварь. В конце того же года упразднили сам монастырь, и церковь стала приходской. К этому времени в храме был устроен придел во имя Николая Чудотворца, престол которого помещался в особом алтаре. Храм, таким образом, получил название Серафимо-Николаевского. Александр Русинов продолжал служение здесь до 1926 г.
Далее с 1926 по 1929 гг. о нём ничего не известно. В 1930 г. Александр Русинов был осуждён Коллегией ОГПУ за антисоветскую деятельность и сокрытие церковных ценностей; до 1933 г. находился в концлагере в г. Котласе, к юго-востоку от Архангельска.
Настоятелем церкви Косьмы и Дамиана в Болшеве протоиерей Александр Русинов был назначен, вероятно, не ранее 1934 г. 17 января 1938 г. Мытищинским отделением УНКВД было выписано постановление об аресте настоятеля болшевского храма; два дня спустя в доме Александра Русинова по адресу: Школьная площадка, 23 (церковная сторожка) – произвели обыск, а самого священника поместили в Бутырскую тюрьму. Вместе с ним был арестован живший в том же доме диакон Сергий Никольский. Основанием для содержания под стражей Александра Русинова стало то, что он якобы "систематически ведёт контрреволюционную агитацию против выборов в Верховный Совет" и "устраивает нелегальные сборища".
На Русинова и Никольского было заведено общее дело за номером 13396; оно было начато 19 января 1938 г. и окончено 20 января 1938 г. Лжесвидетелями по делу проходили некие Рыков Евгений Александрович и Тихонова Устинья Михайловна. Их показания следователь Мытищинского отделения УНКВД посчитал достаточными для обвинительного заключения: "Будучи допрошенным в качестве обвиняемого, гражданин Русинов виновным себя не признал, но полностью уличён свидетельскими показаниями".
24 января 1938 г. заместитель начальника УНКВД МО майор госбезопасности Якубович выпустил постановление о передаче дела на рассмотрение Тройки НКВД. 26 января протоиерея Александра Русинова и диакона Сергия Никольского приговорили к высшей мере наказания.
31 января 1938 г. оба были расстреляны на Бутовском полигоне; в тот же день вместе с ними погибли ещё 312 человек, 7 из которых – священнослужители. 12 декабря 1958 г. отец Александр был реабилитирован.
11 апреля 2006 г. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви канонизировал его. День памяти – 31 января.

 

К юбилею каменного стража

Панорама Коломны около 1177 г.

25 мая исполнилось 490 лет со дня закладки кирпичного Коломенского кремля – того, который мы знаем сейчас.
К  этой дате историки выпустили две книги, посвящённые каменной твердыне – памятнику истории и архитектуры, символу нашего города: «Коломенский кремль – символ России и Подмосковья» доктора исторических наук, профессора А.Б.Мазурова и «Путешествие по Коломенскому кремлю» кандидата исторических наук Е.Л.Ломако.
23 мая, в рамках празднования Дней славянской письменности и культуры, в Московском государственном социально-гуманитарном институте прошла презентация книги А.Б.Мазурова, а накануне он дал нам небольшое интервью.
Первые книги о Коломенском кремле вышли ещё в начале прошлого века, но подобное издание выходит впервые. Здесь целостно представлена история одного из крупнейших в России памятников русского оборонного зодчества. Подробно останавливаясь на причинах строительства этого дорогостоящего сооружения в Коломне, автор приводит множество интересных фактов и сведений, некоторые из них – впервые.
– Алексей Борисович, как бы Вы определили жанр этой книги: научная монография, путеводитель, научно-популярное издание?
– Это, конечно, научно-популярная книга. Она может быть прочитана без особой подготовки старшим школьником уж точно, тем более взрослым человеком. Тем не менее, у неё есть научный аппарат, и те, кто хотят более глубоко ознакомиться с предметом, такую возможность получат.
Книга интересна ещё и тем, что это полноценный альбом. Там огромное количество иллюстраций разного рода: и научная реконструкция видов Коломны, и уникальные фото и рисунки Коломенского кремля XVIII-XIX вв., начала ХХ века. Думаю, что книгу будет приятно просто подержать в руках и полистать.
– Какой временной период охватывает книга?
–  Начиная с XII века. Я постарался показать, что Коломенский кремль – понятие более широкое, чем та постройка, остатки которой сохранились до наших дней. Первый кремль был возведён в XII веке. Второй – в XIV, этот кремль существовал, примерно, два века с четвертью. И, наконец, 25 мая 1525 года был заложен каменно-кирпичный кремль, третий по счёту. Все они описаны. Конечно, основная часть книги посвящена этому последнему кремлю как выдающемуся памятнику.
Коломенский кремль занимал совершенно особое место в стране. Это был «младший брат» Московского кремля, построенный ему в подражание, огромный по площади, имевший множество уникальных особенностей, которые я постарался описать.
Верхняя временная граница – начало XXI века. Здесь описано и то, как кремль строили, и как ремонтировали и как постепенно разрушали, а потом реставрировали. Сейчас у нас началось движение в сторону понимания Коломенского кремля как туристического объекта – не зря Коломенский краеведческий музей не так давно переименовали в историко-культурный музей-заповедник «Коломенский кремль». И надо думать, что нам с этим наследием делать, как его цивилизованно экспонировать. Это сокровище, которое есть у Коломны, и им надо распорядиться по уму. Поэтому я рассматриваю эту книгу ещё и как научную справку, которая может помочь при обдумывании проектов по дальнейшему использованию Коломенского кремля.
– Что нового есть в книге? Какие научные открытия в ней содержатся?
– Нового много. Впервые выполнены реконструкции видов Коломны, по этапам: славянский посёлок Х-ΧΙ вв., Коломна около 1177 года, накануне монгольского нашествия, при Дмитрии Донском. Эти научные реконструкции выполнены лично мной, и думаю, они дадут зрительный образ нашего города в динамике, как он менялся в средневековую эпоху. Немало научных открытий связано чисто с Коломенским кремлём.
Вообще говоря, мы даже не очень понимаем, почему вдруг в 1525 году его начали строить? Принять решение о строительстве кремля для того времени – проект такого уровня сложности, как сегодня, скажем, подготовка Олимпиады. Василий III должен был принять решение, что ему придётся в течение семи лет или более выделять огромные средства на строительство крепости. Эти средства надо было изыскать, а тогда их, как и сейчас, не хватало. То есть, для строительства кремля нужны были очень веские причины.
Как выяснилось, это было связано с дипломатией: в 1524 году в Москву приехал турецкий посол, которого подозревали в том, что он, говоря современным языком, собирал разведданные. Посему с послом обошлись холодно, он уехал обиженный и учинил демарш уже на турецкой территории, в черноморском городе Кафе. Кончилось это тем, что на рубеже 1524-25 гг. взбешённый турецкий султан в союзе с крымским и казанским ханами стал готовить поход на Москву. Угроза была невероятная, сравнимая разве что с монголо-татарским нашествием. Москва была в панике, а потому приняли решение о строительстве на последней линии укреплений перед столицей кирпичного кремля.
Из других неизвестных фактов, приведённых в книге: впервые удалось подсчитать, сколько стоил Коломенсий кремль: более двадцати тысяч рублей. По тем временам это были баснословные средства, сопоставимые с десятками миллиардов долларов, если переводить на сегодняшние реалии.
Впервые уточнено, как выглядели прямоугольные башни кремля – сейчас они смотрятся совсем по-другому. В общем, есть много вещей, о которых можно говорить отдельно, и думается, читатель сам сможет это всё оценить.
Одним из организаторов состоявшейся 23 мая презентации книги был историко-культурный музей-заповедник «Коломенский кремль». Выступали учёные, краеведы, писатели: Е.Л.Ломако, А.Е.Денисов, Н.И.Шепелев, А.И.Кузовкин, Р.В.Гацко и другие. От имени городского руководства поздравила автора и будущих читателей заместитель руководителя администрации города Н.В.Маркелова. А рассказ автора о книге, сопровождавшийся показом иллюстраций и фотографий, фактически стал публичной просветительской лекцией.
Среди прочего Алексей Борисович поведал о неожиданной встрече в нидерландском городе Рурмонд, где, как оказалось, не только знают Коломну с её конькобежным центром (что не так удивительно, поскольку голландцы, что называется, «повёрнуты» на коньках), но и знают, и очень любят свой кремль, от которого до настоящего времени сохранилась лишь единственная башня.
Книга адресована специалистам по русскому средневековью, истории фортификации, преподавателям истории, студентам вузов и колледжей, а также всем, кто интересуется историей своей большой и малой Родины.
Владислава Соловьёва

 

ИЗЪЯТИЕ ЦЕРКОВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ

Изъятие церковных ценностей

В 1922 году советскими властями была проведена небывалая по размаху акция изъятия церковных ценностей. Под предлогом борьбы с массовым голодом в Поволжье в пользу государства изымались находившиеся в храмах изделия из драгоценных металлов, кампания сопровождалась репрессиями в отношении духовенства.
Не миновала эта участь и коломенские церкви и обители. Предлагаем Вашему вниманию материалы, обнаруженные в центральном государственном архиве Московской области руководителем молодёжного клуба церковного краеведения "Нестор" при Богоявленском храме С.О.КОЛОУХИНЫМ.
Акт изъятия ценностей из Богоявленской церкви
На основании постановления ВЦИК от 25.02.1922 г. и согласно мандатов от 7 апреля за № 1139, выданных Президиумом Коломуисполкома, члены Коломенской уездной комиссии тов. В.И.Кенин и Ф.И.Еракин в присутствии священнослужителя означенной церкви священника Холмогорова и представителей общины верующих: Юсова, Холмогорова, А.И.Рыжковой, А.И.Дмитриевой.
Произвели изъятие для передачи в Гохран и фонд помощи голодающим нижеследующие ценности: ризы серебряные с икон весом 5 пуд. 31 фунт. 57 зол., лампад серебряных – 15 штук, 10 ф. 24 зол., чаша с прибором 6 ф. 70 зол., крышек от евангелия – 10 ф. 31 зол., дарохранительниц 2 штуки 24 ф. 42 зол., крестов – 3 ф. 46 зол. ИТОГО общий вес серебра: 7 пудов 7 фунтов 32 золотника.
При проверке с церковными описями несоответствий не оказалось.
Качество изъятых и оставшихся в церкви ценностей определил ювелир (Шагов). Вышепоименованные ценности принял (Кенин).
Присутствовали при изъятии ценностей и производили сдачу Петров и представители общины верующих священник М.Холмогоров, Петр Холмогоров, Анна Рыжкова, Петр Москалев, Дмитриева неграмотная.
Настоящий акт составлен в ... экземплярах, причем второй экземпляр получил Петр Холмогоров. 26 апреля 1922 года
Акт изъятия из Иоанна Богословской церкви
На основании постановления ВЦИК от 25 февраля с. г. и согласно мандату от 7 апреля за № 1137, выданных Президиумом Коломуисполкома, члены Коломенской уездной комиссии Нилов и Карасев в присутствии священнослужителя означенной церкви Добронравина и представителей общины верующих Назарова В.И., Чикалина И.А., Миловидова Я.В. и старосты Константинова А.В. произвели изъятие для передачи в Гохран и фонд помощи голодающим нижеследующие ценности:
Риз серебряных общим весом 4 п.<уда> 3 ф.<фунта> 24 зол.<отника>,  один потир и 3 настольных креста 11 ф.<унтов> и 11 лампад 8 ф.<унтов> 48 зол.<отников>, а всего изъято серебра в количестве 4 п.<уда>  22 ф.<унта> 72 зол.<отника>.
При сверке с церковными описями оказались несоответствия. Качество изъятых и оставшихся в церкви ценностей определил ювелир (Зыков).
Вышепоименованные ценности принял (Нилов).
Присутствовали при изъятии ценностей и производили сдачу представители общины верующих священник Добронравин, Миловидов, Аникин, Назаров, Чикалин и Константинов.
Настоящий акт составлен... экземплярах, причем один экземпляр получил священник Добронравин. 26 апреля 1922 года.
Акт изъятия  из Покровской церкви с. Лысцево
На основании постановления ВЦИК от 23. 11 с. г. и согласно мандатам от 26.02. за № 181, выданных Президиумом Коломуисполкома, уполномоченным комиссии Павловым Д. в присутствии священнослужителя Косминкова и представителей верующих Барышова и Кудинова произвели изъятие для передачи в Гохран в фонд помощи голодающим следующие ценности: четыре ризы весом 5 ф.<унта>  38 з.<олотника>, три креста престольных весом 3 ф.<унта>, две чаши с прибором весом 3 ф.<унта> 72 з.<олотника>, дарохранительница весом 3 ф.<унта>, четыре лампады весом 1 ф.<унт> 90 з.<олотников>, евангелие 1 ф.<унт> 24 з.<олотника>, общий вес 17 ф.<унтов> 348 з.<олотников>, 32 жемчужины и три нательных креста.
Качество изъятых и оставшихся в церкви ценностей определяли ювелиры. Вышепоименованные ценности принял (Павлов).
Присутствовали при изъятии Барышов, Кудинов, Косминков.
Акт составили в 2 экз., причем 1 экз. получил св. Косминков. 3 мая 1922 г.
*       *       *
Напомним, что 1 пуд – 16,38 кг, 1 фунт – 410 грамм, 1 золотник – 4,2 грамма.
Известно, что Русская Церковь к февралю 1922 г. сама собрала в помощь голодающим более 8 миллионов 926 тысяч рублей, не считая ювелирных изделий, золотых монет и продовольствия. Святой Патриарх Тихон в своём послании от 28 февраля 1922 г. осудил декрет об изъятии церковных ценностей: "Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство...".
Как видим, это обращение было проигнорировано. Среди изъятого из храмов серебра есть и потиры, и дароносицы, напрестольные и даже нательные кресты.
Изъятие церковных ценностей производилось в Коломне и районе с 5 апреля по 20 мая 1922 г. В некоторых местах этот грабёж происходил неоднократно. Например, в Успенском соборе трижды, в Старо-Голутвине монастыре дважды.
Для удобства восприятия мы перевели цифры, содержащиеся в документах, в современные меры весов и суммировали общий вес ценностей, изъятых из коломенских храмов и монастырей. Вот какая получилась статистика. Приводим название храма или монастыря и вес изъятого серебра.
Богоявленский Старо-Голутвин мужской монастырь – 294 кг. Христорождественский храм Коломны – 291 кг. Успенский собор г. Коломны – 250,5 кг. Вознесенский храм – 181,5 кг. Успенский Брусенский женский монастырь – 180 кг. Михаило-Архангельский храм – 167,5 кг. Никитский храм г. Коломны – 162 кг. Петропавловский храм – 143 кг. Воскресенский храм (Никола-на-Посаде) – 124,4 кг. Покровский храм г. Коломны – 123,5 кг. Богоявленский храм – 118 кг. Ильинский храм с. Сандыри – 115 кг. Воскресенской храм в крепости (Воскресения Словущего) – 87,4 кг.  Никольский храм с. Парфентьево – 80,4 кг. Симеоновский храм г. Коломны –     79,7 кг. Богородицерождественский Бобренев монастырь – 76 кг. Иоанно-Богословский храм – 75,8 кг. Успенский храм с. Мячково – 47,5 кг. Борисоглебский храм – 43,4 кг. Троицкий Ново-Голутвин мужской монастырь – 37,4 кг. Никольский храм в крепости (Никола Гостиный) – 29,4 кг. Крестовоздвиженский храм г. Коломны – 26,9 кг. Спасо-Преображенский храм г. Коломны – 25,8 кг. Никитский храм с. Северское – 19,4 кг. Никольский храм с. Никульское – 15,7 кг. Иоанно-Предтеченский храм с.  Городищи – 14,9 кг. Космодамианский храм с. Андреевка – 13,6 кг. Всехсвятский храм с. Боброво – 12 кг. Воскресенский храм с. Васильевское (Васильево) – 10,9 кг. Троицкий храм г. Коломны (Троица-на-Репне) – 9,8 кг. Покровский храм с. Лысцево – 7,9 кг. Свято-Духовский храм с. Шкинь – 7,4 кг. Троицкий храм с. Протопопово – 5,7 кг. Ильинский храм с. Пруссы – 2,5 кг. Успенский/Никольский храм с. Черкизово – 115 грамм. Общий вес серебра – 2880 кг. Почти три тонны!
Таким образом, то, что наш народ приумножал поколениями – святыни и произведения церковного искусства – было навсегда утрачено: превращено в серебряный лом и использовано по усмотрению безбожной власти.
Источник: ЦГАМО. Ф.66. Оп.18. Д.296. Протоколы, описи и акты по изъятию церковных ценностей из церквей Коломенского уезда. 1922 г.
Подготовил протоиерей Игорь БЫЧКОВ


ОБЕЛИСК

Площадь у храма Иоанна Богослова. Фото начала ХХ века

Очередные Абакумовские чтения, прошедшие в Доме Озерова, отличались известной пестротой и разным уровнем подготовки. Но один доклад задел меня за живое. Профессор Викторович озаглавил свою работу «Страшные страницы «коломенского текста», и она вызвала обострённую реакцию слушателей.
Доклад посвящался событиям декабря 1905 года, когда на станции Голутвин без суда и следствия расстреляли 27 человек. Эту расправу осуществил отряд Семёновского полка под руководством полковника Н.К.Римана. Жестокая акция имела большой резонанс. В частности, в следующем году вышла книга журналиста Вл. Владимирова «Карательная экспедиция отряда лейб-гвардии Семёновского полка».
В результате журналистского расследования выяснилось, что жертвами событий в Голутвине стали не только дружинники и члены Совета, но и множество случайных людей, не имеющих к революционному движению никакого отношения. Та же самая картина наблюдалась и по всему маршруту движения, начиная от Москвы.
В.А.Викторович задался вопросом: многие ли коломенцы скажут, чему посвящён обелиск на Житной площади? Наверное, девяносто процентов не вспомнят о том, что здесь похоронены жертвы революции 1905 года. Правильно ли это? Нужно ли забывать, что ужасные репрессии 20-х и 30-х годов берут своё начало в бессудных казнях 1905-го?
Думается, что Владимир Александрович во многом прав. Однако надо заметить, что такое равнодушие коломенцев отчасти объяснимо. Надо признать, что в своё время нас «перекормили» рассказами о Первой революции. В самом деле: есть мемориальная доска на станции Голутвин, памятник на Площади Восстания, обелиск над братской могилой на Житной площади. Да к тому же в Краеведческом музее существовал специальный раздел, где повествовалось о зверствах семёновцев. Более того: музей собственно и создавался вначале как историко-революционный.
Меж тем ни в музее, ни в исторической литературе, ни в памяти большинства горожан не отложилось другое, не менее страшное событие, которое зеркально повторяет трагедию Пятого года. Для «коломенского текста» вообще характерна некая зеркальность.
Так вот: после октябрьского переворота и захвата власти большевиками в народе нарастало возмущение. 28 декабря раздался набат на колокольне храма Иоанна Богослова. Началось восстание, в котором участвовало свыше полутысячи человек. Оно было подавлено, но в ходе столкновений погибли трое большевиков и им сочувствующих.
В отместку за это безбожные власти арестовали тридцать заложников из «эксплуататорских классов» и казнили их. Точный список убитых и место их погребения неизвестны. И это никого не трогало раньше, впрочем, не трогает и сейчас… Есть ли в городе хоть какой-то памятник погибшим или хотя бы поклонный крест? Поминает ли их кто-нибудь на заупокойной литии? Риторический вопрос…
Меж тем память революционеров отмечена роскошным монументом. Его планировали установить к 40-й годовщине Октябрьской революции, но не успели. Белокаменный обелиск и трибуна, украшенная рельефами, появились на площади в 1958 году.
Не случайно братская могила оказалась именно напротив колокольни Иоанна Богослова. Ведь именно отсюда раздался набат. Потому и решили похоронить революционеров не в освящённой земле, а там, где начался контрреволюционный мятеж – в знак победы над ним – на торговой площади, где веками скапливались мусор и конский навоз.
Сюда же с Бобровского Всехсвятского кладбища в 1927 году перезахоронили и прах жертв Пятого года. И тут как раз логично вернуться в тот трагический декабрь и вспомнить, почему, собственно, отряд Римана вообще прибыл в Коломну.

С 7 по 18 декабря в Москве начался революционный мятеж. Первопрестольную охватил хаос. В городе хозяйничала тысяча вооружённых боевиков, совершались грабежи, мародёрство, убийства обывателей.
В Коломне ситуация также крайне обострилась. Если в городе народ поддерживал правительство, то в заводском селе Боброве и на станции Голутвин фактически установилась власть Совета рабочих депутатов. Мятежники вели себя дерзко: терроризировали администрацию Коломзавода, избивали и разоружали жандармов. Но контролировать только Боброво казалось недостаточным.
11 декабря, в разгар боёв в Москве, решено было захватить Коломну. К двум часам дня у бобровского Театра Струве собралась огромная толпа. Две тысячи рабочих колонной отправились по Астраханскому тракту. «Мирную» демонстрацию сопровождали несколько десятков вооружённых револьверами дружинников. Но у Рязанской заставы их ждали.
Вообще между коломенцами и бобровскими жителями соперничество существовало издавна. У Петропавловского кладбища регулярно устраивались кулачные бои, о которых писал ещё Лажечников. Но с возникновением Коломзавода на этот жестокий спорт наложились и классовые противоречия. Купеческо-мещанская Коломна не могла примириться с пролетарским Бобровым.
Узнав о подготовке «мирной» демонстрации, к заставе выдвинулся отряд дружинников Чёрной сотни и конные казаки. Причём полиция заранее предупредила революционеров, что в город их не пропустят. Однако те всё же решили рискнуть.
Столкновение получилось ожесточённым. Наступающие успели дать залп по защитникам города, но казаки быстро смяли их, а черносотенцы довершили разгром. До тридцати человек были ранены и двое убиты: гимназист Иван Марков и работница Екатерина Зубачёва. Тела их положили в Никольской часовне Петропавловского некрополя, а затем похоронили на городском кладбище.
К сожалению, приходится признать, что были все основания для приезда карателей. Терпеть бобровскую «республику» в тот момент, когда Москва полыхала и заливалась кровью, не было никакой возможности. Другое дело, что всё совершалось с чисто русской бестолковостью и бессмысленным зверством. Никто не думал о справедливости наказания. Надо было запугать рабочих, так парализовать революционное движение, чтобы ни у кого не осталось даже мысли о сопротивлении. А то, что при этом пострадает десяток-другой невиновных – не так уж важно. «Лес рубят – щепки летят»…
В воскресный день 18 декабря, на память мучеников Севастиана и дружины его, на станцию Голутвин прибыл паровоз с тремя вагонами, снаряжёнными орудиями и пулемётами. Солдаты на ходу выпрыгивали из вагонов, оцепляя станцию. В окружение попали 300 человек; всех обыскали, задерживая подозрительных. Не все понимали серьёзность момента и вели себя как в мирное время. Один рабочий, раздражённый тем, что его остановили несколько раз подряд, сказал: «Всего обыскали, а про шапку-то забыли. А у меня там бомба». Его тут же арестовали. Нелепая шутка стоила человеку жизни…
Другого рабочего задержали, когда он нёс на Коломзавод для ремонта… сломанный револьвер. И человек не нашёл ничего лучше, как начать пререкаться с солдатами по поводу отобранного оружия. Его тут же отправили в телеграфную комнату вокзала, ту самую, откуда ничего не подозревающих людей позднее будут партиями выводить на казнь.
По заранее составленным жандармским спискам прошли обыски в рабочем посёлке. Всего 18-19 декабря было убито 27 человек. Оставим в стороне душераздирающие подробности расстрела и последующего погребения жертв на Бобровском кладбище. Желающие могут сами ознакомиться с ними. Книга Владимирова выложена в интернете, и глава пятая «В Голутвино» производит особенно тягостное впечатление.
Стоит, однако, заметить, что оценка этих событий в Коломне и в Боброве была совершенно разной. Коломенцы, которые натерпелись страха от разнузданности «бобровских», приветствовали семёновцев. В присутствии солдат при стечении народа был отслужен благодарственный молебен в честь «избавления от смуты». Позднее горожане поставят в знак признательности отряду Римана монументальную металлическую хоругвь.  Всё это свидетельствует о крайней степени ожесточения и о глубоком расколе в нашем тогдашнем обществе…
Но вернёмся в 1927 год. Всехсвятская церковь к этому времени была закрыта и в ней устроили столовую, а Бобровское кладбище при храме планировалось под снос. Могилы здешних крестьян и мастеровых для новой власти ценности не представляли. Другое дело – захоронение жертв революции, отмеченное двумя массивными чугунными крестами. Тела казнённых извлекли и торжественно перезахоронили на Житной площади, которую по этому случаю переименовали в «Двух революций». Тогда же с Петропавловского кладбища перенесли прах Ивана Маркова (могила Зубачёвой к этому времени затерялась). Над погребением поставили камень с надписью о том, что здесь будет сооружён памятник.
Спустя 30 лет действительно воздвигли по проекту Н.П.Поникарова торжественный обелиск с трибуной. Рядом с монументом разбит небольшой сквер, оцепленный белокаменными тумбами, связанными между собой литыми чугунными венками и гирляндами. Памятник очень красив, но отцы города редко всходили на него. Они, похоже, чувствовали себя не слишком уютно над захоронением. И для праздничных демонстраций рядом сколачивали временную деревянную трибуну.
К 70-м годам сложилось понимание, что братская могила здесь неуместна; её собирались переместить. Г.Ефремцев и Д.Кузнецов в своей книге «Коломна» (1977) описывали, как будет выглядеть этот участок в XXI веке. «На площади стало больше зелени. Зелень и на месте памятника Борцам двух революций, который вместе с прахом погибших перенесли в Мемориальный парк».
Однако руки до этого не дошли. Памятник, сделанный из мягкого известняка, остаётся в агрессивной среде, стиснутый потоками машин. Каждой весной его подмазывают краской, но, честно говоря, монумент нуждается не в косметике, а в реставрации. Деньги же на неё вряд ли найдутся в ближайшее время…
Что же нам делать со своей памятью? Может, для начала постараться как-то примириться, закончить, хотя бы символически, бесконечную гражданскую войну? На Бобровском кладбище  регулярно поминали погибших. Может, восстановить это поминовение на новом месте? Пусть убиенные покоятся в освящённой земле… А рядом, в сквере, можно бы положить скромную плиту в память о коломенцах, казнённых в декабре 1917-го. Там – за гранью смерти – нет места партийным разделениям, и все невинно убиенные заслуживают нашей молитвы. И надо бы напоминать об этом, чтобы те трагические события не повторялись снова.
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

ТРИСТА ЛЕТ ТОМУ НАЗАД

Иллюстрация Василия ХРУЛЁВА

Среди источников по истории Руси есть и такой: воспоминания иностранцев. Взгляд со стороны всегда интересен, тем более, если это церковный человек. Он замечает детали, которые обычно в силу привычки проходят мимо внимания.
Предлагаем фрагмент из записок архидиакона Павла Алеппского. В 1655 г. в Коломне на полгода задержалось посольство Патриарха Антиохийского Макария. Отец Павел был его секретарём. Таким увидели Крещение Господне в Коломне гости-сирийцы 360 лет тому назад.
Знай, что священник в этой стране пользуется большим почетом: правители боятся его и стоят пред ним, в то время как он сидит. Каждый священник и диакон получают постоянное содержание, полевые продукты и наделы свыше своих нужд, ибо они имеют рабов-крестьян. Нам говорили, что содержание протопопу от царя в год составляет 15 рублей и кусок дорогого сукна; прочие священники получают всё меньше и меньше, и сукно им идёт дешевле; диаконы получают половину. Помимо этого содержания, которое идёт им от царя, крестьяне также привозят им  на дом годовые припасы. Их наделы свободны от налогов. Здешний коломенский протопоп владеет деревней  домов во сто, составляющей угодье церкви; произведения её идут в его пользу; он имеет также большой дом для своего жительства, который, однако, не составляет его собственности, но всякий, кто делается протопопом, получает ту деревню и дом для жилья, ибо они царские.
Когда умер здешний протопоп, один из священников отправился к царю, взяв с собой прошение от общины, что достоин сана, – отправился для того, чтобы царь назначил его на место покойного.
Когда бывает храмовый праздник собора, то перед обедней совершают освящение воды; протопоп берёт часть её в сосуд и вместе с протодиаконом отправляется к царю и подносит её в дар ему, а он отдаривает их. Такой у них обычай.
В понедельник, праздник Обрезания, наш владыка патриарх служил в соборе и рукоположил иерея. Перед обедней он совершил водосвятие, при чём от сильного холода вода в сосуде замёрзла, быв раньше как кипяток, ибо в эти дни, если совершают освящение воды, то прежде кипятят её, чтобы она не скоро замёрзла. Когда наш владыка, погрузив крест, положил его на пелену, он пристал к  ней. Окончив  обедню, мы были не в состоянии сложить свои облачения, ибо пальцы у нас свело и они трескались. При всём том мы стояли с открытой головой, так что сильно пострадали.
В пятницу, канун Крещения, звонили в колокола с утра до выхода нашего из службы вечером. Наш владыка патриарх сошёл и прочёл молитву над столиком (с чашей воды), по обычаю. Вода, быв кипятком, замёрзла, и он с трудом мог разбить лёд крестом, когда погружал его, ибо мороз был необычайно силён.
Наутро субботы, праздника Крещения, звонили в колокола в третьем часу дня и собрались, по обычаю, все бывшие в городе священники и даже деревенские со своими паствами, пришли в собор и облачились. Затем мы облачили нашего владыку патриарха, и они пошли перед нами величественным крестным ходом попарно, неся большие и малые иконы, причём большие несли двое; диаконы шли с большими крестами, рипидами и фонарями; мы же следовали за ними, пока, выйдя из городских ворот, не пришли к известной реке Москве. Уже вчера была пробита большая яма вроде бассейна – толщина льда была  в 5 пядей, – вокруг неё наложили помост из брёвен и досок, поверх льда сделали кругом загородку из предосторожности, чтобы от народной тесноты на льду он не провалился, как это случалось много раз, и положили мостки из досок от берега до ямы. Поперёк ямы положили бревно вроде ступеньки, прочно укрепив его, дабы, когда наш владыка патриарх сойдёт к воде для её освящения, он мог опереться о него коленями. Деревенские жители выкопали на реке ещё множество ям и стояли около со своими лошадьми. Священники встали в ряд кругом помоста. Для нашего владыки патриарха постлали ковёр, на который он стал, и поставили на ковре кресло.
Начали службу. Наш владыка прочёл, по обычаю, большую молитву; при словах: «И ниспосли, Царю, Человеколюбче, Духа Твоего Святого и освяти воду сию», – владыка вставал с кресла и освящал воду своими перстами трижды, так же и во второй раз. При поминовении царей он говорил трижды: «И сохрани, Боже, раба твоего, царя христолюбивого, князя Алексия Михайловича», и трижды благословил народ. Затем, взяв крест, погрузил его три раза в воду, которая замерзала после каждого погружения, так что приходилось разбивать лёд медными кувшинами. Когда он погрузил крест в третий раз, все взяли воды в свои сосуды из пробитых ими ям и напоили своих лошадей. Как мы уже упомянули, народ собрался тысячами из деревень, когда услышал, что Антиохийский Патриарх намерен освятить воду.
Затем наш владыка патриарх вышел к мосткам и окропил сначала священников, потом вельмож. О, удивление! От сильного холода вода замерзала на щетинном кропиле, коим он окроплял, а  также на рукавах саккоса и на их одеждах, принимая вид стекла. От чрезмерной стужи бороды и усы у всех мужчин в толпе побелели, ибо дыхание, от них выходившее, тотчас же обращалось в лёд, который нельзя было сорвать без того, чтобы не вырвать с ними волос. Солнце в это время сияло.
Мы не надеялись, что будем в состоянии выйти из дому в этот день, но Бог нам помог, хотя  ноги, руки и носы у нас отнялись, несмотря на то, что мы были защищены двойными меховыми муфтами, надетыми на руки, на ногах имели ботинки из бараньего меха, а одеты были в несколько меховых шуб. Всего удивительнее, что все московиты, даже священники, оставались с открытыми головами с утра до нашего выхода от обедни вечером. Потом мы пошли назад, причём наш владыка патриарх окроплял мужчин и женщин направо и налево, пока не вошли в великую церковь. Колокола всех церквей гремели во всё время, пока мы шли туда и обратно. Один из священников стоял внизу лестницы и кадил входящим священникам и диаконам, одному за другим, пока не вошел в собор наш владыка патриарх и мы вместе с ним. Священники стояли в ряд в нарфексе, пока наш владыка патриарх не помолился на иконы, которые несли  (в ходу). Диакон, направляясь к служащим, говорил ектению: «Помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей» и пр. Затем окончили службу.
По причине сильной стужи мы не могли служить обедню в соборе, но поднялись в верхнюю церковь, которую натопили с вечера. Здесь мы совершили литургию, за которой наш владыка патриарх рукоположил иерея и диакона. Мы вышли не ранее заката, не помня себя от усталости и холода. В то время, когда мы сидели за столом, зазвонили к вечерне.

 

Зимнее путешествие во времени
Про то, что на Рождество случаются различные чудеса, известно всем. Считается, что в эти несколько дней сказка приходит в наши дома и становится реальностью. Под стать этим утверждениям прозвучит и наше предложение «нагрянуть в прошлое в гости к предкам», попав в празднующую Рождество и Новый год Коломну  девятнадцатого века. Для этого путешествия нам потребуется «машина времени» силы нашего собственного воображения, питаемого особой энергией памятливости, на выработку которой сгодятся несколько давнишних магазинных счетов, стопка старинных газетных вырезок, фрагменты мемуаров. Даже простенькие рассказы «о прежнем житье», слышанные в глубоком детстве от стариков теми, кто нынче и сами стали стариками, и те пойдут в дело. Итак, в путь, господа, смело вперёд… То есть, прямо назад… Ну, в общем, в прошлое…  
Подготовка к праздникам
Прежде всего следует заметить, что до той поры, покуда революция в России всё не перевернула с ног на голову, Рождество Христово праздновалось, как и положено ему, раньше Нового года. Вообще это и был основной праздник, а Новый год выходил продолжением торжеств, являясь ярким и радостным промежуточным пунктом между Рождеством и Крещением.
Ко всей этой череде зимних праздников готовились заранее и весьма основательно: кончался долгий Филиппов пост, ожидались в больших количествах гости с непременными  застольями, а потому на Бабьем рынке, где искони вёлся торг съестными припасами, на прилавки выставлялся лучший товар и от покупателей отбою не было.
На Москве-реке стояло несколько барж-садков. В их трюмах, наполненных водой, плескались живые осетры, стерляди и всякая другая рыба, на любой вкус и карман.  
Живой скотиной и птицей торговали на Конной площади – это часть района между улицами Красногвардейской, Комсомольской, Пионерской и Савельича. Теперь это место уже давно застроено домами, а когда-то туда, на площадь,  ближе  к зимним праздникам из окрестных сел и деревень шел непрерывный «подвоз», и  рачительный хозяин, вдумчиво подходивший к делу организации праздника, загодя приводил с Конного рынка телка, помещал его в сарай на дворе и недели две до забоя выпаивал молоком. Если же выбирал молодого поросеночка, то  в том же сарае его ставил в особый закут, пол которого был родом  решетки, ограничивавший движения, так что свинке было трудно даже топтаться на месте. Делалось это, «чтобы жирку не сбрыкнул».
Там же, на рынках, закупали живых индюшек, выведенных на подмосковных подворьях, и гусей, которых поздней осенью из-под Тамбова и Липецка пригоняли «своим ходом».  
Прилавки гастрономических магазинов и лавок в торговых рядах вокруг Житной площади представляли из себя выставку изобилия. На фоне её кипела ярмарка тщеславия – состоятельные господа приобретали изысканные вина, тончайшие закуски, лучшие сыры, колбасы, окорока и прочую «гастрономию». Работники кондитерских и пекарен вкалывали с утра до ночи, выпекая и украшая торты, фабрикуя пирожные, разливая по формочкам шоколадные фигурки, пакуя коробочки с лучшим бельгийским «пралине» – шоколадными конфетами с «белой начинкой», которые тогда считались роскошью.
Обычно «в настоящих барских домах» к рождественскому  столу в городских магазинах… нет, не покупали – «выписывали»: посылали со слугой список покупок. Из магазина к назначенному сроку приказчик высылал «молодца» с корзинами, в которые паковался заказ. Если всего было «выписано» много, так везли на извозчике всё, что нужно. Заказ сдавался на кухню, где и оплачивался представленный счет – этим занимался личный повар барина, на которого возлагалась вся ответственность за подготовку праздничных столов.  
Кому привезённые из самой Палестины апельсины были не по карману, приобретали сухумские мандарины в лавочке какого-нибудь «турецкоподданного Абдул-Паши Багирова». Те же коломенские жители, кому претензии на роскошь душу не терзали, а кошелек особо карман не оттягивал, радовались орешкам и пастиле с пряничками на праздничном столе. Главным было ощущение праздника, а представление о вкусах и роскоши в каждом доме своё.                                                        
Подарочки и обновочки
Помимо съестных припасов и напитков, покупалась в больших количествах всякая всячина, предназначенная для поднесения родным, близким, знакомым. Не забывали также одаривать прислугу, бедных родственников. Магазины и лавки, торговавшие «галантерейным» товаром, материями, парфюмерией и прочим «подарочным ассортиментом», перед Рождеством были переполнены, так же как и лавки, торгующие съестным, и деликатесные гастрономические магазины. В них завозилась масса товара, которому применение в обыденной жизни найти было бы трудно: всякого рода статуэтки, литографии, шкатулочки неизвестного назначения и прочее в таком роде.
Каждому находился его подарок. Это было большое искусство – подобрать праздничный дар, «не переборщив по цене», но и не обидев чрезмерной экономностью.  
В те же предпраздничные дни шились наряды, а потому модистки, закройщики и портные трудились в поте лица, стараясь «успеть с заказами». Встревоженные модницы «шпионили» друг за другом, бегали по лавкам, выбирая «особенные материи», надеясь «присмотреть что-нибудь чрезвычайное», чем можно было бы сразить гипотетических соперниц. Главы семейств тихо стенали, подсчитывая, во что обходятся «модные затеи» женской половины фамилии,  но платили по счетам. Ну, а уж отцам незамужних девиц и вовсе скупиться не пристало – плохо одетую «замарашку» за хорошего человека было «не пристроить». Мужчины должны были соответствовать дамам, и случалось, за хороший фрак выкладывали последние деньги. Важнейшее это было дело – праздничные наряды, а хлопоты по их «сооружению» являлись неотъемлемой частью подготовки к празднику.
Умение принять гостей                                            
Но вот все хлопоты завершались – наступала та «самая-самая» Рождественская ночь, когда все старшие отправлялись на ночную Рождественскую службу в церковь, по окончании которой большими компаниями отправлялись к кому-нибудь из знакомых «разговляться» – это было первое праздничное застолье, на котором подавалось «скоромное». В благочестивых  семействах свято блюли обычай – за стол не садиться «до первой звезды», пока на ночном небосклоне не проявятся звезды. Это было сущее испытание: сидеть в комнате, делая вид, что тебя совсем не интересуют «подробности» уже накрытого стола, от которого пахнет невыносимо соблазнительно, коситься на штофики и графинчики, оставаясь «ни в одном глазу». Чтобы несколько разрядить ситуацию ребятишек высылали на улицу «смотреть звезду»: они и «поглазастее», и  чтобы меньше терзались аппетитом.
О том, как готовились хозяева к приему гостей, мы уже говорили, но и ходить в гости в прежние времена нужно было умеючи. Тогда было принято «дружить домами»: несколько семейств составляли как бы одну общность, соединенную дальним родством, какими-то делами, соседством или просто «давним знакомством». Внутри таких сообществ череда приёма гостей распределялась довольно просто: именины, свадьбы, крестины и прочие события гуляли «по случаю», а вот большие праздники уславливались отмечать так:  на Рождество ходили к одним, на Масленицу – к другим, а Пасху праздновали в доме третьих. Эти же традиции часто передавались в поколениях, и бывало уже никто не помнил точно, отчего именно так повелось – чтобы Рождество гулять у Кучерягиных, блины на Масленицу есть непременно у Фунтиковых, а    Пасху справлять в доме Ивановых. Но так было удобнее хозяевам и гостям – все знали, когда им ждать гостей, что дарить, в чей дом идти поздравлять.
Вместе с гостями и визитёрами в те дни ходили по домам ещё и собиратели пожертвований благотворительных организаций, которых было немало, и, конечно же, «христославы». Эти отряды «славящих песней и стихирой Рождество Христово» ходили со двора на двор, а после выступления хозяева угощали их, как могли.
«Христославы всех возрастов – писал газетный обозреватель, - с раннего утра обивают пороги домов зажиточного купечества, за ними путешествуют служители всех учреждений. По вечерам с песнями, плясками и гиканьем ходят по улицам пьяные «ряженые», облаченные в маски, вывернутые наизнанку шубы и другие «подручные костюмы» простонародного карнавала: это в основном заводской и фабричный люд».
Дед и ёлка
Кажущиеся такими «незыблемыми» атрибуты зимнего праздника, как Дед Мороз и ёлка, в нашем богоспасаемом отечестве появились не так уж и давно – лет полтораста назад. Обычай наряжать елочку на Рождество был перенят у немцев – в России жило много переселенцев из германских земель, свято державшихся своих традиций.  Позже подле елок появился маленький игрушечный старичок – сказочный персонаж, тогда ещё не имевший собственного имени, являвшийся частью праздничного декора магазинных витрин. В расчете на приманку внимания детишек – известных растрясателей родительских кошельков – ряженую ёлочку со старичком выставляли обычно в окнах кондитерских и игрушечных магазинов. Описывая предпраздничный Петербург 1875-го года, писатель Иван Гончаров (автор романа «Обломов»)  отметил, что на центральных улицах в магазинных  окнах «обязательно выставлен старичок весь в снегу – Борей что ли – с бумажным еловым деревом, обвешанным разными вещицами».
Копируя наряд магазинных витрин, ёлки стали наряжать в домах, сделав их главным атрибутом детских праздников. Корреспондент газеты «Московский листок» в новогоднем репортаже из Коломны, встречавшей 1894-й год, отмечал:  «Обычай устраивать «ёлки» во время Рождественских праздников укореняется у нас повсеместно. Самый скромный труженик, получающий ограниченное содержание, считает своим родительским долгом порадовать своих ребятишек какою бы то ни было ёлкой».
Постепенно ряженые ёлки стали неотъемлемой частью праздника, так же как теперь сделался непременным атрибутом телевизионный фильм «Ирония судьбы», без которого Нового года уже не бывает. И тот самый ряженый старичок «ожил», стал частью карнавального представления и главным дарителем подарков, получив и свое собственное прозвище «Дед Мороз». И вот над всеми этими миленькими обычаями в начале двадцатого века, как тогда было принято писать, «сверкнул блистающий меч революции».
С приходом к власти большевиков старые обычаи подвергли привередливой ревизии,  признав их никуда не годными. За празднование «поповской елки» тогда выгоняли из пионеров и комсомола, а специальные уполномоченные партийных ячеек в новогоднюю ночь патрулировали улицы, беря на заметку окна, в которых ночью светились огни, а значит, праздновали Новый год. Тех, кого «застукали», ждали унизительные объяснения, а партийных «нарушителей» – так и взыскания. Считалось, что настала новая эра человечества и всё должно быть не так, как прежде, а иначе. Вплоть до причин радости и празднования. Невиннейшему и аполитичному  Деду Морозу от «идейных товарищей» также досталось с избытком –  персонаж новогодней сказки объявили «идеологически вредным явлением». Вот, например, стихотворный опус о поимке пионерами Деда Мороза из сборника «Песня пионеров» 1927 года.
– Ах, попался, старый дед,
К пионерам в сети!
Приносил ты детям вред
Целый ряд столетий!
– Нерадушен ваш приём.
Стрелы ваши колки!
Лучше, детки, попоём
Вкруг блестящей ёлки!
– Приволок ты неспроста
Пёструю хлопушку:
Нас от имени Христа
Хочешь взять на пушку!..
 Прочь религии дурман,
 Прочь грядущего оковы.
Твой рассеивать туман
Мы – всегда готовы.
Новогодняя «оттепель»
Однако же к 1935-му году  новогодние традиции «старого времени» были полностью «реабилитированы». Что там внутри партийно-идеологического актива произошло, сказать трудно: может, устали «товарищи»  от своих «нечеловеческих затей» и им тоже захотелось семейного уюта. А может, с годами пошли свои собственные внуки и, тетешкаясь с ними, «несгибаемые наркомы» отмякли душой, припоминая своё собственное детство, решили, что в ёлках и Новом годе ничего худого и опасного нет…
На радость  людям вернулись приятные хлопоты по изготовлению «наряда для ёлки». Теперь, как когда-то «в царское время», в семьях под руководством бабушек и дедушек, ещё помнивших, «как это надо делать», вырезали и клеили из цветной бумаги и блёсток разные фигурки, «китайские фонарики», «снежинки» со сложным прорезным узором, делали гирлянды, вырезали свойский серпантин и конфетти, заворачивали в фольгу еловые шишки. Сами лили цветные свечи для иллюминации – их ставили в специальные розетки, которые крепились на лапах ели. Те, кто побогаче, вешали на ёлку конфеты в красивых бумажках и мандарины, люди попроще обходились пряниками в цветных обертках.
В общественной жизни также наблюдался «ёлочно-дедоморозовский» ренессанс, и в моду вошли новогодние балы-маскарады, главной маской-распорядителем на которых был Дед Мороз. А вот  Снегурочки при нём ещё не было, и никаких «новогодних гостинцев» Дед Мороз довоенной поры не дарил –  страна жила скудновато, и наделить всех гостей одинаковыми подарками было невозможно.  
На верхушке ёлки светилась красная звезда – символ, конечно же, советский, но вместе с тем, для тех кто понимал, и память о Вифлеемской звезде.
И ещё один характерный штришок. Как-то даже это странно, в газетных публикациях о новогодних праздниках  товарищ Сталин, компартия и вообще советская власть упоминались минимальное количество раз, разве что для соблюдения «идеологических приличий».  В стране, где под любой пустяк норовили подвести «политическую платформу», подчеркнутая аполитичность Нового года составляла главную прелесть, так отличавшую этот праздник от всех остальных «праздничных мероприятий» советской поры.
Валерий Ярхо

 

ТАЙНЫ СТАРИННОГО КЛАДБИЩА
(Окончание. Начало в №№10-11)
Политическая буря

Петропавловское кладбище

Сложившийся на рубеже ХХ века архитектурный облик городского кладбища оставался неизменным без малого лет семьдесят. Остатки тех строений до сих пор определяют вид и статус «Мемориального парка», в который некрополь превратили в начале 70-х годов.
В 1905 г. на Российскую Империю налетела революционная буря, которая весьма ощутимо пошатнула многие казавшиеся дотоле незыблемыми устои. В Коломне, где на большом машиностроительном заводе была создана подпольная организация РСДРП, велась весьма успешная социалистическая пропаганда,  с чем местная полиция боролась вяло и неумело. Результатом стал фактически захват власти на заводе и в ближайших к нему слободах Советом, избранным под контролем подпольного Комитета РСДРП. У этой политической структуры была своя вооруженная сила – «боевая дружина». При помощи своих боевиков Комитет разоружил железнодорожную жандармерию на станции «Голутвин», проводил обыски в проходивших поездах, обложил «данью» городские лавки, требуя съестные припасы для забастовщиков, давая за них некие «расписки» с обещанием «заплатить после».
В ответ городские торговцы, огородники, члены общества хоругвеносцев Успенского собора, трактирщики – словом, все те, кому было что терять, к кому могли прийти «за данью», кто был «за царя и старый порядок», сформировали свою организацию «Священный союз Народной Самоохраны», который его противники тут же окрестили «черной сотней». Осенью 1905 года между «красными сицилистами» и «черной сотней» было несколько столкновений во время многочисленных тогда митингов. Но побоище удалось предотвратить, выставляя между враждующими заслон из казачьей сотни, квартировавшей в уезде при фабрике Жучковых.
В декабре, когда в Москве шли уличные бои, местный Комитет стал готовить  демонстрацию, намеченную на 11 декабря. Целью её был захват власти в городе. Предполагалось выйти колонной со знамёнами и лозунгами, пройти по центральной Астраханской улице до полицейского управления и тюрьмы, взять их штурмом, а потом уже «действовать по обстановке».
Шансы на успех были велики – военный гарнизон, состоявший из рот саперного батальона, штаб которого находился в Зарайске, был укомплектован запасными, призванными в военное время. Война закончилась, а их всё не распускали по домам, и настроения в казарме были такими, что сагитировать солдат не составило труда. Из-за всеобщей забастовки связи с Москвой не было, и саперные офицеры объявили, что без приказа ничего делать не будут, чтобы «не стать крайними», а на получение таковых приказов надежды было мало. Командованию округа было не до Коломны – нужно было Москву удерживать от атак мятежников. Полагаться на полицейских чинов горожанам не приходилось – на весь город их было всего 47 человек, а Комитет и Совет располагали 2-2,5 тысячами активистов, регулярно посещавшими митинги, несколькими десятками вооруженных боевиков из числа «отчаянных ребят», уже отметившихся «экспроприациями» и кровопролитием.
Последней надеждой союзников из «Народной Самоохраны» была сотня казаков. В отличие от саперов и полиции, «донцы» были совсем по-иному настроены. Они знали, что революционные комитеты в своих листовках и газетах призывают «безжалостно истреблять казаков, злейших врагов народа», и понимали – «в случае чего» их будут убивать раньше других, а потому так живо и откликнулись на предложение «помочь», поступившее от городского общества.
В воскресенье 11 декабря 1905 года на подступах к городской заставе встали на защиту Коломны несколько сот мещан, торговцев, купцов, вооруженных кто чем смог. Отдельно в конном строю стояла сотня казаков. Со стороны села Боброво и Митяевской слободы  на них надвигалась колонна в две с лишком тысячи человек, вооруженных примерно так же, как и «союзники». Они сошлись в отчаянной рукопашной схватке.
Исход предопределили конные казаки, врезавшиеся в колонну демонстрантов верхами. Охаживая  ногайками по головам и плечам, они смяли боевиков ещё до того, как те пустили в ход оружие, а следом навалились на пришельцев и городские «союзники», погнавшие демонстрантов прочь от города.
Обратив участников демонстрации в бегство, казаки не смогли их преследовать – вооруженные залегли по обеим сторонам шоссе и стали стрелять по казакам, которые, сидя на лошадях, возвышались над толпой, представляя из себя отличные мишени. Все продолжалось считанные минуты, но этого времени хватило, чтобы остановить преследование. После того, как двух казаков ранили, сотник приказал отойти к заставе. Обе стороны разошлись, считая раны и потери, но успех явно был на стороне горожан. План захвата Коломны провалился с треском. Через неделю на станцию «Голутвин» поездом прибыл отряд подполковника Римана, и власть местного Совета была ликвидирована в два с небольшим часа, а часть его депутатов и «комитетчиков», включая командира «боевой дружины», в ту же ночь расстреляли возле угольных ям за станцией. 
*     *     *
Двенадцатью годами позже, 1 марта 1917 года, мимо кладбища снова шла демонстрация революционеров, только теперь никто не собирался на них нападать. В тот день на заводе состоялся  митинг, на котором было объявлено об отречении от престола императора Николая и о переходе власти в руки Временного Правительства. После того от главной заводской конторы  огромная толпа заводчан двинулась с красными знаменами в Коломну. В этой колонне перемешались рабочие и служащие, инженеры, торговцы, интеллигенты, словом, как выразились мемуаристы, «все слои населения». У всех были на груди красные розетки, и даже полицейский пристав, ехавший впереди шествия на лошади, и тот свой мундир украсил революционным символом.
Около городского кладбища демонстрацию встречал священник кладбищенской церкви Петра и Павла с причтом: благословляя, он осенял шествие крестом, время от времени восклицая: «Христос Воскресе!»
Все тогда ждали благих перемен в жизни – свободы, равенства, братства, скорого окончания войны «и вообще, чтобы было всё хорошо». Упованиям этим не суждено было сбыться ни в малейшей степени. Осенью 17-го года к власти пришли «большевики», и в городе подули ледяные «ветра перемен», унёсшие впоследствии жизни едва ли не половины горожан. Войны, расстрелы, эпидемии тифа и гриппа-«испанки» на фоне голода и «бессолицы», косили людей массами. На кладбище хоронили уже редко, больше – в общих рвах, которые копали в поле за городом, подальше от окраины.
В воскресенье 11 марта 1918 года две видные коломенские большевички – жена уездного комиссара Яна Грунта Софья и её подруга-товарищ Евгения Дерчанская, исполнявшая обязанности «комиссара презрения» (аналог начальника собеса) – поздним вечером отправились в богадельню на кладбище. Там их поджидал «некто в черном». Увидев комиссарш, террорист стал стрелять в них из револьвера. Грунт и Дерчанская бросились к богадельне, но дверь была заперта, и их не впустили. Женщины были вооружены, а потому, спрятавшись за выступом кирпичной кладбищенской ограды, открыли ответный огонь. Кто был этот «человек в черном», установить не удалось.
Финальный этап
В советское время кладбище продолжало выполнять свою функцию, хотя несколько раз раздавались призывы снести его. Раздражала память о «бывших и чуждых», чьи памятники «мозолили» глаза. В начале 20-х годов предлагалось кладбище срыть, а на этом месте устроить парк для прогулок пролетариев в часы отдохновения после трудов праведных для блага светлого коммунистического будущего. Так поступили с монастырскими погостами, но городской тронуть не решились, да и отведение места под новый некрополь  требовало особого решения. Старое кладбище продолжало функционировать до середины 40-х годов прошлого века, и его надгробия, словно экспонаты природного музея, становились символами событий прошедшей эпохи. На земле некрополя сошлись, навеки примирившись, идейные враги, упокоились верные друзья, канули в полную безвестность некогда бывшие знаменитости...
На Петропавловском кладбище  было погребено немало военных самых разных поколений. Здесь похоронили бывшего начальника артиллерии Кронштадта генерала Алексея Николаевича Яковлева, солдат и офицеров времен русско-японской войны – в основном умерших в воинских эшелонах, шедших к фронту. Во время Первой мировой войны в коломенских госпиталях лечилось много раненых, умерших погребали на городском кладбище. В годы войны в Коломне жило немало пленных «австрияков» славянского происхождения – чехи, словаки, поляки, словенцы, хорваты, русины и прочие «коллеги пана Швейка» из состава имперской армии Австро-Венгрии. Коли кто-то из «имперцев» умирал, то его хоронили за стеной кладбища. Пленные большей частью были католиками, а для таких был выделен участок за стеной с восточной стороны некрополя, где и раньше хоронили иудеев, мусульман, католиков и протестантов. У каждого исповедания был свой  локализованный участок, впрочем, не имевший четко определенных границ.
Закрытие
В 1940 году на кладбище появилось несколько могил участников советско-финской войны. Отдельные захоронения производились и позже, но официально кладбище было закрыто. История Петропавловского храма  в советский период была переменчива и трагична. Его несколько раз закрывали в 30-х годах, но потом открывали вновь. С закрытием кладбища храм обратили в склад, а в бывшей богадельне продолжала жить семья сторожа. Потом в здании церкви поместили спортшколу, и тогда же  возник план преобразования кладбища в парк Пионеров. Главной причиной сноса некрополя была затеянная постройка нового административного здания, возведенного буквально через дорогу от него. Кладбище рядом с райкомом партии как-то не вписывалось в проект, не гармонировало с идейным величием места.
В газете «Коломенская правда» от 21.03.1962  появилось такое извещение: «В связи с истечением двадцатилетнего срока после последнего захоронения на бывшем кладбище, расположенном в кварталах улицы Октябрьской революции, Мешкова и Красногвардейской, и в соответствии с генеральным планом города Коломны, разработанным институтом Мособлпроект, исполком Коломенского городского Совета решил:
Обязать зав. похоронным бюро т. Минину в месячный срок снять с могил надгробия и передать их владельцам согласно имеющейся регистрации.
Поручить горкомхозу (зав. т. Богонатов) и гороно (зав. т. Муругов) произвести работы по благоустройству бывшего кладбища силами учащихся школ и общественности города.
Поручить управлению главного архитектора города разработать эскизный проект будущего парка в срок до 1 апреля 1962 года.
По истечении месячного срока после опубликования данного решения в местной печати никакие претензии по п.1 приниматься не будут».
Кто-то из родственников успел снять надгробия, но в большинстве своём они были уничтожены. Самые ценные памятники перепродавали. Словом, как водится, вандализм властей порождал волну вандализма среди исполнителей. Жители глухо роптали, и то ли этот ропот был услышан, то ли просто здравый смысл возобладал, но, по счастью, от идеи устройства молодёжного парка на кладбище отказались, приняв решение, хоть и не бесспорное, но всё же куда как более пристойное. Времена на дворе были совсем не такими «задорными», как, скажем, в 20-х, и устраивать танцульки с аттракционами на могилах не захотели. К тому же после войны совсем в другом месте заложили прекрасный большой парк, ставший местом отдыха и гуляний горожан, и нужды в отдельном парке для молодёжи не стало. Судьба уберегла город от лишнего срама. Оставлять кладбище в центре города все равно не хотели, но решили устроить там Мемориальный парк в память павших в Великой Отечественной войне.
Весной 1968 г. начались работы по приданию Петропавловскому кладбищу облика, который знаком нам сегодня. Главный архитектор города В.А.Пьянков разработал проект благоустройства парка. В июне 1968 г. был утверждён проект мемориала славы «От коломенцев землякам, павшим в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг.» скульптора Дмитрия Борисовича Рябичева и архитектора Льва Валентиновича Мисожникова.
В день открытия Мемориального парка 25 октября 1970 г. был зажжён Вечный огонь от факела, привезённого с могилы Неизвестного солдата в Москве. Чуть в стороне от основного мемориала  устанавливается скульптура «Скорбящая Юность». 8 мая 1975 г. появляется гаубица, напоминающая об артиллерийских частях и соединениях, сформированных в Коломне в годы войны. 18 октября 1975 г. у гаубицы заложили Аллею артиллеристов: 34 рябины посадили ветераны-артиллеристы под руководством генерал-майора  А.И.Малофеева.
26 августа 1977 г. в здании церкви Петра и Павла был открыт музей Боевой славы, который за прошедшее время несколько раз основательно менял свою экспозицию.    В 1978 году была создана аллея Героев Советского Союза с  бюстами девятнадцати коломенцев, награждённых Золотой Звездой. В развитие идеи увековечивания достойных граждан города, на том месте, где прежде за стеной кладбища находились захоронения «инородцев», на высоком постаменте установили бюст Бориса Ивановича Шавырина – выдающегося специалиста в области миномётного и реактивного вооружения.
С 1989 по 1993 годы храм ремонтировали и реставрировали. Заказчиком и финансистом работ являлся Комитет по культуре Администрации Московской области. Ведущим направлением в реставрации было восстановление здания как памятника церковной архитектуры, но и впредь в нём предполагалось размешать экспозицию музея Боевой славы. Однако же  по мере изменения политического режима в стране менялось и отношение к религии, а потому претерпевший многочисленные «перепрофилирования» храм Петра и Павла передали православной общине. А музей Боевой славы перевели в специально построенное для него новое здание, которое стало частью общего комплекса мемориала, разместившись на юго-восточном углу старого некрополя.
22 апреля 1996 г. возле храма Петра и Павла с северной стороны установлен крест в память о погребённых на кладбище родственниках святителя Филарета. С другой стороны алтаря 15 мая 1997 г. открыли памятник апостолу Андрею Первозванному (автор – Григорий Потоцкий). Но впоследствии он был перенесён. 29 октября 2001 г. открыт мемориальный знак «Памяти   гражданам, пострадавшим от незаконных   политических репрессий». 14 октября 2004 г. состоялось открытие памятника «Коломенцам, погибшим в локальных войнах и военных конфликтах» (создан скульптором В.Потловым и профессором архитектуры А.Белкиным). 25 апреля 2006 г. установлен памятный знак пострадавшим в результате взрыва Чернобыльской АЭС и других радиационных катастроф.
Таково на сегодняшний день положение коломенского Петропавловского кладбища, волей времени обращённого в Мемориальный парк.
Валерий ЯРХО



Р Ю Р И К О В И Ч И
С 4 по 20 ноября в московском Центральном выставочном зале «Манеж» с большим успехом прошла выставка «Моя история. Рюриковичи». Семисотлетняя история Древней Руси предстала в 18 мультимедийных залах. Каждый зал был посвящён одному из правителей Руси. Интересно, что авторы не только указали на успехи или неудачи каждого из рюриковичей, но и обращали внимание на исторические бытовые особенности  тех времён. С некоторыми зарисовками  мы хотели бы познакомить читателей.
Вязание – мужское дело
С древних времён на Руси вязание, шитьё одежды и изготовление корабельных парусов считалось мужским делом. Женщины занимались прядением и ткачеством.
«Несолоно хлебавши»
Соль ценили на вес золота. Её берегли и поэтому, как правило, пищу заранее не солили. Солонку ставили на стол, чтобы каждый добавлял приправу  по своему вкусу. «Несолоно хлебавши», – говорили о госте, которому за столом не предложили солонку.
Сажень и аршин
Распространённой мерой длины на Руси была косая сажень – «от пальцев ноги до кончиков пальцев вытянутой вверх противоположной руки» (248см). Известны были также маховая, морская, мостовая, большая, простая и другие сажени, отличавшиеся по длине. Сажени подразделялись на доли – аршины, локти, пяди, вершки, шаги, стопы и другие.
Шапка Мономаха
В ХVI веке широко распространилась легенда о том, что «шапка Мономаха» была подарком византийского императора Константина IХ  Мономаха киевскому князю Владимиру. Однако её происхождение  и время появления на Руси до сих пор не выяснены. Как бы то ни было, именно шапка с меховой опушкой стала символом княжеской власти в Древней Руси, обязательным атрибутом  князя при изображении в летописных миниатюрах  и на иконах.
«Шапочный разбор»
При входе в храм мужчины обязательно снимали шапки и оставляли их в специально отведённом месте. Если же человек приходил к концу богослужения, то он заставал уже только процесс разбора шапок. Так и родилось выражение «прийти к шапочному разбору», то есть к самому концу.
«Семь пятниц на неделе»
Пятница была базарным днём, а также днём исполнения разных торговых обязательств. В пятницу, получая деньги, давали честное слово привезти на следующей неделе заказанный товар. Или, наоборот, получая товар,  обещали через неделю  отдать полагающиеся за него деньги. О нарушивших эти обещания говорили, что у них семь пятниц на неделе.
Сабля, а не меч
С появлением на Руси татарской угрозы вооружение русского воина стало меняться, сабля полностью заменила меч. Сабля – традиционное оружие кочевников – было намного эффективнее в борьбе со всадниками. Это рубяще-колющее оружие носили в ножнах  на левом бедре.
Рубль
Первый русский рубль появился  в ХIII веке  в древнем Новгороде. Так стали называть прежнюю гривну – удлинённый кусок серебра  весом около 200 граммов. Кусок был обрублен  на концах, отсюда и слово «рубль». А первая рублёвая монета  была изготовлена  гораздо позже, в ХVII  веке, при Алексее Михайловиче Романове.
Символ борьбы
На печати Дмитрия Донского впервые появляется изображение всадника с мечом как символ борьбы  с внешними врагами. Позже это всадник «перекочевал» на московские монеты, которые из-за этого стали называть «мечевой  деньгой».
«Поясной паспорт»
Пояс был своеобразным удостоверением личности. По его орнаменту можно было определить, из какой местности его обладатель и даже сколько ему лет. Мужской пояс был широким и длинным. А женский – узким, изящным и ярким. Маленький ребёнок опоясывался нитью. С возрастом нить расширялась, постепенно превращаясь в пояс. По поясу можно было определить и профессию его обладателя.
Первые ямщики
На дорогах Московского государства стали строиться первые почтовые станции – ямы – на расстоянии приблизительно тридцати вёрст друг от друга. На станциях-ямах начали селиться русские ямщики. Как правило,  расстояние между станциями  определялось дневным пробегом лошади в зимнее время.
Топлёное молоко
Уникальный продукт национальной кухни появился благодаря распространению типовой русской печи. Ни в одной стране мира нет аналога этому блюду. Топлёное молоко было на Руси любимым лакомством и подавалось как десерт к вечерней трапезе.
Сарафан – мужская одежда
Сарафаном называли длинную нарядную мужскую одежду. В переводе с персидского языка «сарафан» – «одетый с головы до ног». Лишь с конца ХVI века так стали именовать женское платье без рукавов, чаще – «распашное», то есть застёгивающееся спереди. Изначально его носили только крестьянки, но в ХIХ веке он стал любимой одеждой горожанок.
Запятая
При Иване Грозном в письменности для обозначения пауз начинают использовать запятые, а вместо знака вопроса  ставят точку с запятой.
Русские пираты
После введения Европой экономических санкций  против России и морской блокады, в том числе и с привлечением пиратов, Иван Грозный решил принять ответные меры. Он выдал «жалованную грамоту» на организацию пиратского флота датчанину Карстену Роде. Роде нанёс существенный урон морской торговле на Балтике. Из-за этого европейские державы жаловались Москве на недопустимость таких ответных шагов.
«Большая шишка»
Это выражение родилось в среде бурлаков – рабочих на реках, тянувших суда  вдоль берега с помощью бечевы. В артелях бурлаков, которые появились на реках Центральной России, самого опытного и сильного бурлака, идущего в лямке  первым, называли «шишкой». Так появилось выражение «большая шишка» для обозначения важного человека.
Подготовил Мефодий КИРИЛЛОВ

СВЕТИЛЬНИК ВЕРЫ
В собрании Государственного музея А.С.Пушкина исследователь К.Е.Ломовская обнаружила стихотворение неизвестного автора, посвящённое святителю Филарету.  Вот что она о нём пишет.
Перед нами стихотворение, посвященное кончине митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова), что подтверждается и вынесенной в название датой – 19 ноября 1867 г. На это событие, как известно, откликнулись знаменитыми своими статьями И.Аксаков, М.Катков, А.Н.Муравьев, отклики на кончину святителя появились в словах и проповедях архипастырей и священников, в публикациях в православной периодике конца 1860-х – начала 1870-х гг.
Для православных людей было очевидным, что происшедшее касается не только Российского государства, потерявшего своего «природного Патриарха», как именовали святителя Филарета некоторые современники, но каждого жителя России внутренне, непосредственно – от «епископов, им же самим рукоположенных», до последнего из тех людей, кем унизаны были вдоль пути последнего шествия «всероссийского архипастыря» «не только все улицы, но и все крыши».
Мы можем рассматривать стихотворение в ряду таких откликов. О нём нельзя сказать, что оно отличается выдающимися художественными достоинствами. Но в нём слышно сильное и живое сердечное чувство, мысли выражены очень четко.
19 ноября 1867 года
Угас светильник, что пред нами
Дорогу к правде освещал,
Что вдохновенными словами
Сердца людские поучал!
Восплачь, несчастная Россия!
Рыдай, великая Москва!
Что делать нам? Тяжка утрата!
И так тяжка, замены нет!
Восстанет скоро брат на брата,
За духом тьмы пойдёт вослед.
Пойми, сидящий на престоле,
Кого Ты в Старце потерял.
Лишь Он один о русской доле
Моленья к небу воссылал.
Его молитвами мы жили,
Враги нам были не страшны,
Хоть нас народы и судили,
И закоснели в мраке мы.
О Боже! Сжалься над Россией!
Близка беда, помоги нет!
Какой же траурной могилой
Теперь покажется нам свет!
Одно осталось нам – молиться!
Молиться, плакать и вздыхать;
Тогда, быть может, и явится
Нам свыше Божья благодать!
Прости, народом столь любимый
В теченье долгих, долгих лет!
Прости навек! Незаменимый,
Великий Старец – Филарет!
Подготовил И.АЛЕКСАНДРОВ
 

 

ЗДЕСЬ РОДИЛСЯ ФИЛАРЕТ

Богоявленский храм

День памяти святителя Филарета побуждает нас вновь посетить его малую родину – старинный коломенский храм Богоявления-в-Гончарах. Здесь мы встретились и побеседовали с настоятелем храма протоиереем Игорем БЫЧКОВЫМ.
– Отец Игорь, мы знаем, что Вы довольно основательно изучаете историю своего прихода. Что нового о митрополите Филарете удалось разыскать в архивах за минувший год?
– Общеизвестно, что на территории нашего храма в церковном доме своего дедушки родился Василий Дроздов – будущий святитель. Его родители – диакон Успенского собора Михаил Дроздов и Евдокия Никитична – в то время ещё не имели своего жилища и проживали в доме настоятеля храма иерея Никиты Афанасьева. Но вот что интересно, многие авторы и исследователи, говоря об этом факте, часто ссылаются на какие-то косвенные свидетельства. Поэтому очень хотелось бы найти главный источник  – метрическую книгу с записью о рождении святителя Филарета.
В коломенском городском архиве метрики того времени не сохранились. Но известно, что метрические книги писались в двух экземплярах. И второй удалось обнаружить в Центральном историческом архиве Москвы.
Теперь этот документ мы можем не только процитировать, но и показать читателям.
В метрической книге Богоявленского храма за 1782 год нам интересна самая последняя запись в части первой "О раждающихся":
В декабре 26  у соборнаго диакона Михаила Федорова родился сын Василий  крещен генваря 1 число восприемником был соборный ключарь Петр Васильев восприемница Домника Прокопиева жена иерея Никиты Афонасьева.
– Запись довольно лаконичная...
– В метрических книгах и не положено было писать пространнее. Но и эта выписка о многом говорит.
Даты указаны по старому стилю. Мы видим, что святитель родился на второй день Рождества. Крестили его не сразу после рождения, как это нередко бывало в ту пору, а через 6 дней. Это говорит о том, что угрозы здоровью новорождённого, видимо, не было. Интересно, что крестины совершили в День ангела младенца. 1 (14) января – память святителя Василия Великого  – небесного покровителя Васи Дроздова.

Запись в метрической книге о рождении и крещении святого

Кто совершил таинство? Очевидно – дедушка святого иерей Никита Афанасьев. В противном случае, это обязательно было бы отмечено в книге.
– А что можно сказать о восприемниках святого?
– Крестным отцом, как видно, стал священник Успенского собора (он же и ключарь) Петр Васильев. О нём у нас пока нет информации.
А восприемницей была бабушка святителя Домника Прокопиевна. В те годы это не было редкостью. В той же метрической книге записано, что как минимум ещё три младенца  получили в качестве восприемниц своих родных бабушек.
Домнике Прокопиевне было тогда 35 лет. По нашим меркам, довольно молодая бабушка. Можно предположить, что именно она стала первой и главной помощницей своей юной дочери в заботах о новорожденном. Первые годы жизни Вася Дроздов провёл в доме дедушки, даже когда родители получили жильё и переехали поближе к храму Троицы-на-Репне. Значит, бабушка Домника была одним из главных воспитателей внука. Именно она водила Василия в Богоявленский храм на службу.
По метрическим книгам удалось установить дату кончины Домники Прокопиевны – 1 марта (ст. стиль) 1834 года. Скончалась она в возрасте 87 лет от горячки. Настоятельствовал в Богоявленском храме в это время внук Домники и брат святителя Филарета священник Никита Дроздов. Видимо, по этическим соображениям он не мог сам  исповедовать и причастить свою бабушку и крестную перед смертью. Это сделал священник Предтеченской церкви Захарий Матфиев. Погребена Домника Прокопиевна на Петропавловском кладбище. Отпевание совершил внук Никита.
Интересно, что в метрической книге возраст бабушки указан неверно – 80 лет. На самом деле ей было около восьмидесяти семи. Это подтверждается тремя документами: клировыми ведомостями 1825 и 1828 гг. и исповедными ведомостями 1812 г.
– А сохранился ли дом, где родился святитель?
– Нам этот вопрос часто задают паломники. При этом нередко указывают на церковный дом рядом с храмом. Но возраст этого здания – чуть более века. Возможно, на его месте раньше и стоял дом иерея Никиты Афанасьева, но точно это неизвестно. Все священнослужители Богоявленского храма имели собственные деревянные дома на церковной земле. К сожалению, наш приход пока не располагает фотоснимками храма и его окрестностей дореволюционной поры.
– А где именно происходило крещение Василия Дроздова?
– Поскольку Богоявленская церковь в то время не отапливалась, вероятнее всего, таинство совершалось в деревянном теплом Введенском храме, стоявшем поблизости. В начале XIX века его разобрали, а к Богоявленской церкви пристроили два новых теплых придела: Введенский и священномученика Харалампия.
– Что представлял собой приход в то время?
– Метрики за 1782 год позволили провести сравнительный анализ количества треб, совершаемых в разных церквях города. И оказалось, несмотря на периферийное расположение, наш храм уступал по числу треб только приходу церкви Воскресения Словущего. Судите сами.
В 1782 г. в Богоявленском храме было совершено 19 крестин, 2 венчания и 17 отпеваний (19-2-17). А вот соответствующая статистика по другим коломенским приходам: Вознесения 7-1-10, Михаила Архангела 14-8-5, Крестовоздвиженская 8-5-7, Рождества Христова 7-3-5, Иоанна Богослова 7-3-4, Воскресения (Николы-на-Посаде) 11-2-11, Николы Гостиного 4-2-3, Бориса и Глеба 10-1-7, Воскресения Словущего 22-6-19, Никиты мученика 7-2-6.
– Год назад вы опубликовали интересные документы о родном брате святителя протоиерее Никите. Почему он так рано скончался?
– Брат митрополита Филарета унаследовал наш Богоявленский приход от своего дедушки иерея Никиты Афанасьева. Это был очень образованный и способный священник. 3 ноября 1830 г. по резолюции митрополита Филарета его перевели в Успенский собор с «удостоением протоиерейского сана и возложением благочиннической должности по Коломне». Но уже 1 декабря того же года «за слабостию здоровья» он был уволен от сих должностей и оставлен на прежнем месте при Богоявленской церкви. 15 февраля 1831 г. его удостоили сана протоиерея.
В 1839 г. состояние здоровья отца Никиты резко ухудшилось. Судя по метрической книге, 31 мая он в последний раз крестил ребёнка. С июня церковные требы исполняли уже другие священники.
14 июля протоиерей Никита Михайлов Дроздов скончался на 42-м году жизни от чахотки.
– Ежегодно 2 декабря у храма Петра и Павла совершается заупокойная архиерейская служба о родственниках святителя Филарета. Документы подтверждают, что все они там погребены?
– Да, большинство родственников упокоилось на Петропавловском кладбище. Это и бабушка Домника, и дедушка священник Никита. Это отражено в метрических книгах. Но о кончине прадеда Филарета иерея Афанасия Филиппова такой записи нет. Скорее всего он, а также прабабушка Анна Матфеева и другие родственники, скончавшиеся до XVIII века, были похоронены рядом с храмом.
Недавно неожиданно выяснилось, что у нашей церкви было погребение и в ХХ веке.
– Кто же это удостоился?
– В марте 1917 г. у храма похоронили известного коломенского купца Петра Карповича Чуприкова – заводчика знаменитой коломенской пастилы. Эту запись я обнаружил в метрической книге храма за 1917 год. Такое погребение было исключительным (всех остальных прихожан хоронили на Петропавловском некрополе). Думаю, это дань памяти многолетнему церковному старосте и благотворителю нашего храма.


Две древние святыни

У часовни святой Параскевы

19 декабря православный мир празднует память святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских. Несмотря на своё греческое происхождение, это один из самых любимых святых на Руси. Доказательство тому – обилие никольских храмов во всех уголках нашей страны. На коломенской земле такое посвящение имеют шесть церквей. С настоятелем храма Николы Гостиного протоиереем Сергием РОГОЖИНЫМ мы встретились в преддверии престольного праздника. 
– Отец Сергий, чем живёт приход храма святителя Николая, как проходит его реставрация?
– Меня назначили настоятелем храма 10 ноября 2000 года, в это время здесь ещё располагалась школа «Спартак». Молились мы на улице: служили молебны, панихиды. В 2002 г., на равноапостольную Ольгу, администрация города приняла решение о передаче святыни общине. 1 августа мы впервые вошли в храм. Здесь как раз подошла череда праздников: Серафим Саровский, Илия пророк… В эти дни мы в храме просто молились. А когда прошли праздники, началась работа: разбирали перегородки, оставшиеся от прежних хозяев, приводили храм в первозданный вид, чтобы можно было полноценно совершать богослужения. На Успение 2002 года здесь была совершена первая за много лет Божественная литургия. А через несколько дней возрождённый храм посетил владыка Ювеналий. Мы были очень рады: в нашем храме за всю историю нечасто служили архиереи. Предыдущим, насколько нам известно, был патриарх Антиохийский Макарий, который в середине XVII века посетил Россию и зимовал в Коломне. Он служил литургии в коломенских храмах, в том числе и здесь, у Николы Гостиного.
Сейчас в Никольском храме восстановлена трапезная XIX века с двумя приделами: в честь икон Божией Матери «Знамение» и «Всех скорбящих Радость». Теперь нам предстоит восстановить колокольню, разрушенную в советские годы до первого яруса, и, конечно, четверик начала XVI века с главным престолом святителя Николая. Сейчас работаем над проектом восстановления колокольни.
– Будет ли воссоздан купол четверика? И каким он будет – не секрет, что его облик менялся…
– Под ныне существующей крышей четверика находится барабан XVI века с позакомарным покрытием. Сохранились чертежи архитектора Михайловского, и можно было бы восстановить тот облик, но сейчас древний храм составляет единый комплекс с трапезной и колокольней XVIII-XIX вв., поэтому мы будем всё же восстанавливать более поздний вариант с пятью главами.
Но к этим работам мы приступим не раньше, чем завершим восстановление часовни…
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее…
– Несколько лет назад к храму была приписана часовня великомученицы Параскевы Пятницы у одноимённых ворот. Мы это восприняли с радостью, но древняя святыня была в большом поругании. После закрытия в годы гонений здесь разместили керосиновую лавку, а с середины ХХ века часовня была заброшена. Фактически от неё сохранились только вход и две стены, а место это постепенно превратили в свалку для мусора. Когда мы пришли сюда, вход был закрыт листом оцинкованного железа и заложен кирпичом, от свода оставалось только три метра, крыши не было.
Наш приход взялся за восстановление часовни: достроены недостающие стены, кровля. Купол и главка с крестом вновь сияют справа от входа в кремль. Сейчас ведутся отделочные работы.
Возрождение древней святыни мобилизовало и объединило прихожан: люди приходят в свой выходной день, трудятся, не жалея сил.
По благословению владыки Ювеналия мы издали книгу о храме и часовне. Благодарим её автора А.Б.Мазурова за эти труды.
– Были какие-то интересные находки за время реставрации? Всё-таки такая древность…
– Когда мы расчищали мусор, чтобы добраться до пола, неожиданно обнаружили под полом подвалы XVI века. Очень глубокие, и также в аварийном состоянии. Они в любой момент грозили обвалиться, поэтому нам пришлось основательно потрудиться, укрепляя своды. К зиме вставили окна и двери и постарались провести отопление. Кстати, полы в часовне выложены старинными чугунными плитами, взятыми из Успенского собора, когда там делались мраморные полы.
– Есть ли ещё какие-то старинные детали или предметы, которые будут находиться в Пятницкой часовне?
– Старинная икона великомученицы Параскевы, раньше она пребывала в нашем храме. Есть старинный крест-мощевик с частицами мощей великомученика Димитрия Солунского, целителя Пантелеимона, бессребреника и чудотворца Космы и великомученицы Параскевы.
– Сохранился ли внешний вид Пятницкой часовни в рисунках, или пришлось делать проект заново?
– Есть фотографии – и их довольно много: когда праздновалось 500-летие Куликовской битвы, основные торжества проходили как раз здесь, у Пятницких ворот. Сохранились снимки и входа, и со стороны Москвы-реки. Поэтому как выглядела часовня тогда, мы имеем представление. То, что она была достаточно ветхой уже тогда – в 1880 году, на них тоже хорошо видно. Проект мы сделали где-то через год после того, как часовню нам передали, по нему проводилась экспертиза. Министерство культуры смотрело очень тщательно. Так что есть все основания утверждать, что часовня будет воссоздана в том виде, какой она имела до разрушения.
– Какие ещё открытия случались в ходе реставрации?
– Когда мы начали заниматься часовней, подняли документы, то оказалось, что в древности она была освящена в честь великомученика Антипы, епископа Пергамского. Он пострадал в Ι веке. Теперь можно сказать, что наша часовня посвящена сразу двум древним святым.
– Как предполагается служить в часовне?
– В Пятницкой часовне будет восстановлен находившийся в ней издревле престол великомученицы Параскевы и священномученика Антипы. У нашего прихода есть желание служить там Божественную литургию, и не только в дни памяти этих святых, но и каждую пятницу. Поскольку, как мы знаем из жития, благочестивые родители великомученицы особенно чтили день Крестных страданий Господа нашего Иисуса Христа, что даже дочь свою назвали в честь этого дня – Пятницей (по-гречески – Параскева).
*        *       *
10 ноября, в день памяти великомученицы Параскевы, на приходе состоялось сугубое празднование. В храме Николы Гостиного совершили Божественную литургию. Затем, по уже сложившейся традиции, прошли торжественным крестным ходом по старинной улице кремля к Пятницким воротам. Здесь настоятель прочитал евангелие, с молитвой окропил часовню и народ святой водой. По возвращении в храм состоялась небольшая праздничная трапеза. 
Подготовила Владислава СОЛОВЬЁВА

 

ТАЙНЫ СТАРИННОГО КЛАДБИЩА
(Продолжение. Начало в №10)
Стихи на каменьях

Как раз в те времена, когда Петропавловское кладбище было только основано, набирал силу особенный  литературный жанр сочинения стихотворных эпитафий для могильных памятников в назидание потомкам.  
Замечательный образец такого рода сочинительства зафиксировал выдающийся российский библиограф Николай Васильевич Губерти, детство и юность которого прошли в Коломне в принадлежавшем его семье поместье Щурово. Не известно по какому поводу Николай Васильевич был в тот день на кладбище, но на глаза ему попался старый памятник, на гранях которого была высечена целая скорбная баллада. Губерти списал слова, что было сделать совсем непросто – время уничтожило буквы, затянуло их мхом. Разобрать удалось лишь части фраз: «Под  сим камнем…. Успенского собора протоиерея Григория Иванова злыми людьми…. с тремя….. и с дочерью Ксениею…». Начало стиха также сгубило время, но осталось от него весьма порядочно:
…И надпись, вздохнув, плачевную прочти.
Се здесь девица спит и мать с тремя чады
До смерти варваром убиты без пощады.
Вся грудь, гортань, глаза и каждый тела член
Рукой злодейскою у них окровавлен.
Невинна в ранах кровь теперь ещё дымится,
Злодея дерзкого наружу вывесть тщится.
Да преклонится …  каждого глава,
Внимая плачевные страдальцев сих слова.
«Не чая крайних зол, спокойно мы сидели,
Вдруг варвары на нас, как тигры налетели.
Вонзили острый нож в гортань, в главу, во грудь…
Творец, врагу и нам Судья в сем споре будь!
И се вещает мать детей и дней лишена
… я за грехи  достойно умерщвленна,
Но юные мои невинные птенцы,
Каких презренных дел явились вы творцы?
Кого обидели, кому чем нагрубили,
Не тем ли, что меня с горячностью любили?
За что  дерзнул злодей на них свой меч поднять?
….. их кровь невинну проливать?
О Боже всех щедрот и всякие ограды!
Се зришь несчастну мать и с нею ея чады.
Для их невинности мои грехи прости,
Убийце злобному за нашу смерть отмсти.
А вы, что оную плачевну надпись зрите,
Творца Небесного усердно помолите,
Чтоб мать несчастную и нежных чад ея
Причастных сотворил святыни Своея!
Лежит здесь Ксения  с Григорием и Саввой,
Несчастнейшая мать, несчастнейших детей,
Убитая безжалостно от рук лихих людей.
Еще с ней купно спит совсем лишена вида
Трех на десяти лет девица Степанида.
Эпитафия была опубликована в 1-м томе  журнала «Русский архив» за 1898-й год.  
В наши дни коломенский историк  Е.Л.Ломако, работая над своей монографией «Русский провинциальный город екатерининской эпохи», по метрическим книгам церкви Воскресения Христова установил, что под камнем, с которого некогда списал стихи Николай Губерти, покоились участники страшной драмы, разыгравшейся 19 января 1785 года в доме  протоиерея Григория Иванова.
СЕМИК
В 30-40 гг. XIX века центральные губернии Российской Империи одну за другой пережили несколько ужасных эпидемий холеры. Не миновала сия напасть и Коломны, где особенно много людей умирало в 1848 году. Бедствие приняло ужасающие масштабы, и на Петропавловском кладбище, случалось, хоронили по десятку умерших в день, а через несколько дней туда же приносили в гробах тех, кто только вот на днях похоронил близких.
Страх обуял горожан, и отцы города решили просить совета, как быть, у почтенного старца, схимонаха Иоаникия, подвизавшегося в Богоявленском  Старо-Голутвине монастыре. Был тот старец человеком судьбы совсем не простой, в монастырь попавший далеко не сразу. По рождению был он крепостным крестьянином из села Колычева Коломенского уезда, и при крещении нарекли его Ипатием.  Родители Ипатия померли от чего-то, когда он был ещё мал, и сироту взял в дом его дядя. Рос он как все вокруг, а как вошёл в возраст, так женился, зажил хозяином в своем доме. Однако не суждено ему было наслаждаться семейным счастьем, и смерть снова пришла в дом Ипатия, на этот раз забрав жену и детей. После такой потери жить на родине мужик не смог, и, не спросившись у барина, тайно покинув Колычево, ушёл бродить по свету. Считаясь «беглым», прожил он не один год в Харькове, откуда пришёл с повинной в родное село, чтобы просить у барина прощения и дозволения поступить в монастырь. Прощение было получено, и разрешение дано. Приписавшись к братии штатного монастыря, когда ему исполнился уже 41 год, новый инок так преуспел в духовном делании, что принял схиму с именем Иоаникий и поселился в одной из башен, воздвигнутых по углам монастырской стены. Жил схимник Иоаникий в уединении, но не в полном затворе, принимая тех, кто искал его совета. Пускал не всех, а только как-то сам выбирая по наитию тех, у кого дело к нему действительно важное.
Делегацию коломенских «отцов города» он не отверг, а  приняв, присоветовал им взять из монастыря хранившийся там посох Сергия Радонежского и икону преподобного.  По преданию, тот образ был писан на верхней доске гроба аввы Сергия, разобранного на части после обретения мощей святого. Эти почитаемые реликвии, по словам схимонаха, надлежало доставить в город крестным ходом и служить молебны непременно в четверг пред Троицей, ибо в тот день крестьяне и многие горожане продолжали отмечать языческие праздники «Ярилку» и «Семик». Обычно ареной этого празднования становилось знаменитое Девичье поле под Коломной, где когда-то Дмитрий Донской собирал рать перед походом на Куликово поле. Но гораздо меньше известно про то, что название свое поле (как и Девкина переправа, что возле Щурово) получили от находившегося на высоком берегу Оки языческого капища богинь  Мокоши, Лады и Лели, чьим идолам приносились жертвы. В день, когда праздновали Семик, крестьяне «заламывали берёзу», украшали её лентами и вышитыми рушниками, приносили её на Девичье поле, где бывало водили хороводы. К XIX веку от былой языческой обрядности остались несколько «хороводных песен», и этот пробел восполнялся неумеренным пьянством и всяческими «вольностями», что огорчало православных пастырей. Старец Иоаникий советовал вместо «бесовских игрищ» пойти с крестным ходом, неся подлинные святыни, молясь о прощении грехов.
Совет был воспринят, и крестный ход состоялся, а после него эпидемия пошла на убыль и вскоре совсем прекратилась. На другой год шествие совершилось вновь,  и в рапортах митрополиту Филарету отмечалось, что болезнь отступает и «Ярилку» уже никто не празднует, а потому просили разрешения дозволить проводить крестный ход ежегодно.
Таковое дозволение было дано, и с начала 50-х годов  в последний четверг перед Троицей всё городское духовенство встречало реликвии, приносимые из Старо-Голутвина монастыря у кладбищенской церкви Петра и Павла, где свершалась панихида. Первое время поминали умерших во время холерной эпидемии, погребенных на городском кладбище, а позже вообще всех усопших – после чего шествие следовало в Успенский собор. Икона и посох оставались там до понедельника – перед ними едва ли не круглые сутки служились молебны. Утром в понедельник реликвии выносились из Успенского собора и с крестным ходом обносились вокруг стен коломенского кремля. Их приносили в Ново-Голутвин монастырь, где в храме преподобного Сергия совершалась литургия. После службы в монастыре икона и посох снова выносились на Соборную площадь, и после совместных молитв, городское священство провожало их до Рязанской заставы на пути в Старо-Голутвин монастырь. Крестный ход был главным событием летней городской жизни, и на него бывало собиралось со всей округи до 20 тысяч человек, в то время как в самой Коломне насчитывалось едва ли 17 тысяч жителей, включая грудных младенцев.
Благие перемены
К началу 70-х годов некогда новое городское кладбище оказалось уже заполненным до отказа. К тому же за минувший век город разросся и подошёл к кладбищу довольно близко, миновав черту, ближе которой возводить строения запрещал медицинский устав. Обветшала старая богадельня, вал, окружавший кладбище и изгородь, надо было чинить, многие могилы выглядели неопрятно. Всё это отмечалось в рапорте гражданского губернатора, зимой 1869-70 годов ревизовавшего город. Замечания были отправлены в Консисторию, а оттуда дано было знать местному благочинию, откуда был получен следующий ответ: «...По указу о замечаниях на коломенском  городском кладбище священноцерковнослужители кладбищенской церкви со старостою церковным ответили следующее: 1) Воспретить погребение на 50 саженей с западной стороны кладбища они не имеют права, да и едва ли это и нужно, потому что с западной стороны кладбища жилья нет, а с северной, да и то за кладбищенской оградой, живут священно церковнослужители, каковые в иных местах живут и на самих кладбищах. При том отделить 50 саженей означает отрезать половину кладбища, что совершенно невозможно при 17 тысячах жителей города Коломны.
2) Провалившихся могил на кладбище нет, а обвалившиеся здешние могилы весной исправляются и обкладываются дерном родственниками умерших. У кладбищенской же церкви на это средств нет никаких. 3) Вал и ограда исправлены. Хотя и не изящно, но не хуже некоторых московских кладбищ. 4) Одна из показанных богаделен, как временная, находящаяся в церковной сторожке, уничтожена, а другая зависит от земства, а не от церкви...» Основываясь на этом, Консистория рапортовала губернскому правлению: «…По неимению в кладбищенской церкви средств епархиальное начальство не может принять мер к устранению недостатков кладбища буде таковые оказываются и в настоящее время, и что о сем на основании 314 ст. тома 13 свода законов устава медицинской полиции должно быть отнесено к обязанности коломенской городской думы. Предварительно же исполнение  сего определения представить на благорассмотрение его преосвященства...»
Вопрос о переустройстве кладбищ именно в эти годы решался повсеместно, поскольку хоронить покойников на отведенных за век до того местах уже было негде, а прирезка новых участков была сопряжена со многими трудностями. За столетие города и села разрослись, местами обступили кладбища, некогда находившиеся «в отдаленных местах». Когда-то бросовые «выгонные земли» обрели собственников, и просто так отмерить участок было нельзя. Переписка по этим вопросам занимала порою десятилетия.
*     *     *
Благие перемены в судьбе храма и самого кладбища стали свершаться в 90-х годах девятнадцатого века, когда здесь настоятельствовал священник Иоанн Фоминцев. Во-первых, решился, наконец, вопрос с прирезкой к кладбищу участка земли с восточной стороны. Во-вторых, у храма и кладбища появилась группа богатых попечителей из числа коломенского купечества. В 1890 году по инициативе настоятеля при поддержке коломенских купцов отца и сына Бурцевых и ещё нескольких благотворителей  было начато строительство кирпичной ограды  вокруг кладбищенского участка, включая и  Петропавловскую церковь. Проект ограды, составленный московским архитектором Фёдором Васильевичем Рыбинским, предусматривал воздвижение по углам двух часовен: во имя святителя Николая Чудотворца в память спасения драгоценной жизни наследника цесаревича от угрожавшей ему опасности в Японии, другая – во имя преподобного Сергия, в память избавления города от холерной эпидемии 1848 года.
Ещё прежде того было начато строительство колокольни над западными воротами  кладбища, через которые  ближе всего было подойти к храму. Эту звонницу проектировал двоюродный брат Ф.М.Достоевского московский архитектор Владимир Дмитриевич Шер. В сентябре 1890 года колокольня была совсем готова. Покуда она строилась, для неё на заводе знаменитого колокольного мастера Н.Д.Финляндцева был заказан новый колокол весом более чем в 700 пудов. Деньги на его отливку – 15 тысяч рублей – дали коломенские коммерсанты. Самое крупное пожертвование внёс Василий Миляев. Он, словно бы переняв эстафету Кисловых и прочих филантропов, уже сошедших с арены городской жизни, благодетельствовал многим коломенским храмам, причём не только в городе, но и в уезде. Почин Миляева поддержали староста храма Иван Иванович Шкарин, купчиха Елизавета Яковлевна Шевлягина, вдова многолетнего соборного старосты Макеева и некоторые другие.
В марте 1891 года колокол по железной дороге был доставлен с завода Финляндцева на товарную станцию «Коломна», откуда его нужно было переправить к колокольне. Для этого требовалось преодолеть расстояние не более чем в 200 саженей, ибо станция находилась совсем недалеко от кладбища. Но подрядчик, решив нажиться, нежданно «заломил» за перевозку колокола цену в 300 рублей, платить которую было просто нельзя. Не то чтобы от нехватки денег – собрали бы и все 500 – просто недостойно было поощрять такое рвачество, тем более при столь благом деле.
Подъём кампана назначили на воскресенье 17 марта. Когда собравшемуся народу объявили, что колокол отказываются везти меньше чем за 300 рублей, вся эта толпа пошла к станции, там, самостоятельно организовавшись, подкладывая под колокол бревна-катки, поволокли его к кладбищу и доставили на место минут за 15 или около того.
После ранней литургии отслужили водосвятный молебен и колокол освятили. Пока работники налаживали систему веревок, канатов и блоков, которыми собирались поднимать колокол, любопытствующие разглядывали его со всех сторон, любуясь украшением из резных икон святых, имена коих носили жертвователи, читая надпись: «В благостивое царствование государя императора Александра Александровича, святительство высокопреосвященнейшего Иоакима, митрополита Московского и Коломенского, при старосте Иване Шкарине, помощнике его Василии Бурцеве и при священнике Иоанне Фоминцеве».
Часа через три после привоза колокол уже подняли на звонницу, закрепили, и вот уже раздался первый удар нового городского благовеста. Звук был густой, приятный, слышимый во всех концах города. В ознаменование такого радостного события звонить в новый колокол разрешали всем желающим в течение трёх дней кряду, и от того звон практически не прекращался целыми днями до самой среды 20 марта.
(Окончание следует)
Валерий ЯРХО

 

ТАЙНЫ СТАРИННОГО КЛАДБИЩА (У РЯЗАНСКОЙ ЗАСТАВЫ)
История коломенского городского некрополя насчитывает без малого 250 лет. Если сравнивать нынешнее состояние старинного кладбища с книгой, то про неё можно было бы сказать, что большая часть листов в ней утрачена, а на уцелевших поверху написали что-то новое. Но не всё так безнадежно, ибо историки тем и сильны, что могут восстанавливать утраченное и читать под «написанным сверху», проникая в прошлое при помощи документов, мемуаров и даже газетных публикаций о событиях далекой повседневности.
По указу государыни
Титульная страница книги коломенского некрополя читается совершенно ясно и отчетливо. Само его устройство было следствием высочайшего соизволения императрицы Екатерины Великой. После  страшной эпидемии чумы, поразившей Российскую Империю в 1771 году, царица распорядилась отвести под кладбища земли за городской чертой. Распоряжение об этом было прислано в воеводскую канцелярию Коломны 28 ноября 1771 года при указе Ея Императорского Величества и Правительствующего Сената. А говорилось в нём «о не погребении умирающих прилипчивой болезнию при церквях никого, а о похоронении в отведенных для того особых кладбищах за городом, на выгонной земле, где окажется способнее. И о построении при оных кладбищах на первый случай хотя небольших деревянных церквей и огорожении сих кладбищ забором или плетнем».
По экземпляру указа было отправлено в Духовную Консисторию епископа Коломенского и Каширского  Феодосия (Консисторией в Российской Империи  с 1744 года называли присутственные места при епархиальных архиереях) и в городовой магистрат. Рассылая указ, воеводская канцелярия предлагала представителям Консистории и магистрата явиться для совместного совещания на другой день, что и было исполнено с похвальной поспешностью. На том собрании предстояло отвести порядочный кусок земли в месте, которое устраивало бы с точки зрения требований медицинско-карантинной, не затрагивало бы имущественных интересов землевладельцев и было пригодно для возведения кладбищенского храма. С этой целью на собрании была сформирована особая комиссия из представителей канцелярии, магистрата и Консистории. Включённые в её состав выборные лица 14 декабря рапортовали о том, что: «Во исполнение указа о подыскании мест для погребения  мертвых тел определено  два места – для города и пригородной Запрудной слободы – и ехать туда общественно, куда и ездили. Для города назначили место на выгонной земле, где прежде был убогий дом, повыше немного онаго, в поле, где прежде при том убогом доме погребения мертвых тел производились, размером то место в каждую сторону по семидесяти саженей». Подписали этот рапорт архимандрит Богоявленского Голутвина монастыря  Иоакинф Карпинский,  ключарь Успенского собора иерей Григорий, коломенский воевода подполковник Игалин и городового магистрата бургомистр Родион Хлебников.
В этой части истории городского кладбища открывается для нас секрет расположения «убогого дома» – заведения, имевшегося в каждом  городе, но в документах поминаемого крайне редко. Так называли  избу  или амбар при «скудельнице», – месте, куда свозили тех, кто умер «плохой смертью»: самоубийц, опившихся пьяниц, утопленников, некрещеных младенцев, колдунов и ведьм, бродяг, скоморохов и иных, кого Церковь считала недостойными быть похороненными в освященной земле на приходских кладбищах. Эта традиция погребения выводится от евангельского текста, согласно которому  иудейские первосвященники,  получив от Иуды Искариота обратно уплаченные ему за предательство Христа 30 серебряников, купили на них «село скудельниче в погребение странных».
Привезённых в убогий дом покойников сваливали в ямы без гробов, саванов и отпевания, и только раз в год, в четверг перед праздником Троицы  – когда Церковь поминает всех прежде почивших христиан – к скудельнице шёл от ближайшего монастыря крестный ход, с которым приходил народ с гробами и саванами. В тот день тела «заложенных» облекали в саваны и укладывали во гробы, погребая возле убогого дома уже по  обряду, а над могилами похороненных прежде того времени служили панихиды. Там же подле скудельницы справляли общие поминки, раздавая нищим   блины, калачи и пироги.
Сооружение храма
После того, как запрет на похороны по прежнему порядку  вступил в силу, городские священники особой подпиской в Консистории обязывались: «о непохоронении отнюдь никого при приходских церквях умирающих, а о погребении оных на предписанном новоопределенном кладбище». Нельзя было даже хоронить умерших монахов и монахинь на кладбищах их монастырей, если они находились внутри города, но из уважения к «ангельскому чину»  26 сентября 1772 года Консистория распорядилась: «Здесь в городе Коломне в Спасском и Успенском Брусенском Девичьем монастырях умерших монахов и монахинь ныне впредь никого отнюдь не погребать, а погребение оным чинить в состоящем вне города монастыре. Монашествующих  хоронить в Богоявленском Голутвине, а монахинь в Богордице-Рождественском Бобреневе монастыре».
Определившись с местом для устройства кладбища, местные светские и духовные власти повели переговоры  о построении новой церкви или переносе на кладбище одной из городских. О возведении кладбищенского храма «подле убого дома» епископ Феодосий принял решение сразу же по отведении земельного участка, но выбор образа действий предоставил  городским властям: «Для того о должном той церкви при том кладбище построении и объявлении о том городским жителям в воеводскую канцелярию и магистрат послать указы. А какого наименования и какую зданием ту церковь они строить вознамерятся, о том представить нам письменно. Чтобы оная была основана и сооружена в силу святых правил и указов им от нас должна быть дана на то дело благословенная  храмоздательная с надлежащим наставлением грамота. И определен будет для присмотра из священноцерковнослужителей к тому способный. А между тем, как то кладбище, так и церковное место огородить по надлежащему...
...При ней сторожам быть, коим надлежит построить караульню и определить пристойное пропитание. Сие никакой больше необходимости обстоять должно как на городских служителях, ибо  к показанному кладбищу городских церквей в самой близости не находится. Для того прописать сие обстоятельство в означенных указах, отсылаемых в воеводскую канцелярию и магистрат на оное надлежащее от них согласие».
К перенесению на новое кладбище за городской чертой более всего подходила  городская деревянная церковь Симеона Столпника, приход которой был очень мал. Причт этой Симеоновской церкви  – священник и причетник – довольствовался пропитанием от того же прихода, впредь до приискания мест при другой церкви, «жительствуя на том же месте», служа при соседнем храме Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы  «с местным причтом поочередно». По согласию с градским обществом о переносе на новое загородное кладбище церкви Симеона Столпника, епископ Феодосий 10 июня 1774 года о том послал указ   в коломенский магистрат. Однако же часть богатого купечества из числа «проходивших служение на выборных должностях» не желала переноса церкви. Не вступая в открытый конфликт с мнением епископа и постановлением Консистории, они просто всячески саботировали его исполнение. Действуя подобным образом,  «пропустя самоудобнейшее  для построения летнее время», магистрат 9 сентября 1774 года прислал в Консисторию бумагу, в которой изъявлялось желание градского общества строить при кладбище новую церковь во имя св. Апостолов Петра и Павла. Не указывая, каменное или деревянное будет это строение, начать возведение кладбищенского храма предполагали, «когда соберут с купечества деньги».
В те же дни Консисторией рассматривался вариант переноса на кладбище городской Алексеевской церкви (храм Алексея человека Божия), «ибо в городе и уезде нет другой для того служения более подходящей». Решением Консистории постановлено даже перенести на кладбище церковь Святого Алексея человека Божия. Священник храма Иван Михайлов дал подписку в Консистории, обязавшись в том, что «в силу указа  епископа Феодосия в той церкви производить богослужений более не будет». Но потом всё же вернулись к варианту с Симеоновской церковью,  и магистрату предлагалось: «оставить всякие рассуждения имеющие в оной Симеоновской церкви нынешнее служение  удержать. Той церкви бывшего священника обязать подпиской о служении при кладбище, а храм предлагалось, «не упуская времени», перенести на кладбище и по желанию купечества устроить при ней придел во имя Апостолов Петра и Павла. Вместо храмоздательной грамоты из Консистории в магистрат был послан указ о том, что когда церковь будет построена и готова к освящению, о том будет подано прошение. Наблюдать же за постройкой со стороны Консистории  поручили Матвею Фёдорову, священнику церкви Никиты Мученика.
В конечном итоге от идеи переноса церкви всё же отказались совсем и выстроили на кладбище совершенно новый  каменный храм во имя св. Апостолов Петра и Павла. Почему поступили именно так, из имеющихся документов той поры не усматривается. Не исключено, что свою роль в ускорении процессов принятия решения сыграл намечавшийся визит государыни императрицы, в ходе которого у местных начальствующих лиц появился ещё один важный повод «блеснуть», демонстрируя свою распорядительность при исполнении указов. Государыня Екатерина Алексеевна проезжала мимо отведённого под кладбище места, направляясь из города с визитом в Богоявленский Голутвин монастырь, и уж, конечно, «отцы города» не преминули обратить внимание на собственное «рачительное радение». Вид строящегося нового каменного храма при кладбище так спешно и удачно  «устроенного во исполнение указа»  только усиливал впечатление об их служебном рвении.
Впрочем, возможно, идея постройки совсем нового храма объясняется и совсем прозаически. Буквально накануне визита императрицы, собственно говоря, ровно за неделю до её приезда – в ночь с 7 на 8 октября 1775 года – в Коломне случился большой пожар, опустошивший значительную часть города. Возможно, что намеченная к переноске церковь стала жертвой огня. Уцелеть-то Симеоновсая церковь тогда уцелела – её окончательно упразднили и разобрали только в начале 19-го века – но во время большого пожара 1775 года она могла просто сильно обгореть и требовала большого ремонта. Не исключено также, что после пожара, когда город стал отстраиваться заново, да ещё и по генеральному плану, разработанному по приказу императрицы и ею же утвержденному, попросту сочли более подходящим постройку совершенно нового храма при кладбище. Получился Петропавловский храм тогда совсем небольшим и впоследствии, по мере необходимости,  его ещё дважды распространяли, покуда он не принял нынешний облик и размеры.
Обычаи приличных погребений
Течение обыденной жизни делало свое дело. Как построили церковь, так при ней соорудили сторожку для караульных, которые в отличие от переменных очередных причтов, служивших при кладбищенской церкви, жили там постоянно. Там же, «в поле при церкви», на деньги представителя богатейшего коломенского купеческого клана Ивана Демидовича Мещанинова был выстроен каменный двух-этажный дом «с бельведером» – обзорной беседкой над вторым этажом. В этом здании  часть помещений была занята для богадельни, в которой давался приют и прокорм «купецким и мещанским бедным нещастным людям». Такая богадельня имелась практически на каждом русском кладбище, причем не только в городах, но и при больших селах. Заведение это, помимо «призрения убогих», играло важную роль, обеспечивая исправное функционирование кладбища. Ведь по старинной традиции, идущей ещё со времен существования «убогих домов», нищие и престарелые находили себе пропитание и заработок, приготовляя  покойников к погребению. Они  обмывали тела, обряжали их, укладывали в гроб, читали над умершими Псалтирь, словом, производили все те докучливые и малоприятные манипуляции, которые необходимы при устройстве «приличных похорон».
За эти труды жившие при кладбище старики и инвалиды получали сверх богаделенного содержания ещё и милостыню от родственников погребенных на кладбище, ибо традиция русского поминовения требовала непременных «раздач» деньгами или съестным припасом. Особенно щедрыми были подаяния в «родительские» дни, в понедельник и вторник на Фоминой неделе после Пасхи, когда справляли Радуницу, и  в четверг на седьмой неделе после Пасхи (Семик), перед днём Святой Троицы, когда поминали всех усопших. Кроме того, призираемым в богадельне перепадало в те дни, когда на кладбище поминали своих покойников члены какого-нибудь благодетельного семейства. Согласно объяснению сына учредителя богаделенного дома при кладбищенской церкви Ивана Ивановича Мещанинова, «в зимнее время верхний этаж богадельни использовали для обогрения». Там же во втором этаже поминали родственников и свойственников семейства Мещанинова, а так как клан имел обширнейшие связи во многих семьях коломенского купечества, то, можно сказать, что второй этаж богадельни использовался для отправления поминок в «родительские дни», дни именин усопших, в годовщины их смерти.
Изначально Петропавловская церковь была холодной, и, промерзнув на поминальной службе в нетопленом храме или прямо у могилы, над которой свершали поминальные обряды, люди шли во богаделенный дом греться и на скорую руку помянуть усопших родственников.
(Продолжение следует)
Валерий ЯРХО

 

 

СПАССКАЯ ОБИТЕЛЬ
(Продолжение. Начало в №№ 8-9)
НА ЗАКАТЕ

После утраты Коломной «соцарственного» положения, после опричного погрома 1568 года и после разорений Смутного времени Спасский монастырь уже никогда не достигал прежнего величия. Но всё же он сохранился и продолжал играть значительную роль и в духовной жизни Коломны, и в её архитектурном облике.
В 1655 году о нём упоминает секретарь Антиохийского посольства архидиакон Павел Алеппский. В причудливом переплетении улиц и переулков Коломенского Посада Спасский монастырь бросался в глаза прежде всего. Обитель пережила даже страшную чуму, которая в это время свирепствовала в городе.
«Среди улиц находится монастырь в честь Божественного Преображения, весьма древний; трапезная церковь во имя Обретения главы Иоанна Крестителя».
В XVIII веке пришли новые испытания. Как известно, в первой четверти столетия при Петре Великом шли кровопролитные войны. Бремя этих сражений ложилось и на Церковь. Хотя спасская братия не относилась к числу богатых (в 1700 году монастырю принадлежало всего 47 крестьянских дворов), всё же и она внесла свою лепту в общую победу. В 1722 году монахи пожертвовали серебряную посуду и лом в государственную казну на чеканку денег, необходимых для армии и флота. В это время, с 1718 по 1728 годы, настоятелем был архимандрит Софоний.
Нелишне заметить, что монастырь в XVIII столетии упоминается как «Спас-Ядринский». Однако почему в обиход вошло именно это название, установить пока не удаётся.
По бедности Спас-Ядринская обитель была освобождена от «содержания школ». Но настоятелями её по-прежнему были архимандриты, тесно связанные своим служением с Коломенской кафедрой и семинарией.
Например, в 1742-45 годах монастырём управлял архимандрит Давид. При нём, по документам 1744 года, обители принадлежало 192 души крестьян. Примерно такое же число сохранялось и позднее.
Последним архимандритом был Вонифарий (Борейко). Он настоятельствовал с 1762 по 1766 годы. Далее святыней управляли игумены. Обстоятельства же этой перемены таковы.
В начале 1760-х годов императрица Екатерина II проводит «секуляризацию» – реформу, при которой земельные владения монастырей ограничивались, обители делились на классы и получали денежное содержание соответственно новому рангу.
В 1764 году Спас-Ядринский монастырь, без учёта его древности и заслуг, был определён в 3-й класс со штатом братии в двадцать человек. Соответственно, архимандритии ему не полагалось…
В 1766-73 годах настоятелем был игумен Николай. В описи 1771 года читаем: «За городом, близ рядов, состоящих на торговой площади, мужеский монастырь, именуемый Спасский. В нём две церкви каменные 1) Преображения Господня, 2) Происхождения честных Древ. Кельи и ограда деревянные».
Игумену Николаю наследовал Арсений (Тодорский), который правил с 1773 по 1774 гг., будучи одновременно префектом Коломенской семинарии. В 1774-78 годах игуменом был Порфирий (Липнягов). В 1779 сюда поставлен игумен Антоний, а с 1779 по 1782 годы – игумен Арсений. В 1784-89 гг. обителью управлял префект Коломенской семинарии Иероним. При нём штат монастыря оставался неполным – три места были вакантны. А с 1791 года и до печального 1800-го здесь начальствовал эконом Архиерейского дома Сильвестр.
Несмотря на относительную бедность, святыня со временем поновлялась и украшалась. Строгая надвратная церковь Происхождения была выстроена в два яруса и венчалась «глухим» барабаном с миниатюрной главкой. Позднее к ней пристроили колокольню классического стиля. Первый ярус украшали сдвоенные дорические колонны, во втором ярусе звона их сменяли более нарядные ионические. А завершающий ярус имел форму цилиндра, украшался коринфскими колоннами, сводом с декоративными окнами-люкарнами, барабаном и главкой в виде своеобразной вазы, увенчанной шпилем и крестом. Появились и каменные прясла ограды.
Но не случайно мы назвали закат XVIII века «печальным». Ибо в 1799 году была упразднена древняя Коломенская епархия, а кафедру перевели в Тулу. Дух немецкой казёнщины торжествовал при Павле I. Упразднение Коломенской кафедры сказалось и на Спасском монастыре, тесно с ней связанном… Его со всем штатом перевели – и куда же? В Уфу! Опустела обитель, а храмы её превратились в обычный приходской комплекс…
ГОРОДСКОЙ ПРИХОД
По штату 1800 года храму были определены: священник, дьячок и пономарь. С 1805 года дьячка сменил диакон.
Своих домов у священно-церковнослужителей не имелось. Их семьи обитали в бывшем келейном корпусе монастыря. Своей земли у прихода не было. Судя по ведомостям, содержание клира оставалось «скудным».
Пожалуй, наиболее интересным для нас будет начало 1840-х годов. В это время священником Преображенского храма был Иосиф Андреевич Богородский. Он родился в 1807 году в семье диакона. В 1833 году окончил Московскую духовную семинарию по первому разряду и был рукоположен во священника к Спасской церкви. Диаконом был отец Иоанн Померанцев, пономарём – Лука Книжников.
У отца Иосифа и его супруги Параскевы было шестеро детей. Несмотря на относительную скудость быта, настоятель исправно совершал своё служение и хранил в памяти местные предания.
Как раз в начале 40-х Коломну обследовал краевед Иванчин-Писарев. Мы его уже подробно цитировали. Но теперь есть смысл вновь обратиться к строкам Николая Дмитриевича, к его «Прогулке по древнему Коломенскому уезду».
Приведём достаточно обширную, но при этом весьма познавательную цитату.
«Вне кремля: Спасский монастырь, обращённый в приходскую церковь. Сказывают, что первобытный был основан в честь Спасова образа, бывшего на Великокняжеском знамени Димитрия Донского в походе на Мамая. В нынешнем я нашёл много древних икон, поступивших туда из разрушившейся Алексиевской церкви, которой основание, или знаки бывшего престола, ещё видны. Она стояла на Симеоновской улице и, сказывают, была памятником посещения Коломны Митрополитом Алексием при весьма важном случае. Не заложил ли её Святой Иерарх, проводив до берега Оки ещё юношу Димитрия Донского, ехавшего в Орду? Спасский храм вмещает в себе драгоценность: икону Алексия Божия человека, принадлежавшую этому Святителю, писанную, без сомнения, художниками Симеона Гордого и сохранившую свою древнюю тонко-накладную ризу из позолоченного серебра. Святый, соименный Святому, изображён стоящим с возведёнными очами к небу. Здесь же я нашёл и другую драгоценную икону, перенесённую также из Алексиевского храма: это большое изображение Св. Димитрия Солунского, соименного Донскому, окружённое житием, или, как говорилось, в житии. Здесь Святый представлен воинствующим всадником, копием поразившим врага вместе с конём его. На поражённом враге шапка вроде шлема остроконечного, формы могольской, но с венцем на околыше; а на Святом шлем и броня греческие. Издали я почёл это за изображение Св. Георгия, поражающего змия. В таком содержании, отличном от обыкновенных, на которых Святый, как на древнейшей иконе Моск. Усп. Собора, так и на печати Димитрия Донского, изображается стоящим, есть, без сомнения, историческое применение, современное Куликовской битве. Коломляне хотели оставить в своём городе иконописный памятник великого события, спасшего и прославившего Россию, и сделать его предметом поклонения для современников и потомков. Не писал ли его Рублёв или один из его учителей?»
Оставим «за скобками» предположения Иванчина об авторстве икон. Тогдашняя церковная археология находилась лишь в самом начале развития. Но для нас особую ценность представляют сведения о местной топографии и церковные предания.
Мы узнаём, что к Спасо-Преображенскому храму была приписана деревянная Алексеевская церковь. Характерно, что коломенское сказание относит основание этой святыни к Алексию Митрополиту. Церковь эта существовала до 1803 года. Когда она окончательно пришла в ветхость, её упразднили по благословению Митрополита Платона (Левшина), святыни перенесли в бывший монастырь, а землю разобранного храма передали городской администрации, и участок был вскоре застроен.
Воспоминание об утраченной святыне долгое время сохранялось в названии Алексеевской (реже – Симеоновской) улицы. По ней также именовали Алексеевскую (или Погорелую) башню Коломенского кремля. После 1922 года и до сих пор улица называется именем Левшина.
Мы видим также, что храм Происхождения честных Древ был перестроен и переосвящён в честь Нерукотворного образа Спасителя. Не отсюда ли и возникло предание о «знамени Димитрия Донского»? Хотя легенда, связывающая основание монастыря с Куликовским походом, неточна; монастырь, конечно же, основан гораздо раньше.
Также чрезвычайно ценно оставленное Иванчиным описание  иконографии образов из бывшей Алексеевской церкви. Они, безусловно, представляли большую историческую ценность. И очень жаль, что эти духовные памятники были утрачены в атеистическое лихолетье…
(Окончание следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

Коломенский  камень

Коломенский каменный образ

Для всякого, кто хоть немножечко интересуется местной историей, нет никакого секрета в том, что старая коломенская крепость и дома, оставшиеся от прежних времен, были выстроены из местных материалов. Кирпич для кремля обжигали в печах, остатки которых нашли, когда копали котлован для построения кинотеатра «Восток» в 60-х годах прошлого века, но вряд ли это было единственное производство. Нынешняя Пионерская улица прежде звалась Старо-Кирбатской, а название это происходило от сараев, в которых делали кирпич. В позднейшие времена сразу несколько кирпичных заводов работали в Митяеве, «на Ямках» и в нескольких окрестных селах. Да и нынче старинный промысел вполне процветает в Карасеве и Гололобове.  
Иное дело – коломенский камень, который также добывали в ближайшей округе. Бутовым камнем, скреплённым известковым раствором «итальянского рецепта», заполняли внутренний промежуток между кирпичными слоями крепостных стен. Это придавало укреплению «вязкость», предохранявшую от разрушения при прямом попадании пушечных ядер. Фундаменты же стен и башен кремля, Успенского собора, вообще всех старых церквей города и большей части его домов, выстроенных до начала 20 века, были выложены из тесаного белого камня, добытого в ближайшей округе.
Также не составляет тайны и применение высококачественного известняка – «коломенского мрамора» – для внешней облицовки храма Христа Спасителя в Москве. Известно было, что брался камень из каменоломни подле села Протопопово, однако же в подробности как-то  никто прежде особенно не вдавался.
На радость местным краеведам, новый век принёс нам возможности Интернета, ресурсы которого хранят архив журнала «Наука и жизнь». Во втором номере за 1998 год есть статья специального корреспондента Н.Кудрявцева «Белый камень для Белокаменной». В ней обнаруживается масса любопытнейших фактов.  Чего стоит только одно упоминание о том, что Казанский вокзал, на который мы так привычно «прибываем», был в своё время отделан известняком из села Коробчеево Коломенского уезда. Тем более любопытны подробности ломки и использования камня возле села Протопопова, которые и доселе мало кому ведомы.
*     *     *
Решение о внешней  отделке Храма Христа Спасителя протопоповским камнем принимал знаменитый архитектор Константин Тон. Ему приглянулось качество материала, а также близость каменоломен к реке, что упрощало доставку к месту строительства.
Этот камень, говоря языком геологической науки, представляет из себя «доломит подольского горизонта среднего карбона». Описывая свойства материала, Тон отмечал, что при относительно небольшом удельном весе «протопоповский мрамор» отличался однородным строением, плотным и однообразным изломом, достаточным сопротивлением выветриванию и выцветанию, способностью полироваться. «Что же касается до крепости, то, по сравнительному опыту с самым твердым железного вида кирпичом, новооткрытый мрамор представлял в четыре раза большее сопротивление ломающей силе».
Добывали известняк сразу на трех участках, вытянутых на узкой полосе вдоль окского берега, где не так толст был слой земли, покрывавшей залежи, и вскрышные работы обходились дешевле.  Известняк залегал на уровне воды в реке и ниже, потому пришлось отделить карьер от берега насыпным валом.
Тут же, на берегу, добытый камень грузили на баржи, которые  вниз по Оке  сплавлялись «своим ходом», а в Москву-реку их заводили конными тягами, да так и тащили  до москворецкой пристани в самом центре первопрестольной к тому месту, где в берег упиралась улица Пречистенка.
Высокие качества камня позволили изготовить не только «внешнюю одежду храма», но и его украшения. В камне были выбиты и надписи, отполированные до желтовато-золотистого цвета так, что каждая буква ярко выделялась на беловато-матовом фоне. Из «протоповоского мрамора» резали элементы орнаментов, горельефы и целые скульптуры на стенах и карнизах величественного здания. Оно, по свидетельству современников, напоминало в такой отделке  «белоснежный айсберг».
*     *     *
Остатки этого «айсберга» ещё и сейчас в самом прямом смысле этого слова можно потрогать руками, несмотря на то, что тот первый Храм Христа Спасителя уже давно уничтожен. Огромное количество «строительного материала» после взрыва всероссийской святыни, созданной в память о спасении от неприятельского нашествия 1812 года, решено было «рационально использовать». Ещё до подрыва специалисты НИИ минерального сырья, изучив облицовку храма, пришли к выводу, что  известняк «простоял в облицовке храма более 70 лет с полной сохранностью механической прочности». Это мнение учёных во многом определило судьбу плит, выпиленных из камня, добытого на окском карьере. Их увезли в московские Хамовники на завод, принадлежавший ведомству НКВД, где резные плиты распилили заново и этим новым материалом отделали строившееся тогда же здание Совета труда и обороны.  Потом в этом огромном доме располагался Госплан СССР, а в наше время –Государственная Дума Российской Федерации. Так что желающее могут, доехав до станции метро «Охотный ряд», выйти на улицу и рукой прикоснуться к самой истории, застывшей в камне. Только будьте осторожны, не напугайте охрану цитадели российского парламентаризма своим странным поведением.
*     *     *
«Но что же, – спросит меня  пытливый читатель, – что же стало с протоповским карьером? Почему там камень не добывают и сейчас?». И на этот вопрос спецкор «Науки и жизни» Н.Кудрявцев дал исчерпывающий ответ. После выработки камня должного качества, залегавшего близко к поверхности земли, добывать его, проводя более дорогостоящие вскрышные работы, сочли не выгодным. Для этого под Протопоповым пришлось бы содержать целую армию землекопов. Современные машины легко могли бы добраться до «мрамора» сквозь наслоения грунтов, но за прошедшие века город сильно разросся, и теперь над залежами стоят жилые кварталы.
Залежи камня такого же качества в районе Коломны есть не только возле Протопопова и микрорайона Колычево – ещё в 50-х годах геологи, проследив местные известняки, установили, что они от берега Оки тянутся  в юго-западном направлении и  находятся почти у самой поверхности близ берега Коломенки подле  деревни Дубенки. Однако же никто не спешит закладывать там карьер, потому что  «овчинка выделки не стоит».
На такой «мрамор» спрос невелик из-за экологических изменений. Чтобы убедиться в том, «как всё запущено», можно снова вернуться к зданию Госдумы, которое совсем не похоже на белоснежный айсберг. Камень под воздействием окружающей среды посерел и крошится.
*      *      *
Есть в Коломне ещё один кусок известняка. Судьба его – целое приключение, а сам он являет увлекательный исторический ребус, который, надо думать, будет ещё не скоро разгадан. В дневнике петербургского археолога Георгия Синюхаева, опубликованном в журнале «Русская старина» за 1903-й год, описывалось, как собиравшиеся производить раскопки в «Маринкиной башне» Синюхаев и его товарищ Михаил Ратманов, осматривая городские исторические достопримечательности, зашли в церковь Иоанна Богослова на Житной площади. И вот как Георгий Синюхаев описал этот визит: «Лицом к главной улице лежит большая церковь во имя Иоанна Богослова. Церковь не древняя, окрашенная в белый цвет, напоминает своей архитектурой петербургский Сергиевский собор, но только с более выдвинутой и более высокой колокольней.
На северной стене, между первым и вторым окном от входа, образ Иоанна Богослова и Богоматери со Спасителем на левой руке. Оба изображения горельефные, высечены из камня и раскрашены. Кажется, что часть хитона Богоматери была отбита и впоследствии приделана из дерева; к такому заключению меня приводит звук, издаваемый фигурой при выстукивании металлическим стержнем. Нимбы у фигур вызолочены, также как и оклад Евангелия, которое держит Иоанн Богослов... Фигуры высечены довольно грубо — лица без выражения. Размеры этого образа: 2 аршина 5 вершков вышины на 1 аршин 10 вершков ширины.
По преданию, эта каменная икона находилась на кремлёвских Ивановских воротах. Когда ворота были разобраны, то икона была перенесена в близлежащую церковь Иоанна Богослова, где находится и поныне. Говорят, что игуменья женского Брусенского монастыря, лежащего в кремле, требовала передачи иконы монастырю и что долго ещё шли всевозможные споры и пререкания из-за обладания старинной святыней».    
Так всё и было! Башни коломенского кремля, которые собирались разобрать ещё при императоре Павле Петровиче, совсем обветшали, но ни на ремонт их, ни на их сломку  губернские власти денег не отпускали. Зато всячески приветствовалась частная инициатива лиц, желающих на свой счет приобрести участки «назначенной к слому стены».
Пример тому подала игуменья Брусенского монастыря, откупившая Ивановские ворота крепости, примыкавшие к обители. В 1821-м году из монастырских сумм была оплачена работа каменщиков, разбиравших воротную башню и переносивших полученный материал, из которого они же строили вокруг монастыря  кирпичную монастырскую ограду взамен обветшавшей деревянной. На другой год той же игуменье передали часть кремлёвской стены, граничившей с монастырем, чтобы, «сломав её верх вровень с монастырской оградой», из полученного материала игуменья произвела «починку ветхостей оной крепостной стены».
При разборке ворот была снята упомянутая скульптурная икона. Её перенесли в реконструированный в то время Иоанно-Богословский храм. Игуменья же Брусенского монастыря  полагала,  что, уплатив деньги за всю воротную башню, она получала право и на украшавшую её икону. Однако в этом случае, как говорится, «нашла коса на камень».
В своей книге «Прогулки по древнему Коломенскому уезду» Н.Д.Иванчин-Писарев так описал эту ситуацию: «Башни этой крепости были некогда украшены каменною и иконописною святынею: на Ивановских (уже несуществующих) воротах стояли иссечённые из камня две иконы: Богоматери и Святого Иоанна Богослова. При сломке ворот их перенесли в ближайшую Богословскую церковь (прежняя игумения Брусенского монастыря имела продолжительную тяжбу с духовенством этого храма, полагая, что святым изваяниям следовало принадлежать её обители). Они стояли на воротах около трёхсот лет. Я удивлялся изяществу стиля: вероятно, ваятель был один из товарищей фряжских зодчих, строивших стены (Алевизы, большой и малый, были современники Микель-Анджеля)».
Так и вышло, что древний образ оказался в Иоанно-Богословском храме. Он и сейчас там же, уцелев благодаря тому, что некие энтузиасты-христиане с наступлением смутных времён успели спрятать каменную икону в потайную нишу и замуровали. Всё время советской власти скульптурная группа провела в тайнике, и только с началом реставрационных работ при простукивании стен изваяние было найдено заново.
Валерий Ярхо

 

СПАССКАЯ ОБИТЕЛЬ
(Продолжение. Начало в № 8)
ПОЖАРЫ И ВОЙНЫ

Вид на Спасский монастырь. Начало ХХ века

Монастырь знавал не только годы расцвета. Вместе с Коломной он переносил и общие испытания. Частым бедствием оставались пожары, что происходили не только при вражеских набегах, но и в мирное время. Особенно губительным был пожар 1538 года, когда выгорел весь Посад от пригородного села Бабышева до Спаса, и от монастыря – весь Торг вплоть до реки Москвы.
Погром, учинённый опричниками Ивана Грозного тридцать лет спустя, в 1568-м, был ещё более страшным. Но монастырь пережил его относительно благополучно в отличие, например, от Бобренева, который тогда вовсе обезлюдел.
Ещё более губительной оказалась Смута, когда в начале XVII века шайки разбойников и оккупантов дотла разорили Коломну и окрестности.
НОВЫЙ СОБОР
Однако после прекращения этих бедствий и воцарения новой династии Коломна возрождается. Восстанавливается и Спасский монастырь. В знак уважения к древности и духовному авторитету обителью по-прежнему управляли архимандриты. Мы знаем их имена.
Это Леонид, упоминаемый в 1621 году, Дионисий (1633-1640), Феодосий (1643-1653), Иона (1653), Пафнутий (1658), Иона (1659-1662), Савватий (1662-1665), Евстафий (1669).
Особенной вехой в коломенской истории стало строительство нового Спасо-Преображенского собора в 1693 году. Впрочем, другие источники называют иную, более вероятную дату – 1685. Возможно, на это время приходится закладка здания, а в начале 90-х его освятили.
Как раз на период правления архимандрита Сергия, который был настоятелем с 1694 по 1695 год, приходится украшение нового храма.
Впрочем, неизвестно, насколько он был новым… Может быть, предыдущая постройка оставила некий след в его облике? Об этом заставляло задуматься необычное внутреннее устройство собора и уникальная конструкция сводов. Храм был двухстолпным! Это резко отличает его от иных русских соборов, которые имели внутри либо четыре, либо шесть столпов. Жаль, что мы сегодня так и не узнаем точных ответов на эти загадки. Увы, в ХХ веке  таинственная постройка была утрачена…
А ведь Спасская святыня долгое время волновала умы пытливых исследователей! Есть смысл вспомнить знаменитого краеведа XIX столетия – Николая Дмитриевича Иванчина-Писарева. Вот что он говорил в 1840-е годы:
«Под храмом бывшего Спасского монастыря… открыта в прошлом 1844 году пещера с полукружным огивом, или аркою. В ней найдены два гроба, иссечённые из камня, с приставными каменными же изголовьями самодревнейшей формы. Черепы и некоторые части скелетов сохранились, но одежды истлели, и нет следа дознаться, кто эти усопшие, без сомнения, важные исторические лица».
Иванчин даже задаётся вопросом: не был ли один из погребённых князем Романом Ингоревичем Коломенским, павшим в битве с Батыем в 1238 году? Мы, конечно, не можем согласиться со столь смелыми предположениями нашего славного земляка. Но сами эти погребения, конечно же, оставались загадкой…
Далее Иванчин сообщает следующее.
«В первые дни открытия пещеры набежало множество людей: думали, что это гробы каких-нибудь Угодников Божиих: но увидев одни кости, все разошлись».
Было сделано и ещё несколько важных наблюдений.
«Найденная пещера имеет ходы под весь храм. Кстати скажу, что этот, вновь построенный не более тому ста лет, Спасский храм стоит на фундаменте, составленном из древних надгробных камней. Сколько важного для археолога и даже историка тут засыпано и замазано руками усердствовавших, но скупых невежд! Надлежало покупать материалы для бута и фундамента, а надгробные памятники были под руками».
Несмотря на все переделки (храм перестраивался и в XVIII веке), здесь вплоть до начала ХХ столетия сохранялась древняя церковная утварь, например – «тощая свеча», массивный чеканный бронзовый подсвечник XVII века.
Любопытно, что история с подземельем позднее получила продолжение.
В 1913 году в Московскую археологическую комиссию обратился диакон Спасо-Преображенской церкви Феодор Шумов. Он решил проверить указанную в клировых ведомостях дату основания святыни – 1685 год. Его разыскания подтвердили датировку. Отец Феодор нашёл в стене храма доску, которая свидетельствовала, что собор построен именно в этом году. Однако диакон предполагал, что постройка ещё древнее, и начал раскопки, насколько это было возможно одному человеку без посторонней помощи.
Ясно, что любознательный священнослужитель не был знаком с трудом своего предшественника Иванчина-Писарева. Но это не умаляет его заслуг. В подвале под трапезной он обнаружил «колоннообразный камень». Произведя раскопки, он нашёл «иссечённую из цельного камня гробницу». Совершенно ясно, что это был один из гробов, открытых 60-ю годами раньше. Однако, похоже, что московские археологи не откликнулись на письмо Феодора Васильевича, и не начали исследование спасских древностей, что, впрочем, понятно. В 1914 году началась мировая война, и учёным стало не до археологии…
(Продолжение следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

КОЛОМНА В ЭПОХУ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ

Так выглядел Успенский собор в XIV веке

Сегодня в рубрике «К 700-летию преподобного Сергия Радонежского» публикуем материал доктора исторических наук, ректора МГОСГИ А.Б.МАЗУРОВА о городе той эпохи.

Коломна – второй по значению, после столицы, город Московского княжества XIV в. Упомянутая впервые в 1177 г. как рязанское владение, в XII-XIII вв. относилась к т.н. «малым городам» Древней Руси. По археологическим данным, основана в сер. XII в. близ впадения р.Коломенки в р.Москву, в 5 км от устья последней. В домонгольское время из-за своего исключительно выгодного географического положения стала важным стратегическим пунктом в столкновениях владимирских и рязанских князей. В 1180-х годах и 1230-х гг. существовал Коломенский удел Рязанского княжества. В январе 1238 г. под Коломной состоялось крупное полевое сражение соединенных русских дружин с монгольской армией Батыя, в котором погиб единственный за все время монгольских походов чингизид хан Кулькан. Вторично разорена в 1293 г. во время нашествия Дюденевой рати.

В начале XIV в. (1300) после вмешательства Даниила Александровича Московского в усобицы рязанских князей Коломна с её округой (низовья Москвы-реки) вошла в Московское княжество и была удержана при Юрии Даниловиче после убийства захваченного в плен рязанского князя Константина Романовича (1306). Рязанские князья не признали захвата Коломны, пытаясь апеллировать к золотоордынским ханам.

Впервые как вотчина Калитовичей город был признан в московско-рязанском договоре 1381 г. Это стало возможным после того, как Рязанское княжение попало под контроль Москвы после Куликовской битвы. Очевидно, признание ее вотчиной Дмитрия Донского стало одним из условий возвращения Олегу Рязанскому своего княжения. Однако 25 марта 1385 г. в большой церковный праздник Благовещения Олег Иванович неожиданно, «изгоном» захватил Коломну, пленил наместника, прочих бояр и «лепших мужей». Захватив «сребра и злата и всякого товара», большой полон, он возвратился в Рязань, оставив в Коломне своего наместника. В ответ Дмитрий Донской послал на Рязань большую рать во главе с Владимиром Храбрым. Начавшийся удачно для москвичей поход завершился поражением героя Куликовской битвы под Перевицком на реке Оке. Двойная победа Олега Ивановича явно дала ему надежды на возвращение Коломны обратно. Начались мирные переговоры. По летописям, «мнози ездиша к нему и никто не возможе утолити его». Дмитрий Донской обратился за помощью в заключении мира к преподобному Сергию. В Рождественский пост тот пешком отправился в Рязань. После бесед с преподобным Олег Рязанский «перемени свирепство свое на кротость и покорися, и укротися, и умилися велми душею, и устыде бо ся толь свята мужа». Итогом миссии стала нормализация московско-рязанских отношений – «мир вечный». Именно по итогам посольства Сергия Радонежского Коломна была возвращена обратно и признана окончательным владением Москвы. К тому времени она уже была глубоко интегрирована в Московское княжество.

В XIV в. Коломна стала финансовой и военной опорой великокняжеской власти, материальной основой её единовластия. Юридический статус её был особенным. Город с округой, будучи старым, хорошо освоенным земледельческим   регионом, где располагались наиболее плодородные в Московском княжестве почвы,  давал высокие доходы (по данным завещания Дмитрия Донского 1389 г. 342 руб. ордынской дани). Начиная с завещания Ивана Калиты 1336 г., Коломна всегда передавалась в наследство старшему сыну великого князя московского. По завещанию Дмитрия Донского 1389 г., послухом при котором был преп. Сергий Радонежский, Коломенский удел не мог дробиться и не подвергался переделу в случае смерти владельца.

В первой половине XIV в. Коломна в летописях не упоминается вовсе, зато за вторую половину XIV в. мы имеем 18 погодных упоминаний, в которых зафиксировано 28 фактов военной, церковной и политической истории. В 1362 г. город затронула эпидемия чумы. Он стал местом проведения свадьбы Дмитрия Донского и Евдокии Суздальско-Нижегородской в 1366 г. Исключительно велико было военное значение Коломны, стоявшей на основных маршрутах вторжения татар. На 15 августа 1380 г. здесь был назначен сбор общерусского войска для выхода навстречу Мамаю. На Девичьем поле близ города произошёл смотр и «уряжение полков». В 1382 г. сожжена Тохтамышем. В 1395 г. во время нашествия Тамерлана в Коломну с войсками вышел великий князь Василий I.

Московские князья в XIV в. проводили в Коломне исключительно эффективную политику. В её основе лежала прямая и косвенная поддержка внутренней колонизации края, чёткая охрана интересов черных людей как социальной и основной финансовой базы великокняжеской власти. За период между 1336-1407 гг. в округе Коломны появилось в дополнение к 16 старым 9 новых волостей – по масштабам целое среднее княжество. Принимались меры по развитию города  (фортификационное и культовое строительство),  стимулированию социально-экономического развития через благоприятствование ремеслу и торговле. Развивалось частное хозяйство великого князя и великой княгини. За короткий срок в 50-60 лет (начиная с 1336 г.) князья практически с нуля создали в округе Коломны многоотраслевое хозяйство. Позднее своё хозяйство создают княгини.

При содействии великих московских князей шло структурирование местной церковной организации. В промежуток между декабрём 1352 – началом марта 1353 г. в Коломне учреждается епархия. Чуть позднее, до 1379 г. возникает архимандрития, под управлением которой в конце XIV в. было не менее 5 обителей. Первым епископом Коломенским стал Афанасий (+1362), которого сменил владыка Филимон (1363-1374). Епископы Герасим (1374/75-17.01.1388) и Павел (1389-1392) были тесно связаны с преподобным Сергием и лично знали его ещё до своей хиротонии. В 1363 г. они, будучи ещё архимандритами Чудовским и Богоявленским, составили митрополичье посольство в Нижний Новгород, закончившееся наложением интердикта (закрытием храмов). Герасим с Павлом были посланы митрополитом Алексием на Киржач с просьбой к Сергию Радонежскому возвратиться в Троицу. В 1379-81 гг. епископ Герасим был митрополичьим наместником и местоблюстителем. Наконец, епископ Григорий (1392-13.02.1405) был учеником преподобного, игуменом, а затем архимандритом Богоявленского Голутвина монастыря.

В городе в середине – конце XIV в. велось престижное белокаменное строительство. Первым в 1350-х г. был возведен кафедральный епископский собор (о его существовании свидетельствуют блоки вторичного использования в фундаментах более позднего собора). Затем в 1379-1382 гг. в память о победе на р.Воже и на Дону Дмитрием Донским был выстроен более значительный по размеру храм – «Успение Пречистыя Донские». Его фундаменты, обнаруженные при раскопках, свидетельствуют, что он превосходил синхронные московские соборы XIV в. Собор был расписан в 1392 г., при раскопках найдены и изучены естественно-научными методами фрагменты фресок конца XIV в. Небольшие бесстолпные церкви появились также в загородной епископской резиденции в Городищах (храм Зачатия Иоанна Предтечи в 1 км от кремля Коломны, кладка сохранилась примерно наполовину высоты стен), Богоявленском Старо-Голутвинском (фундаменты и нижние ряды кладки сохраняются раскрытыми и доступны обозрению в подклете собора начала XVIII в., с XIX в. именуются «камушками преподобного Сергия», которые он действительно мог видеть) и Богородице-Рождественском (обнаружены при раскопках) монастырях. Не исключено, что белокаменный храм имелся также в «богомолье великого князя» – Спасо-Преображенском монастыре на торгу, настоятель  которого носил титул архимандрита. Дорогостоящее интенсивное белокаменное строительство в Коломне подчеркивает её значение для великокняжеской власти.

Город стал одним из ярких центров московской иконописной школы. Сохранились 5 выдающихся икон конца XIV в. коломенского происхождения: «Богоматерь Донская» (на обороте «Успение»), «Борис и Глеб с житием», «Воскресение – сошествие во ад», «Никола с житием», «Иоанн Предтеча – Ангел Пустыни». 

Коломна – крупнейший археологический памятник среди летописных городов Московской земли. Раскопки показали яркую картину интенсивного развития города после перехода под власть московских князей. Кремль XIV в. находился внутри частично сохранившегося в натуре кирпичного кремля 1525-31 гг. Картографирование культурного слоя позволило установить, что территория города в первой половине XIV в. по отношению к домонгольской выросла на 60% и составила около 55 га. Освоение окраин шло за счет прямоугольных в плане усадеб ремесленников (металлургов, кузнецов, ювелиров и косторезов). Напластования второй половины XIV – первой половины XV вв. занимают ещё более обширную площадь – около 85 га. Расширение городской территории шло на запад и восток от кремля, вдоль течения рек Коломенки и Москвы. 

На основании письменных и археологических источников реконструируется топографическая модель города XIV в. В кремле основными улицами были Большая и Ильинская. Соборная площадь вокруг Успенского собора ограничивалась комплексами с севера великокняжеского  (собственно жилая территория, конюшенный и житный дворы) и с юга владычного дворов. В составе княжеского двора имелась деревянная Воскресенская церковь, где, по преданию, венчались Дмитрий Донской и Евдокия Суздальская.

В пределах современного кремля изучены относящиеся к ХIV-ХV вв. укрепления. Коломенские валы XIV-XV вв. хорошо читаются на местности в виде сильно расплывшихся возвышений по тыльному периметру кирпичных стен и башен 1525-31 гг. В плане они образуют огромный овал площадью 20-22 га. Дерево-земляные укрепления Коломны – выдающийся и наиболее изученный памятник оборонного зодчества периода образования единого Русского государства. В первые годы XIV в. (до 1307 г.), сразу же после присоединения Коломны к Московскому княжеству, новые владельцы города закладывают крупный кремль, по размеру достоверно больше московского. Из этого факта вытекает тот вывод, что Даниил или Юрий Московские твердо решили отстаивать свой первый «примысел» и занялись его военным укреплением. Древнейшее ядро вала четко разделяется на два строительных периода, разделённых очень небольшим промежутком времени. По дендрохронологическим данным, на рубеже 1320-1330 г. (около 1330 г.) укрепления подвергаются реконструкции. Увеличивается основание вала и, за счет этого, его высота. Интересно отметить, что это произошло ранее строительства дубового московского кремля 1339 г. Новый этап реконструкции на разных участках укреплений датируется по-разному. На одних участках он относится к середине 1370-х г., на других – к рубежу 1380-1390-х г. Очевидно, перестройка шла постепенно, в пределах примерно 15 лет. Причём начало её было приурочено к тому моменту, когда обострились отношения с Мамаевой Ордой и был взят курс на военное противостояние, завершившееся Куликовской битвой. На некоторых участках деревянные крепежи сгорели (видимо, в Тохтамышево разорение 1382 г.) и ремонтировались. На рубеже 1390-1400-х г. предпринимается очередное поновление валов. Эти укрепления сгорели в ходе нашествия Едигея в 1408 г. и ремонтировались. Беспрецедентная интенсивность фортификационных работ говорит о том, что московские князья усиленно укрепляли Коломну.

XIV в. – время расцвета восточного направления торговли Коломны, документированного археологическими находками более чем 200 фрагментов дорогостоящей поливной художественной керамики (от примерно 140 сосудов) из Золотой Орды, Крыма, Ирана, Китая. При раскопках обнаружен гончарный горн, в котором производилась высококачественная красноглиняная керамика, типичная для золотоордынской Волжской Болгарии. Он принадлежал переселенцу оттуда и функционировал в 1360-70-е г. Массовое местное гончарное производство также переживает расцвет. В начале XIV в. здесь формируется новая керамическая традиция, а к концу столетия гончары освоили производство горшков из слабоожелезненной (белой) глины, в быт стали входить местная зеленополивная и красная лощеная керамика.

*       *        *

До 1920-х г. в Старо-Голутвине монастыре Коломны хранился посох преподобного Сергия, дарованный им своему ученику и первому игумену Григорию Голутвинскому. Здесь же имелась икона, написанная на доске от гроба святого.

С именем преподобного одна из легенд, зафиксированная в XIX в., связывает название Коломны. Согласно ей, святой Сергий проходил через город, попросил воды, но был избит кольями горожанами. После этого он, якобы, рассказывал, что просил воды, а коломенцы «колом мя!». Версия совершенно недостоверна, поскольку название Коломна фиксируется ещё с XII в. Она, однако, соответствует прозванию коломенцев «чернонёбыми» (т.е. злобными, как собаки), зафиксированному ещё В.И.Далем.

С именем Радонежского подвижника традиция также связывает Сергиевский источник, расположенный в 5 км от средневекового города, у древнего села Протопопова (ныне в черте Коломны), на уступе береговой террасы Оки. Согласно преданию, преподобный, проходя мимо (недалеко тут шла большая дорога на Рязань), ударил посохом, и забил источник. Родник существовал и пользовался почитанием до революции, затем был заброшен и исчез. Расчищен в 1990-е годы, над ним возведена бревенчатая часовня, сожжённая в 2000-е годы. К 700-летию преподобного планируется её возобновление.

 

 

 

К 700-летию преподобного Сергия Радонежского

ПЕШНОШСКАЯ ЖЕМЧУЖИНА

Панорама обители

Стоит проехать километров тридцать от старинного Дмитрова, и очам открывается чудесная каменная лампада Николо-Пешношского монастыря… Словно огромная евангельская жемчужина проливает она духовный свет на священную дмитровскую землю!

Начало истории обители, этой сокровищницы духа и церковного искусства, прямо восходит к преподобному Сергию Радонежскому.

С именем Сергия связан расцвет монашества на Руси. Его питомцы, словно огненные птицы, распространили свет веры по всей стране. И среди ближайших и любимых его учеников был Мефодий Пешношский.

Глубокою тайной овеяно имя этого человека… Из какой семьи происходил он, когда и как попал к Преподобному? Об этом ничего неизвестно. Но мы знаем, что он был по-особому близок Радонежскому игумену. «Распаляемый божественной ревностию», младой любитель безмолвия, он стал одним из первых насельников Маковецкой обители. «Житие преподобного Сергия» называет Мефодия другом, спостником и собеседником учителя.

Характерно, что именно Мефодий стал одним из первых троицких старцев, которому суждено было основать монастырь. Ведь известно, что Пешношская обитель создаётся в 1361 году, а это означает, что она древнее большинства подмосковных монастырей – и коломенских, и серпуховских.

Сложно сказать, что послужило непосредственной причиной создания Пешношской киновии: просьба дмитровского князя или желание самого святого Мефодия. Во всяком случае, благословение было дано, и около 1361 года преподобный Мефодий отправляется в Дмитровское княжество и закладывает пустынь в 25-ти верстах от удельной столицы.

Трудно представить все те испытания, которые пришлось перенести отшельнику. Нам, привыкшим к спокойствию и комфорту, даже в голову не может прийти, что человек в состоянии жить в одиночку среди дремучего леса и болот. Что ожидало его? Как пишет К.Ф.Калайдович: «Голод и жажда, опасение за жизнь со стороны диких зверей, страх, тоска, воспоминание о мире и лицах близких сердцу, невольные мечтания и неизбежная борьба не с плотию только и кровию, но и с духами злобы поднебесной»...

Памятью об этом подвиге осталось место, где некогда находилась часовня св. Мефодия. Как говорит монастырское предание, именно сюда, где стояла одинокая келья старца, пришёл к своему «спостнику и собеседнику» преподобный Сергий. Очевидно, он остановился тут не на один день, а пробыл какое-то время. О чём разговаривали подвижники, остаётся объято глубокой тайной. Известно только, что место, выбранное Мефодием, показалось Радонежскому игумену неудобным: кругом болота, земли сухой мало. Вероятно, предвидя появление на дмитровской земле прославленной обители, Преподобный посоветовал своему ученику перенести жилище на более просторное и высокое место – на противоположный берег реки, там, где Пешноша впадает в Яхрому.

Мефодий послушался. Он действительно перенёс келью в ту сторону, куда указал святой Сергий. Народное предание утверждает, что он сам переносил брёвна через речку пешим, без помощи лошадей: «пешъ ношаше». Отсюда, говорили, и название речки: Пешноша. Эта этимология сегодня кажется неубедительной; вероятнее всего, здешний гидроним гораздо древнее, он, может быть, – дославянского происхождения. Но само наличие такого предания характерно. Оно несёт в себе память о самом начале обители.

Недолго продолжалось пустынножительство дмитровского старца. Прослышав о необыкновенных дарованиях нового монаха, к нему начали стекаться ученики, жаждущие духовного подвига. Так было положено начало Пешношской киновии. А если возникло целое монашеское поселение, то надо было думать об основании храма.

«Митрополит благословил, князь Дмитровский дал земли и лесу, и вот, на берегу Яхромы построен прекрасный храм во имя святителя Николая», – пишет историк.

К сожалению, мы не можем с определённостью утверждать, что явилось причиной такому посвящению.

В любом случае, выбор его не удивителен, если помнить то необыкновенное благоговение, которое русские люди исстари испытывают к святителю Николаю.

Основав монастырь, Мефодий стал первым пешношским настоятелем. Долгое время в обители сохранялся его игуменский посох... Сколько преданий вспоминали паломники, глядя на это свидетельство старины! Деревянная крепость, бревенчатый храм, ни единого каменного здания – лишь скромные кельи; но молитва, исходящая из этого места, словно столп, доходила до неба. Эта земля освящена стопами преподобного Сергия. Он бывал здесь, разговаривал со своим учеником. Одна из местностей близ монастыря так и называется: Беседы. Позднее рассказывали, что Преподобный даже трудился здесь, участвовал в рытье монастырских прудов, сажал деревья. Так ли это? Документальных свидетельств тому не осталось, да и не могло остаться.

Одно ясно: святой Сергий, несомненно, бывал здесь. Проходя в Тверь, он не мог миновать Дмитрова. И как же не зайти к одному из своих любимых учеников, взглянуть, как тот свершает свой подвиг, поддержать его советом и молитвой?

Удивительно, что до наших дней сохранились реальные свидетельства начальных лет монастырской жизни! В экспозиции историко-художественного заповедника «Дмитровский кремль» сохраняется деревянный потир, на котором, по преданию, сам преподобный Мефодий совершал Божественную литургию.

Судя по тому, что Мефодий был поставлен в сан игумена, обитель была достаточно населённой. Заботами дмитровского княжеского стола и паломников, монастырь приобрёл известность и средства, достаточные, чтобы кормить обездоленных и бедняков. Из стихир, прославляющих старца, мы знаем, что каждый день у врат обители сидело множество нищих, и никто не уходил голодным.

Святость жизни игумена была очевидна всем. Благодатное начальство его в Пешношской обители продолжалось более 30-ти лет. Но край земной жизни его приближался. Вот уже и учитель скончался: преподобный Сергий отошёл ко Господу 25 сентября 1392 года... Мефодий не надолго пережил своего наставника. Он умер 14 июня 1403 года глубоким старцем.

«В день преставления его, как видно из стихир, составленных в честь его, стеклось множество народа – старцев, сирот и вдов – оплакивать кончину своего питателя. Нетленное тело его погребено в основанной им обители, близ церкви святителя Николая. Любовь учеников соорудила над гробом его дубовую брусяную часовню, которая и существовала более 300 лет».

Позднее, как мы увидим, на этом месте появится небольшая церковь во имя Сергия Радонежского, а часовню перенесут в дубовую рощу, к месту первоначального обитания старца. Вплоть  до революции в эту «ближнюю» Мефодиевскую пустынь к древней часовне 14 июня совершался крестный ход из монастыря.

Преподобный Мефодий был прославлен в лике русских святых при Митрополите Макарии – в 1549 году.

Монастырь счастливо пережил суровые времена Ивана Грозного. Во время Смуты был захвачен и разорён поляками, но затем восстановлен в ещё большем блеске. В XVII и XVIII веках обитель перестраивается в камне, приобретая вид мощной духовной крепости, окружённой стенами с высокими шатрами башен. Митрополит Платон (Левшин) за красоту и духовное устройство называл Пешношу «второй Лаврой».

Не раз здешние старцы поддерживали ослабевшие обители. В начале 1800-х годов, когда опустел древний Богоявленский Голутвин монастырь, владыка Платон перевёл в него часть николо-пешношской  братии.

В начале ХХ века, в эпоху гонений, обитель упорно сопротивлялась безбожникам: её закрыли лишь в 1928 году. Отсюда происходят несколько новомучеников, в том числе и отец Иоасаф (Шахов), связанный и с Коломенским краем.

В 1941 году святыню обстреливали фашисты. Позднее в монастыре разместили психоневрологический интернат; старинные постройки пришли в бедственное состояние.

Лишь в 2007 году открывается летопись возрождения. Благодаря огромной помощи дмитровской администрации и прежде всего – главы города  Валерия Гаврилова, в обители каждый год возвращается к жизни очередной храм. Ныне их семь!

Сегодня в сане игумена на Пешноше подвизается Григорий (Клименко). Он хорошо известен коломенцам. Несколько лет отец Григорий был священником Успенского Брусенского монастыря.

И нам радостно осознавать, что коломенцы таким образом символически отдают дань благодарности за ту помощь, которую получили из Пешноши в предыдущие столетия.

Так, промыслом и милостию Божией, трудами благочестивых жителей священной Дмитровской земли восстала из небытия славная обитель, связанная с памятью святого Сергия Радонежского и его ученика, преподобного Мефодия.

Снова красуется и сияет дивная духовная жемчужина – обитель святого Николая – во славу Подмосковья и на радость миру православному!

Роман СЛАВАЦКИЙ

 

 

НА Троицу в коломенской бурсе

История духовных учебных заведений Коломны своими корнями уходит в первую четверть XVIII века, когда при архиерейском доме коломенского епископа была устроена первая подобная школа для детей духовенства. В ней юных поповичей, сыновей диаконов, псаломщиков и дьячков готовили к продолжению родительского служения. Для большинства этих мальчиков поступление в училище (потом ставшее семинарией, а затем вновь обращённое в училище) на протяжении почти трёх сотен лет было единственной возможностью получить образование. Иных путей не было – поначалу мешали сословные преграды –  поповичей так же, как  купеческих,  солдатских и крестьянских детей, в светские школы не принимали.

Позже, когда законы и стали дозволять приём в школу чад родителей, не принадлежавших к дворянству, провинциальное духовенство зачастую не могло отправить своих деток в гимназии и иные училища по причине отсутствия средств. За учебу нужно было платить, да и содержать ученика в дальнем городе стоило недёшево. К тому же дальнейшая карьера поповича в таком случае рисовалась довольно туманно –  связей в мире чиновничества, среди купечества или интеллигентов у его родителей, родственников и знакомых, как правило, не имелось, а без этого  достичь устойчивого положения и в нынешней России, ой, как сложно, а уж тогда и подавно. Зато, в соответствии с тогдашним законом, священник, оставлявший служение по старости, болезни или умиравший, мог передать свой приход по наследству родственнику:  сыну, племяннику или даже зятю, бравшему в жены его дочь. Таким образом, будущее большинства учеников духовного училища более-менее устраивалось, да и старость родителей, живущих с сыном-священником, или воспитание оставшихся сирот обеспечивалось само по себе.

Обучение в духовном училище детей священнического сословия обходилось много дешевле, чем в светской гимназии, а для тех учеников, родители которых совсем ничего не могли платить, существовала возможность быть принятым на так называемый «казённый кошт» –обучаясь за счет Церкви. Нужно было только стараться учиться и вести себя хорошо. Для небогатого сельского священства, обычно обременённого большими семействами, это было отличным выходом из сложного положения.

Привезённые лет в 9-10 в Коломну дети сельских причтов оставлялись здесь на весь учебный год и жили в общежитии при училище, испокон веку называвшемся  бурсой, а потому и называли их «бурсаки», а совсем маленьких – «бурсачками». Ранний отъезд из отчего дома, отрыв от сельского уклада жизни, переход к регулярным занятиям, житью в коллективе при требованиях строгой дисциплины были для мальчишек первыми тяжкими испытаниями. Жизнь в бурсе была совершенно особенной, ни на что не похожей, во многом закрытой для взглядов посторонних, не причастных к этому миру. Тем любопытнее будет заглянуть туда, используя мемуары одного из бывших учеников коломенского духовного училища, священника Владимира Игнатьевича Востокова, который был не чужд литературного дара и много писал для духовных и светских периодических изданий, сотрудничая, в частности, со знаменитой газетой «Московские ведомости». Именно на её страницах в 1907 году и появились воспоминания отца Востокова о том, как в коломенской бурсе  однажды отметили день Святой Троицы.

*     *      *

Судьба  поповича Востокова была самой обычной для обитателей бурсы: семья голочеловского священника  Игнатия Михайловича Востокова была небогата, и гор золотых ждать им было неоткуда. Сам о. Игнатий родился в 1834-м году, и когда ему было ещё только девять месяцев,  умер отец его, служивший в храме погоста Рудня в Богородском уезде Московской губернии. Мать, на попечении которой осталось многочисленное потомство, была так потрясена смертью мужа, что, как тогда говорили, «обмерла»: она, словно оцепенев, вяло реагировала на всё, происходившее вокруг. Находясь в подобной прострации в самый день похорон, стоя возле приготовленной могилы, держа грудного Игнатия на руках, когда гроб с телом покойного супруга опускали в могилу, вдова, забывшись, всплеснула руками и уронила своего малютку прямо в могилу, откуда его едва вытащили родственники. По счастью, ребёночек остался невредим.

Детство и отрочество Игнатия прошли в бедности, и только зачисление «казеннокоштным» в Коломенское духовное училище открыло ему благой путь в жизни. Учился он хорошо, так что сумел стать стипендиатом Московской духовной семинарии, которую окончил в 1856 году, а 10 декабря 1857 года распоряжением митрополита Филарета отец Игнатий был определён на место священника Троицкой церкви села Голочелова в Коломенском уезде. Сыну своему он готовил тот же путь, а потому,  когда настал срок, отправил Владимира в Коломну, где голочеловский попович и поселился в бурсе. Домой он попадал только на летние каникулы, а так и жил вместе с другими мальчиками из дальних сёл.

Троицын день был для Володи Востокова совершенно особенным – это был  храмовый праздник церкви села Голочелова, в которой служил его отец. И вот, когда на исходе первого года учения пришёл этот великий праздник, впервые  он встретил его не дома, а потому и запомнил очень хорошо. Предоставим же слово самому отцу Востокову и мысленно перенесёмся в тот давний летний день, о котором он нам рассказывает спустя почти сто лет.

*      *      *

«Мне рано пришлось покинуть родное гнездо, приехать в уездный город. Длинное, каменное здание духовного училища, двор, всё было совсем не то, к чему я привык в родном селе. И когда к нам, уставшим от городской духоты, докатился праздник Святой Троицы, с утра мне было грустно от того,  что не дома. Всё было казённо и скучно кругом. Но вот загудел соборный колокол, ему дружно откликнулись с городских звонниц колокола приходских храмов, грусть и развеялась – так было славно внимать этому праздничному гулу.

Длинной вереницей потянулись мы в один из приходских храмов – никому не нужные и многим надоедливые бурсачки. В церкви, чтобы мы не мешали богомольцам, поставили нас всех в храмовом приделе. Служба шла в холодной трапезе, и нам, стоявшим позади всех, за спинами толпы народа ничего не было видно, да и самой службы почти не слышали. Стоя в приделе, мы завидовали нашим товарищам, которых взяли певчими в хор – они оказались возле самого алтаря, и для них служба протекала незаметно. Стоял я, усиленно нюхая жиденький букетик цветов (в этот праздник храм принято украшать растениями и молодыми берёзками), а мыслями невольно уносился к тому, что в этот день обычно делалось дома, в родном нашем храме.

По окончании обедни из многих храмов повалил празднично разодетый народ, среди которого пробирались к своему училищу мы, серенькие в своих казённых нарядах, такие будничные бурсачки. И хоть ради праздника дали нам в утеху по паре тёплых калачей, но что-то и они нас не больно обрадовали. Сердце просило ещё чего-то, кроме калачей. Разбрелись бурсаки по большому, пыльному и пустынному двору, окруженному недавно высаженными молоденькими деревцами, почти не дававшими тени. Пробовали играть в лапту, кто в ножички, кто в бабки, но играли вяло, все игры как-то не ладились.

Поднялся я на верхний коридор и приник к окну, а за ним открывались заманчивые всё виды. Москва-река сияла широкой изогнутой лентой, а за нею раскинулся на версты луговой ковёр, и на горизонте точно в голубой купол неба упирается крест колокольни пригородного села. Ещё дальше, сколько видно, всё поля, да нивы. Воля. Хорошо там, да больно для меня далеко, а сердце так и рвётся туда.

Однако грустить мне долго не пришлось: пока стоял у окна в коридоре, во дворе что-то произошло, слышны были оживлённые голоса наших бурсачков, и всех стали скликать. Оказалось, что наш добрый инспектор, угадав, от чего мы приуныли, объявил прогулку в ближайший к городу лес. Мигом мы выстроились в пары и ждали уже только знака, чтобы двигаться. Так хотелось всем вырваться из этих чинных пар и брызнуть бегом на тот луг, что раскинулся за Коломенкой, но идти надо было чинно».  

Своих бурсаков преподаватели училища повели в Таборы – местность за селом Городищи. Нынче это огромное поле, на котором раскинулось городское кладбище, но когда-то на этом месте рос густой лес, и коломенцы там любили устраивать пикники. По собранным старинным свидетельствам, овраги за Городищами возникли в результате выемки глины, из которой делали кирпичи для стен коломенского кремля в шестнадцатом веке, когда таборский лес был местом глухим и разбойным.

Лес в городищенских Таборах свели лишь в ХХ веке, а при советской власти там разбили фруктовый сад, который вымерз в суровые сороковые, и теперь его остатки обрамляют поле, на котором в 1981 году открылся некрополь. Но вернёмся к рассказу бурсачка Востокова в то время, когда Таборы с протекавшей поблизости Коломенкой, глубокими оврагами и лесной чащей манили к себе мальчишек, истомившихся в городе.

*     *     *

«Но вот наконец-то наши любимые Таборы с их высокими деревьями, глубокими оврагами и вьющейся недалеко Коломенкой. Как славно и привольно здесь! Живо рассыпались мы, кто за цветами, кто грибы стал собирать, а кто просто нырнул в душистую траву, как в воду, чтобы надышаться её ароматами. Самые смелые отправились купаться на Коломенку, и трудно было учителям и инспектору собрать нас, но они затеяли лапту, и мигом сбежались все. Играли вместе с нами учителя и сам инспектор – всем было весело.

Потом раздобыли где-то большой самовар. В дополнение общей радости мы расположились вокруг него, и под шелест листьев у нас над головой пили жиденький чаёк вприкуску с дешёвенькой карамелькой, и среди зелёной лесной поляны мы чувствовали себя точно за роскошным барским столом.

Обратно стали собираться лишь тогда, когда солнце уж начало клониться за горизонт. Жалко было уходить – так бы и остался здесь на мягкой мураве, под открытым небом, но уже слышался голос нашего училищного надзирателя, скликавшего бурсачков: «Пора, ребятишки, пора к дому! Знаю, что не хочется, да делать нечего – идти надо».

Снова построились мы парами и пошли. От давешней скуки и следа не осталось: довольные, ожившие, с охапками цветов, весело возвращались мы с прогулки, и шаги наши звонко отдавались по деревянным тротуарам, когда наши пары вступили в город, направляясь к  училищу.

Потом мы долго ещё сидели и лежали на своих койках, будучи не в силах сразу уснуть, вспоминая нашу прогулку. Некоторые так разошлись, что не смогли угомониться, и как стемнело, завернувшись в простыни, пошли во двор училища ловить летучих мышей.

Теперь, по прошествии времени, оглянувшись назад, добрым словом помянешь наших добрых учителей и надзирателей. Они устроили для своих бурсачков такой праздник, который словно лучом света прорезал серость будней и осветил юные сердца, запав в них навеки».

Валерий Ярхо

 

 

Пасхальные воспоминания

Пасхальные игры

Из записок священника Владимира Востокова, уроженца Коломенского уезда,  выпускника Коломенского духовного училища. Он служил в нескольких коломенских храмах  в начале ХХ века. Записки были опубликованы в журнале «Отклики на жизнь», который редактировал сам отец Владимир.
Дома
Вспоминаю себя маленьким мальчиком, небогатый дом моих родителей, как чей-то ласковый голос будит меня в то время, когда рассвет борется со мглой ночной. Открываю глаза и вижу отца в новой коричневой рясе. Он протягивает мне просфору и говорит:
– Так-то ты, голубчик, собрался к святой утрене? Проспал? Ну, теперь вставай! Всё уже кончилось – мать вон кулич освящённый  режет…
Поднимаюсь с дивана, на котором я до 11 часов вечера храбро бодрствовал, но ближе к полуночи не выдержал и ненароком забылся безмятежным детским сном. Новая рубашечка и чистенькие сапожки напомнили мне о моих сборах к Пасхальной заутрене в первый раз. Стыдно, что не справился со сладким сном, но что же делать?! Родитель смотрит так приветливо, а заботливая матушка, как видно, совсем не сердится на своего любимца. Она занята  красненькими пасхальными яичками, в доме пахнет сдобным куличом. Ободренный этими наблюдениями и заманчивым запахом, я быстро встаю, умываюсь и радостно бросаюсь к родным, чтобы похристосоваться с ними.
За мирными разговорами пили чай, а потом  в доме водворилась тишина – старшие отсыпались после бессонной ночи. А у меня сна ни в одном глазу! Сердце так и прыгает от радости, что дождался светлого дня. Быстро  выбегаю на улицу, где разливается трезвон колоколов нашей колокольни. (На Пасху традиционно разрешается звонить в колокола каждому желающему. Были большие любители колокольного звона, которые в праздник, что называется, «отводили душу», проводя чуть не полный день на колокольне).
Ко мне подходят мои приятели – ученики отца, простые мальчики. Они тоже радостно оживлены и одеты «не по-будничному» – у каждого на голове непременно по новенькому картузу. У некоторых эти обновы, будучи куплены «на вырост», пока ещё виснут на ушах. Вместе мы начинаем оживлённо катать яйца на полянке, успевшей уже подёрнуться молодой зеленью. (Старинная русская забава на Пасху. В старые времена крашеные яйца катали и в царских садах, и на боярских дворах, и купечество, и крестьяне. В Коломне ещё в 70-х годах на Пасху молодёжь  «катала яйца» в каждом дворе. Официально это не поощрялось, но и никаких мер против такого времяпровождения не предпринимали. Вообще на Пасху советская власть давала основательную «слабину», не рискуя «идти против народа»).
Начав катать яйца, сделался я богат – у меня крашеными яйцами были полны карманы, а у моих приятелей осталось по парочке. Мне хочется «прокатать» им  половину своих, чтобы сделать для праздника удовольствие. На душе весело, безмятежно, как в солнечном лазурном небе.
Школяр
Вижу себя мальчиком-учеником вечером Великой Субботы. Я только что вернулся домой к нам на погост из Коломны, где учился  в духовном училище. Усталости после долгого путешествия, занявшего не один десяток вёрст, и след простыл, забылся и страх при переправе через разбушевавшуюся по весне речку. В нашем храме всё, что было сдвинуто, когда перед праздником мыли и чистили, днём сызнова расставлено по местам. Прихожане из дальних деревень с узелками  в руках  загодя собираются к храму. Совсем тихо, и внутри церковь освещена только огоньками лампад, да горят ещё 2-3 свечи. Приятный голос человека, сокрытого от глаз сумраком, читает «Деяния». Чтение не особо умелое, но православные люди привыкли в храме относиться ко всему серьёзно и внимательно. Таинственный  полумрак храма и ожидание святого часа наполняют сердце приятной жутью.
Поспешаю домой. В горнице тихо и темно, только свет лампадок освещает комнату. Не сидится мне и здесь – душа рвётся куда-то от нетерпения. Скорее бы пришёл светлый час! Выйдя на улицу, присел на крылечке, и среди благоухания весенней природы детский ум, как может, углубляется в события давно прожитого святого дня. Думается, что в саду Иосифа было тоже, наверное, так же темно и тихо, как здесь сейчас. Воображение рисует мне стражу у святого Гроба Господня , и горестно мне от сознания, что грубые воины, а не добрые апостолы и мироносицы берегли  драгоценный гроб.
Вот блеснули  кое-где огоньки – это в окрестных сёлах устраивают иллюминацию. Наша колокольня темна. Хоть приход наш и обширен, но по бедности некому заняться освещением храма. От этой мысли становится немного грустно. Тем временем в соседнем большом селе ударили в колокол, а ему тенорком откликнулись наши колокола.
Вместе с отцом иду в храм. Схватившись за рясу батюшки  и крепко прижавшись к нему, пробираюсь сквозь густую толпу народа, собравшегося в храме. Мы направляемся в алтарь. Лишь раз в году наш храм бывает так полон людьми и так светел.
Возле плащаницы народ толпится особенно густо, прикладываясь в последний раз. Пока с отцом идём к алтарю, к нам то и дело подходят здороваться прихожане. Многие только что с дороги, приехав на праздник в родные места из Москвы и из Коломны, где у них дела. Они  приветствуют нас, заговаривают. Мне их жалко – они ведь в пути устали, а теперь как-то им  предстоит выдержать часа четыре ночной службы!?  
Начали служить полунощницу, и я внимательно слежу за тем, когда запоют: «Не рыдай Мене, Мати». Отрадно было ощущать, как при пении «восстану бо и прославлюся» мужички дружно подняли святую плащаницу над головой отца и унесли её с средины храма.
Дружно поют: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех»... Заколыхались хоругви, блеснули ризы икон, и к дверям хлынула толпа богомольцев. Двери распахнулись, и свежие струи прохладного ночного воздуха ворвались в храм, от чего детскому воображению чудится, что наверху,  над всеми крестами и хоругвями, тесным кольцом обняв родной храм, невидимы земному народу, реют небожители и поют песнь Воскресения.
Крестный ход, обойдя церковь кругом, останавливается перед запертыми вратами храма. Повисает молчание, все сосредоточены в ожидании, и вот отец мой начинает заутреню и радостно восклицает:
– Христос Воскресе!
Тихий шелест слышится от  крестного знамения, благоговейно совершаемого собравшимся народом при первых звуках святой песни. Лица у людей,  можно сказать, «встрепенулись» и просветлели, а у некоторых и слезы блестят в глазах. Мне самому одновременно  и радостно, и хочется тут же заплакать. Светлые чувства переполняют душу.
Под громогласное пение почти всего народа, совершавшего крестный ход, входим в храм, наполненный светом и кадильным дымом, клубами несущимся от алтаря из нарочито развернутой жаровни, в которую не пожалели насыпать ладана. Начинается светлая, радостная служба, и кажется, что ни одна другая служба не проходит так скоро, хоть на самом деле она длится поболее двух часов. Усталости совсем не замечаешь.
После утрени поспешаешь домой. Ночь ещё в силе, и серп месяца заметен на западе, но восток уже побледнел. Небо безоблачно, и можно будет любоваться восходом солнца… Но мысль моя останавливается на одной из пережитых мною пасхальных седмиц, когда к обычному чувству радости примешивалась скорбь о тяжкой болезни матери моей.
Кончина матушки
Живо припомнился мне тот апрельский вечер. В тот год я заканчивал курс учения, и передо мною открывалась такая просторная и привольная жизненная даль. Шел я тогда домой, под собой ног не чуя, так спешил добраться до начала праздника. Всё, помню, прибавлял шагу. Чем ближе к родному погосту, тем чаще приходилось приветствовать знакомых. И вот встречаю женщину из нашего прихода, она и огорошила меня известием:
– Маменька ваша при смерти!
Дальше уж я только что не бежал по знакомой дороге и к полуночи добрался до родного дома.
Мать я застал в страшных страданиях. Страстная седмица прошла в глубокой печали. Усерднее прежнего ходил я к службам, глубоко вдумываясь в их смысл. Печальный и растерянный, умилялся я страстным службам. В пасхальную ночь сидел у постели умиравшей матери, а она всё отсылала меня поспать хоть часок, жалела, что стоны её слышны и всех донимают, не давая покоя. И лицо её, освещённое светом лампады, было искажено мукой. Она проводила последнюю свою  Святую ночь на земле, и как же мне было уйти от неё!? Когда в полночь раздался благовест, забывшаяся сном больная встрепенулась, благоговейно перекрестилась и долго-долго смотрела на лик Спасителя на  иконе, бывшей близ её изголовья.
В ту Пасху скорбь витала в нашем доме. Одна страдала физически, остальные домочадцы душевно. Когда же потом, в конце недели, я вглядывался в дорогое лицо уже бездыханной матери, лежавшей в гробу, и когда вместе с погребальными молитвами слышались и победные, радостные песнопения Воскресения, не хотелось верить в то, что смерть навсегда похищает свои жертвы.
Годом позже, когда я уже был на общественной службе (Владимир Востоков после семинарии учительствовал в сельской школе), снова пришла Великая Суббота. Мне впервые  пришлось встретить Святой день вдали от родных, в одиночестве. Жалел я, что из-за весенней распутицы на Пасху остался в школе, и не мог уже изменить что-либо.
На моё счастье, вечер стоял дивный, первый в том году такой. Пошел я на свою любимую гору, с которой открывался вид на окрестности. Взобравшись на кручу, я окинул взором открывшиеся мне виды, и взгляд мой упал на ближайший  храм – старую церковь, окружённую древними могилами. Подумал я тогда: «Вот жили люди, испытывали горе и радость, а порой так и счастливы были, но, в конце-то концов, все вот упокоились под сенью дома Божия».
Там, на холме, провёл я немало времени,  размышляя о разных разностях, и в школу вернулся уже когда стемнело. В школе собрались ребятишки – мои ученики – а с ними пришли кое-кто из взрослых. Мне вдруг захотелось рассказать им про последние дни земной жизни Иисуса Христа.
Рассадив всех гостей в классе, я  начал беседу и говорил около часу, чувствуя себя возвышенно-счастливым. Слушатели мои были тронуты этим рассказом.
На своЁм приходе
Потом пришло время и мне священствовать. С нетерпением и трепетом ждал я  Светлого праздника. Думалось, как же я встречу Великий день у самого Креста Господня? Приход мне достался маленький, но храм был уютный, чистенький и даже, можно сказать, изящный. Грустненько мне бывало, когда в дни праздников храм этот поражал меня своей пустотой. До слёз стало обидно в Страстную пятницу, когда послушать про страсти Христовы пришёл всего-то десяток-другой прихожан. Оказалось, что торжественного выноса плащаницы в этом приходе никогда не бывало. Делали просто: перед вечерней псаломщик устанавливал плащаницу против царских врат, и всё на том. Когда я захотел устроить торжественный вынос плащаницы, то, увы, не нашлось в храме четверых мужчин, чтобы войти за плащаницей в алтарь и помочь мне её вынести.
На второй год моего священства праздник Благовещения пришёлся на Великий Четверг. Храм был полон молящимися, и пользуясь случаем, я произнес проповедь, сколь мог и как умел, осветив смысл Страстной седмицы. Закончил же проповедь, сколько помнится мне, таким вопросом:
– Зачем же мы по примеру иудеев оставили Христа одиноким в великие дни?
И что же? В Страстную пятницу храм был наполовину полон прихожанами. Искренним словом можно тронуть и убедить православный русский народ.
Вот и вечер – на часах уже 12 часов – но у церкви тихо. Никаких обычных в такой вечер движений заметно не было. Мелькнул одинокий фонарик, и только.  С нетерпением жду той минуты, когда зазвучат в тишине грустные звуки благовеста в соседней обители. Участились шаги за окном, послышались разговоры богомольцев, шедших к храму. На каждый удар монастырского благовеста отзывается колокол с нашей колокольни. Слава Богу! Дождался своего часа. Постоял, несколько минут послушал колокольную перекличку и бодро пошёл к храму, где было мое малое стадо.
*      *     *
В этот раз наш небольшой храм был полон. Запели полунощницу, а я четверым мужичкам наказал в тот момент, когда в песне «Не рыдай Мене, Мати» запоют «Восстану бо и прославлюся», они быстро подняли бы плащаницу.
Во мраке обнесли мы храм крестным ходом, и думалось, что вот так же жены-мироносицы  в густых потёмках шли ко гробу. Но они шли подавленные печалью, движимые любовью ко Христу в окружении Его врагов, мы же здесь все его последователи.
Радостно мне было впервые в Светлый день открывать врата и начать песнь Воскресения. И голос мой задрожал, когда впервые возгласил я: «Христос Воскресе!», и слеза невольно покатилась по моей щеке. Смотрю, и другие лица умылись слезами!?
Литургия, эта чудная пасхальная литургия! За нею забываешь всё земное, за ней тебя охватывает особенное умиление.
Пристало время читать Евангелие, и с умилением возглашаю:
– Вначале было Слово…
И всё притихло в церкви. Читаю бодро, радостно, от всей души, и чувствую, как моё настроение передаётся слушателям. Продолжаю читать, а в окнах алтаря уже видна полоска яркой зарницы.
По окончании службы стою с крестом в руке, а прихожане, подходя, прикладываются ко кресту. На душе светло и отрадно. Провожаю взором своих прихожан до самых дверей церковных и молю Господа: «Помоги им, Боже, донести святые искры  умиления в свои тёмные избы».
Вслед за всеми и сам иду домой, а утро встаёт ярким и ласковым. Светлый день в том году был тёплым, почти летним, и зелень уже одела деревья и кусты.
На вечерней службе  церковь была полна народом, и увидев это, решил провести беседу. После Евангелия, которое читалось лицом к народу, я, как умел, рассказал о Воскресении  Господа, женах-мироносицах и апостолах.
Вечер первого дня той Светлой седмицы был тёплый, ясный, благоухающий. Отходил ко сну на покой ночной хоть и усталый, но радостный, с приятным сознанием.
Подготовил Валерий ЯРХО

 

Великим постом

М.Абакумов. Большая вода (фрагмент)

Мы продолжаем знакомить читателей с воспоминаниями священника Владимира Востокова, опубликованными в начале ХХ века.  На этот раз речь пойдёт о времени Святой Четыредесятницы.
Детство
Великий пост всегда оставлял в моей душе хорошие, чудные воспоминания. Слышатся мне слова давно уже умершей матери: «Люблю я эти солнечные великопостные дни. Время течёт спокойно, тихо. Трудится так просторно». Снопы солнечных лучей  щедро льются в нашу маленькую горенку. Вижу в окно снег, чуть тронутый дыханьем весны, весело искрится, манит своей прощальной красотой. Выхожу на улицу, а там голубое небо ласково опрокинулось над погостом, слилось на горизонте с подёрнутой прозрачной дымкой дальней рощей. Ещё заметённый снегом сад склонился над замёрзшим прудом. Только журчанием первых ручейков природа ропщет на долгую зимнюю спячку. Где-то в выси разносится праздничная песнь жаворонка, но её своим самозабвенным ором перебивают грачи. Чтобы помочь природе проснуться, старательно рою в глубоком ещё снегу русла для ручьёв – пусть снежное покрывало скорее сбежит в мой любимый     пруд.
Но вот на нашей колокольне  прозвонили к вечерне. От деревни к храму потянулись богомольцы-говельщики. Бросаю свою лопату и иду в храм. Здесь полумрак. Гулко разносится чтение псаломщика. Прислушиваясь к словам псалмов, невольно любуюсь лучами заходящего солнца, которые, пробиваясь сквозь  узоры кованой  решетки окна, красиво обливают красноватым светом лики святых на иконах.
Вечерня отошла. Человек пять богомольцев из дальней деревни остались ночевать у нас. К ночи крепко морозит. Беру санки и бегу кататься по насту с горы. Спешу накататься досыта в последние денёчки, чтобы уж «хватило до нового снега». Не хочется, но надо идти уже домой. Едва поднялся я на крыльцо, как явилась откуда-то огромная собака! Морда у неё вся в крови, пасть открыта, и она бросается на меня! Едва успев подумать обреченно: «Бешеная!!», как, прикрывшись салазками, оттолкнул зверя в ту самую минуту, когда мутные глаза сбесившегося пса были так близко ко мне. Крыльцо высокое, и от моего удара собака вместе с санками слетела вниз, а я, трепеща от страха, себя не помня, забарабанил кулаками в дверь. А собака уже снова бросилась на меня и вцепилась в полу моего тулупа… И тут дверь  отворилась и кто-то из ночевавших у нас говельщиков  втащил меня в сени и, пнув собаку ногой, захлопнул дверь и задвинул засов. Всё, я в безопасности! И почти сразу же послышался жалобный визг – это зверь напал на двух щенков у соседнего дома и загрыз их.
Ночью долго не мог уснуть, вспоминая своё приключение на крыльце, жалея щенят, с которыми так полюбил играть. Соседская собака всю ночь выла по деткам, нагоняя  тоски и без того растревоженному детскому сердцу. «А что было бы со мной, кабы меня не спасли?» – этот вопрос бросал меня в дрожь, и становилось досадно – от чего вот так бывает? Уж как хорошо в нашем уголке, а зачем же тогда эти беды, страдания, страхи? Ответы на эти вопросы даёт мне «Священная история» – книга, подаренная родителями, которую я любил читать. В ней говорится, что всё это «от греха». Но куда же деться мне от этого греха? Как схорониться?
Вот говельщики пришли из своих деревень в нашу церковь, чтобы каяться во грехах. Они молятся, старательно кланяются на вечерне. От греха они убегают в храм, и хорошо, что есть куда убегать. Это убежище – наша церковь – хорошо видна мне через окно. Сторож звонит часы, и я насчитываю 12 ударов. Пока я раздумывал над всякими сложными вещами, понемногу успокоился, и усталость, взяв своё, потащила меня в сон, который вскоре совершенно овладел мною.
*     *     *
Памятен мне и другой вечер во время поста, когда зима давала свой прощальный концерт. Непогода ревела и крутила снежные вихри целый день. Была суббота. Утром в церкви причащался говевший старик из соседней деревни, и после службы он собрался идти домой. К вечеру приехали в санях родные того старика, спрашивали – не остался ли у нас, а услыхав, что не оставался, решили, что дед пропал. Домой он не вернулся. Видно, в пурге сбился с пути и где-то замёрз. Жалко было того старичка очень! Он в то утро так усердно молился, и когда подходил причащаться, в глазах его были видны слёзы. Теперь, наверно, лежал где-то заметённый снегом, и найдут его только когда он оттает из-под сугроба. Одно только и утешало, что успел он исповедаться и причаститься, и думалось мне: «Ему, наверное, у Бога хорошо будет».
В училище
Нас толпа мальчуганов бродит по училищному двору (Коломенского духовного училища – ред.). Половодье в полном разливе. Идёт пятая неделя Великого поста. Мечтаем, как пробраться на Пасху домой, сомневаемся и предполагаем – сольются ли реки? Вот Москва-река, разорвав свои зимние оковы, вырвалась на волю, захлестнув волнами луга вёрст на десять. В прибрежной деревне Бобренево всё залило, и видны только крыши изб. Бобреневский монастырь, точно фантастический остров, окружён водой. Там, где-то совсем далеко, белеют церкви тех сел, что теперь отделены от города водной пучиной. Мелькнёт едва заметной точкой лодка смельчака-рыболова, пронесётся отсталая льдинка. Разлившиеся воды  мощно и настойчиво несут свои волны. Нам, мальчишкам, эти виды занимательны.
В один из дней, когда панорама большого разлива пленяла наши взоры, повели нас в собор к литургии Преждеосвященных Даров. Теперь уже не упомню, по какому поводу это было, но, должно быть, повод был, так как обычно в учебное время нас в собор к литургии Преждеосвященных Даров не водили.
Служба текла чинно, хорошо, ладно пел хор, отец протоиерей служил с чувством. Сверху над нашими головами смыкались расписанные своды. К ним красиво поднимались струйки ладана, наполняя храм дивным запахом. От всего этого наши бурсацкие сердца умилялись, и даже завзятые шалуны приутихли и стояли скромно. Трое мальчиков выводили стихи: «Да исправится молитва моя», а настигавший их хор густо покрывал солистов: «Ныне силы небесные с нами невидимо служат». Чутко билось детское сердце под трогательный напев, плававший под сводами храма.
Вот уж тридцать лет прошло с той поры, а эта первая Преждеосвященная литургия при торжественной обстановке глубоко запечатлелась в моей душе. Так хотелось остаться в этом соборе, в окна которого проникает яркий свет весеннего полудня и синеет огромный разлив вод. Тогда совсем не хотелось уходить в училище из святого уголка.
В семинарии
Февральский вечер обнял Москву. В семинарской церкви идёт великопостная всенощная. Остаётся несколько месяцев до окончания курса. Может быть, что кто-то из юношей, нынче стоящих под хорами, вскоре и сам встанет у престола. Мысли сначала двоятся, отвлекая воспоминаниями о весело проведённой Масленице в доме у родных. Эти посторонние мысли, словно рой мух, кружили, отвлекая,  но в храме было так благоговейно – поют молодые голоса грустные мотивы, которые ударяют в самое сердце, что всё постороннее  и отвлекающее отходит от меня. Кроме семинаристов, в храм пришли и нарядные барышни, и бравые приказчики, и фабричные рабочие. Все они, наверное, испытывают нечто такое же, что происходит со мной. Церковь молится, и в порыве смиренной веры под звуки псалмов, что выразительно ясно баритон вкладывает в самую душу, трепещут в сумраке храма сердца молящихся. И стыдно становится быть вне такой молитвы. Легко гнать от себя иные мысли, и невольно вспоминаешь смысл службы.
После всенощной вереницей встали к исповеди. Кто-то понимал всю серьезность подготовки к таинству, а кто-то был и легкомысленным. Припоминается печальный случай из той поры. Был среди нас некто С., молодой человек, с которым произошло странное изменение. В семинарию он пришёл скромным мальчиком, но потом подхватила его черная волна и поволокла, искушая страстями. Постепенно дошёл он до глумления над верой, и вот как-то Великим постом после таинства исповеди пришёл он в семинаристскую спальню около полуночи, будучи в каком-то задорно-дерзком настроении:
– Что думаете – не обругаюсь сейчас? – спросил он с вызовом непонятно от чего, словно продолжая какой-то прерванный спор с кем-то.
– Пусть я только что исповедался! – выкрикивал он. – Нате же вам, обругаюсь! Никого не боюсь!
И тут же разразился отборнейшими ругательствами.
Этот миловидный, но несчастный юноша плохо кончил. Лет через семь после окончания семинарского курса он убил себя. Вот куда унесла его черная волна.
В сельской школе
Я один в уютной церковной школе. Наслаждаюсь скромной, но поэтически свободной  молодой жизнью в привольной деревне. Ученики мои простосердечны. От уроков иногда устаёшь, да и то только разумом, а душа спокойна. Тихо в комнате. Простор для дум и мечтаний. Книга-друг, перо и бумага с чернильницей в качестве собеседников. Мирная природа заменяет всё: и театр, и общество, и прочее. Её красоты и удовольствия неисчерпаемы.
После уроков отпустил детей и сам с ними сходил к службе. Вечереет, и нужно ехать в соседнее село исповедоваться. Хорошо бы пришло сосредоточение мыслей о совершённых грехах, но его совершенно нет! Юность под красотами тихого вечера играет во мне, однако еду. Санки быстро несут меня по гладкой дороге. Вхожу в высокий храм, стоящий на крутом берегу реки. Батюшка исповедует за ширмами. Дьякон читает правило. Сумрак внутри храма рассеивает свет нескольких свечей и лампад. Стою в тёмном углу, жду очереди вместе с остальными. Тихие думы совершенно  захватили меня, и сторож деликатно напоминает:
– Пора сударь и вам за ширмы…
Совестно мне, потому что плохо подготовился, но на сердце спокойно. Крест и святое Евангелие, мерцающая свеча, чёрная ширма – всё это заставляет  мою душу встряхнуться. Она распахнулась, и вот я уже открыто говорю про свою жизнь, про думы, ничего не скрываю, хочется выговориться перед батюшкой. В сущности, душа жила так одиноко, потребность выговориться, поделиться внутренней жизнью заговорила во мне, а под покровом тайны среди благоухания храма легко лилась из души искренняя исповедь.
Еду обратно. Небо брызжет звездными огнями. Заря догорает, густая тень падает на окрестности. Она словно хочет затмить огоньки в окошках изб встречных деревень, но те не сдаются и словно улыбаются нам, тихим мерцанием маня к себе. Легко на сердце, ясно и спокойно жить. Смотрю на небо, и слёзы благодарности к Богу застилают глаза. Так славно и ясно жить, Господи, в Твоём мире. Несёт мое существо к небу свой искренний порыв.
На сельском приходе
Перешагнув рубеж от привольной юности к серьёзной зрелости, священствую в селе. Великий пост. Сотни дум, открытых исповедью, проходят  передо мной. Вот молодая женщина. У неё двое маленьких детей, свекровь и муж пьёт. Бедность, непосильный труд. Нет свободы, нет отдыха. Вместо рассказа о своих грехах женщина плачет:
– Руки на себя готова наложить, батюшка!
Вот её исповедь. Стрела скорби пронзила сердце, но как и чем я ей могу помочь? Накрываю епитрахилью содрогающуюся от рыданий голову и сдавленным голосом читаю разрешительную молитву.
За ней мужчина лет сорока. Его гложет чахотка, у него шестеро детей сидят почти без хлеба, потому что по болезни он лишился места, а на другое его никто не берёт. Душа у него добрая и жалко ему детей. Пришёл на исповедь, чтобы выговорить своё горе, и плачет тяжкими мужскими слезами.
Вот плод порочной жизни – гниёт заживо, растеряв и здоровье, и душу. Только страх скорой смерти  привел его сюда к Кресту и Евангелию. Блуждающий взгляд, глаза глядят со зловещим блеском. Грехи, заснувшие в его душе, разражаются тяжелыми унылыми словами.
Молодой парень отведал города и растерял деревенское простодушие. По натуре грубоват и на исповедь пришёл не по зову сердца, а от того, что мать с отцом чуть ли не насильно потащили к попу:
– Грешен, грешен, грешен… –  рубит он слова признания без всякого чувства,  едва ли понимая суть вопросов. О своей душевной жизни и слова молвить не смог. Тупое выражение лица этого говельщика вызывает раздражение, и на ум приходит: «Не мечите бисер перед свиньями». Глубокая жалость к несчастному и острое желание встряхнуть его душу от спячки. Но что делать?
Большинство этих Иванов, Петров, Марий, Татьян и т.д. подходят с верой смиренной и глубокой, со вздохами открывают свои обычные грехи человеческой немощи. С лёгким и спокойным сердцем покрываю головы их епитрахилью и читаю над ними разрешительную молитву.
Прошла напряженная трудовая неделя, и субботней всенощной накануне воскресенья ждёшь с нетерпением.
Утешительно льются волны благовеста в нарастающий сумрак. От села и деревни дружно идут богомольцы. Церковь наполняется, а староста расщедрился и засветил паникадила. Дружно поёт мужской хор, в котором и взрослые мужчины, и совсем ещё мальчишки. Хочется побеседовать с народом, и я рассказываю  людям историю торжества Православия. Тишина. Жадно ловят мою немудрёную речь. После службы во мраке ночи усталый, но спокойный и даже радостный бреду домой.
Пост плавно течёт, как широкая река, зовет к самоуглублению, будит  лучшие чувства в душе. Протяжный колокольный звон напоминает задушевный зов церкви к чадам своим.
В городе
Пока ещё непривычно мне в городском храме, сложно с новыми прихожанами после общества сельских людей.   По милости Божией, полон наш храм. Вечерня отошла. Стою на амвоне. Множество глаз  пытливо устремлены на меня. Что сказать? Моё личное слово робко и слабо. Но Тот, про Кого я скажу, своей красотой восполнит мою речь. Благодаренье Господу, близок ещё образ Христа среди христиан, Евангельский свет ещё производит в их сердцах и душах умиление.
Подготовил Валерий ЯРХО

 

 

К 700-летию преподобного Сергия Радонежского
СВЕТОЧ ВСЕЯ РУСИ

Преподобный Сергий с предстоящими князьями Дмитрием Донским и Олегом Рязанским

В наступившем году отмечаем 700-летие преподобного Сергия Радонежского. Коломенцам этот святой особенно дорог. Почему? Узнаете из наших публикаций в этой рубрике. А первое слово – самому известному коломенскому историку.
Преподобный Сергий Радонежский – любимый в нашем Отечестве святой. Он духовно подготовил освобождение Руси от ига. Из беспросветного пессимизма, духовного, политического и общественного «дна» он открыл ей путь к возрождению, обретению самой себя. Обитель преподобного Сергия уже в XVI в. была признана первенствующей среди русских монастырей (специально изданной грамотой Ивана Грозного) и доныне остаётся светильником духовности.
Все мы знаем, какую выдающуюся роль играл преподобный Сергий Радонежский в духовной жизни Руси того времени: он благословил дружины в поход на Куликово поле, мирил князей, тесно был связан с Великим князем Дмитрием Донским и крестил его детей. Под его влиянием произошёл переворот в сознании общества, духовное очищение. Люди того времени понимали, что все те беды, которые навалились на Русь в XIII столетии – нашествие с запада и востока, монгольское иго – посланы за грехи. Для того, чтобы заслужить прощение, надо покаяться в этих грехах и стяжать святость. Только после этого можно переводить вопрос в «земную плоскость». Именно этот путь и реализовал Сергий Радонежский.
Он был на Руси проводником нового духовного течения – исихазма, так же, как и митрополит Московский Алексий. Это высокая мистика, глубокое осмысление христианства, прорыв в духовные сферы. И само соприкосновение с преподобным подвигало людей к резкому изменению жизненного пути. Я расскажу один случай, которого нет в житии, и, кстати, он связан с Коломной.
*       *      *
Один из самых свирепых русских князей, скандальный, драчливый – Олег Рязанский – в 1385 г. в день Благовещения Пресвятой Богородицы неожиданно напал на Коломну, захватил её, и наш город должен был бы неминуемо вернуться в состав Рязанского княжества.
Дмитрий Иванович Донской, который к тому времени уже победил Мамая, ничего не мог сделать с Олегом Ивановичем. После того, как московская рать потерпела поражение, Донской пробовал взять дипломатией: посылал бояр из Москвы в Рязань. И здесь ничего не вышло. А ведь Коломна была в княжестве вторым по значению городом после столицы: давала большие доходы и, кроме того, являлась важнейшей крепостью на пути вторжения ордынцев. Поэтому сохранить её был принципиальный вопрос для Москвы. Исчерпав все доступные ему средства, Дмитрий вынужден был обратиться к Сергию Радонежскому.
Преподобный отозвался, и в Филиппов (Рождественский) пост прошёл путь пешком от Троицкого монастыря до Рязани (а это более двухсот километров, если напрямую, а через Москву – 260). После встречи со святым игуменом свирепый, совсем не склонный к сентиментальности Олег Иванович Рязанский, как повествует летопись – «умилися, укротися, устудися столь свята мужа». Чем же подействовал на него преподобный? «Чудными словесы и благоуветливыми глаголы». После это разрешилось самым чудесным образом: и Коломна была возвращена, и заключён династический брак между детьми, а закончил свой путь Олег Иванович, как мы знаем, монахом одного из рязанских монастырей и причислен к лику местночтимых святых. Хотя до этого Олег был известен своим буйным нравом даже по средневековым меркам, когда люди были весьма жестокие и прагматичные. Вот как действует святость на людей!
*       *       *
Мы видим в преподобном пример стяжания святости человеком и явления этой святости всей своей жизнью. По молитвам святых совершаются чудеса, и мы знаем, что в ХХ в. было явлено чудесное спасение мощей преподобного Сергия.
Он отличался личным нестяжанием: это потом, после Сергия, Троицкая обитель расцвела, а при нём служили на деревянных сосудах, богослужебные книги были из бересты, а сам преподобный ходил в рваных портах. Мы знаем также, что он отказался стать митрополитом, а для многих это было предметом сильнейшего вожделения.  
С Сергия в русском монашестве широко распространилась мистическая жизнь, духовное ученичество – это было, фактически, основанием целого духовного движения. Но самое главное – в тяжёлое время он собирал Церковь.
Всё это показывает, что в кризисные, переломные моменты такие люди, как Сергий Радонежский, выводят народ к новым рубежам, которые до этого никем даже не просматривались.
А.Б.МАЗУРОВ,
ректор МГОСГИ, доктор исторических наук

 

СВЯЩЕННИК ИАКОВ БРИЛЛИАНТОВ
 

Образ священномученика Иакова

Наша газета постоянно обращается к подвигу новомучеников и исповедников Церкви Русской. Большинство из них уже прославлено. Их молитвенно поминают, в честь них совершают богослужения, написаны и опубликованы жития.  Но агиографические исследования продолжаются. Вот, что новое открылось в судьбе Иакова Бриллиантова, возглавлявшего Богоявленский приход в Коломне в 1920-30-е годы.
Когда в нашем храме встал вопрос о написании иконы святого, выяснилось, что сохранилась в деле только одна расстрельная фотография, где батюшка острижен и изображен в профиль. Этого недостаточно для написания образа. И вот не так давно в одном из музеев Серпухова, где во Владычном монастыре долгое время служил отец Иаков, мы обнаружили его фото начала ХХ века. Теперь уже стало возможным создать не условную икону, а образ, запечатлевший реальный облик священномученика.
В существующем житии очень мало информации о серпуховском периоде служения иерея Иакова. А ведь это большая часть его биографии. И совсем ничего не было известно о личной жизни святого. Вроде бы служил в монастыре, но не иеромонах, а иерей. Была ли у священномученика семья, дети?
Новые сведения о жизни святого помогли получить Клировые ведомости Серпуховского узда, а также церковная периодика начала ХХ века.
Ведомость 1899 года сообщает, что «священник Иаков Иоаннов Бриллиантов обучался в Московской духовной семинарии наукам: богословским, философским, словесным, историческим, физико-математическим и учению о расколе; языкам: латинскому, греческому и немецкому. По окончании курса наук в означенной семинарии в 1893 году со званием студента уволен для поступления в епархиальное ведомство. В 1894 г. определён во псаломщика к московской Иоакиманской, что на Якиманке церкви».  
В 1895 стал священником Спасской приходской церкви при Владычнем девичьем монастыре в Серпухове. С 1896 года состоял законоучителем в монастырской церковно-приходской школе.
В Клировой ведомости 1917 года перечисляются церковные награды отца Иакова: набедренник (1902 г.), скуфья (1906),  камилавка (1911),  наперсный крест (1915).
Здесь же сообщается: «В семействе у него жена Елена Алексиева 43 лет». Дети их: Вера (1896 г.р.) обучается на педагогических курсах; Владимир (1899) учится в 3 классе Московской семинарии, Надежда (1901) обучается в 7 классе гимназии; Серафима (1903) – 5 класс гимназии; Димитрий (1904) учится во 2 классе Перервинского духовного училища, Павел (1908) обучается в церковно-приходской школе. Ведомость 1899 г. сообщает ещё об одном сыне – Алексее (1897 г.р.), но он, видимо, скончался в детстве. Т.о. в семье отца Иакова было не менее семи детей.
Клировые ведомости содержат и личную подпись святого.
Мы уже знаем, что буквально с первых лет своего служения отец Иаков преподавал детям Закон Божий. Более подробно об этой деятельности святого говорит журнал "Московские Церковные Ведомости". Он сообщает, что отец Иаков ежегодно на протяжении шестнадцати лет (!) с 1899 по 1915 год признавался одним из лучших преподавателей Московской епархии.
Так, казалось бы, сухие официальные документы помогают открывать новые грани личности новомученика. Теперь мы знаем, что священник Иаков Бриллиантов – мужественный страдалец за веру Христову, был  благоговейным священником, многодетным отцом, прекрасным семьянином и талантливым педагогом.
Священномучениче Иакове, моли Бога о нас!
Протоиерей Игорь БЫЧКОВ,
настоятель Богоявленского храма в Коломне
От редакции
Как видим из документов, в 1917 г. были живы шестеро детей святого. Старшие сын и дочь пошли по стопам отца. В год мученической кончины батюшки его детям было от 29 до 40 лет. Мы надеемся, что потомки святого живы и откликнутся на нашу публикацию.

 

Рождественские были
(Окончание. Начало в №12-2013)
Детство

Рис. Василины КОРОЛЁВОЙ

– Вставай! Сейчас отец  Христа славить пойдёт! Заутреня кончается!
Сквозь сон слышу голос матери, ощущаю  осторожные подергивания одеяла, под которым я, семилетний, свернулся клубочком.
– Будет с тебя! – говорит мама. – Заутреню проспал, к обедне непременно нужно пойти.
Она спешит в кухню, откуда заманчиво потягивает запахом моих любимых «длинненьких» пирожков… Да, сегодня же Рождество! Это соображение дает мне сил сорваться с теплого дивана, плеснуть в заспанное лицо несколько горстей студеной воды, наскоро набросить новую рубашечку, которая приятно шуршит на мне, и прочесть молитву перед старинным образом Спасителя, перед которым любил я сиживать на стуле, вглядываясь в лик старого письма, освещенный огоньком лампады.
От образа – простого, деревянного – перевожу взор на окно, за которым предрассветный сумрак висел над садами, опушенными морозным инеем, и над заснеженными полянами. Окна храма ярко освещены, и он выделяется в потемках как огромный фонарь, высящийся над всей окрестностью. К нему со всех сторон съезжаются сани. Рассматривая эти картины, я прижимаюсь лбом к холодному стеклу, отчего чувствую себя бодрее и свежее. За окном слышится скрип многих шагов по снегу, распахиваются двери и входят родитель мой со всем причтом. Наша горница оглашается рождественскими песнопениями. Сердце радостно бьется, я быстро целую крест в руках отца.
Причт удаляется славить Христа в ближайшую деревушку, а я опять сажусь на стул перед  образами и жду первого удара колокола к обедне. Но из кухни так  приятно пахнет! Соблазнившись, робко пробираюсь на кухню к сковородке с кипящим маслом, в котором плавают пирожки. Мать замечает вскользь:
– До обедни грех, мой милый. Вспомни-ка, какой нынче праздник-то?! Пойди сперва поклонись Христу, а уж потом и покушаешь…
Безрадостно возвращаюсь в горенку. Примечаю, что уже светает и во тьме за окном всё ярче проступает белизна храма. Наконец-то с колокольни начинает звонить благовест. Пора идти в церковь! Набрасываю на себя заячий тулупчик и выбегаю на улицу. На улице стоит столько саней, что приходится прыгать по ним с одних на другие, чтобы пробраться к церковной ограде. Храм полон народу, и мне с трудом удаётся пробраться. Забиваюсь в уголок алтаря и жду, когда  «заговорят в церкви» – так я называл про себя  переменное пение на клиросах. Меня, затаившегося в уголке алтаря, никто не замечает. Любуюсь струйками кадильного дыма, прислушиваюсь к «шумному» пению мужичков-любителей из хора. Мне хорошо. Служба длится, а усталости нет и следа…
Пообедали… Брат с сестрой пошли гулять, отец в приходе, а меня удерживает дома мой «необеспеченный костюм». Мать затопила лежаночку, я сел подле неё с книгой на коленях. Перед праздником я хорошо выучил историю Рождества Христова, в чем мне очень помогли соответствующие картинки в книге «Праздники Господни». С той поры книга стала моей любимой, и теперь, сидя у пылающей печки, я листаю свою любимицу, отыскивая картинку с темной пещерой. Найдя, целую малютку Христа и Его Святую Мать, приветливо смотрю на старца Иосифа, и так мне хочется быть в этой темной, но святой пещере…
Школьник
Минули года, и вот я, донельзя раздосадованный,  брожу по холодному и грязному коридору Духовного училища (коломенского). Все затихло в училищном доме – «роспуск», а за мною все никак не едут! Жду, не отводя глаз от желтых ворот. Длинная «рождественская треть» миновала, вожделенный роспуск пришёл, и забыты оказались все невзгоды и тернии бурсацкого  житья-бытья. Только бы скорее домой! Это ожидание было путеводной звездочкой нашей серенькой бурсацкой участи. И чем ближе был «роспуск», тем ярче эта звездочка разгоралась.
Наконец-то подъехал к воротам знакомый мужичок, и минут через десять я уже сижу в санях, на мне «для тепла» надеты два тулупа, а лошадка бодро трусит по гладко «наезженной» дороге. Мелькают деревни, села, перелески. Я напряженно всматриваюсь туда, где синеет большой лес, за которым должна была мне открыться наша колокольня. Разглядеть её я не успеваю, потому что вечер уже покрыл небо мраком, и ничего за тем лесом невозможно было разглядеть. Вспоминая святки прошлых лет, незаметно для себя  задремал, а когда проснулся, то вокруг меня была настоящая ночь. Полная луна величаво плыла по звездному небу. Её серебристый свет серебрится в снежинках. Лошадь вся запушилась инеем, но бежит старательно.
Минули огромный храм попутного села (Шкинь). Он прекрасно украшен, и глядя на него, вспоминаешь юродивого Данилушку, босиком ходившего по Коломне, крикливо певшего на левом клиросе в городском соборе, собиравшего копеечки на храм. Народ чтил его за блаженного и копеечки давал изрядно. Вот оно – зримое воплощение трудов простой души, так благотворно влиявшей на народ – прекрасный храм, украшенный на подаяния. Любуюсь его куполом, крытым белой жестью, а звезды, словно бриллианты, рассыпаны были вокруг него по темному  ночному небу.  
После душных классных комнат и спален училища, после почти не молкнущего бурсацкого крика я был так тронут благоговейной тишиной, картинами, открывающимися взору, что не заметил, как подкатили  наши сани к родному дому. Целых три недели дома! Вполне понять всю мою радость могут только лишь пережившие суровый быт низшей церковной школы.     
Студент
Я уже юноша и кончаю семинарию. Добрые люди и родственники советуют продлить образование, а меня, сына бедного, но уютного погоста, больше влечёт в сельский уголок.
Вот и подошли последние святки на школьной скамье. Товарищи сулят городские удовольствия, уговаривают остаться в городе, но меня тянет в родной край, в приветливую сельскую струю, к стареющим родителям, которые так радостно  и оживленно встречают нас, своих детей, в своей горенке.
Поезд быстро промчал шестьдесят вёрст. На станции (Бронницы) меня встречает мой неизменный возница Михаил Иванович. Наскоро напились чаю в трактире при станции, и когда уже стали набегать сумерки, покатили мы в родную сторону.
В серых избах встречных деревень зажигались огоньки. По сельским улицам бродила молодежь, мальчишки катались на своих ледянках. Родная Русь пахнула на меня своей жизнью. Эта Русь меня вскормила, воспитала, поставила на ноги, и хочется отблагодарить её. Ушёл я мыслями о возможной будущей службе где-нибудь в сельской школе, а тем временем возница Михаил Иванович запел рождественский канон. Этот угрюмый, но богомольный мужик любил петь в дороге. Я заслушался, покуда закашлявшийся Михаил Иванович не смолк. Отрадно было понимать, что и у него под старой облезлой шубой горит-таки искра Божия  и волнение холодной ночи являет  свое присутствие  в душе человеческой этим пением канона. «Стоит работать в этих сереньких деревнях. Отклик будет!» – решил я про себя. Не удержавшись, спросил и Михаила Ивановича про пережитый им  душевный переворот, о котором вскользь слыхал от своего отца.
– Да, был я пьянчужкой и совсем погибал! – со вздохом отвечал мне Михаил Иванович. – Да вот, Господь вразумил. Помню всю Масляную  неделю прокуролесил с собутыльниками. В прощеный день привел их к себе домой, да стали мы бражничать. Отец, было, сказал мне что-то в укор, а я с пьяным бешенством схватил полуштоф, да и шварк им в отца-то! Пролетела посудина над его головой и разбилась о стену, осыпав старика осколками, расцарапавшими его лицо. Как увидел я эту кровь, так в ужас и пришел!  Схватил себя за волосы, бросил всю компанию и выбежал из избы. С неделю шлялся Бог весть где, а как в себя пришёл  и домой вернулся, так покаялся на духу и  порешил никогда более не пить водки. По милости Божией слово моё держу верно.
*     *      *
За разговорами не заметили мы, как погода стала портиться. Помело, зазмеились струйки позёмки, ветер стал завывать. Когда завьюжило, Михаил Иванович стал предлагать заночевать в ближайшей деревне и переждать непогоду. Но моё сердце рвалось домой – утром родитель мой был именинником.  Решили ехать дальше. Пока видно было вехи указывающие дорогу, мы ехали вполне благополучно. Потом вехи замело, и мы сбились с дороги. Выбившаяся из сил лошадь встала, и Михаил Иванович пошел искать дорогу, а я остался в санях. В голову полезли  мрачные мысли о том, что вьюга поет мне погребальные напевы, что руки и ноги  коченеют и неровен час так и останусь я тут…
А дома? Отец, поди, часто выходит на крыльцо, чтобы посмотреть – не едут ли?   Мать тревожится – что-то долго не едут?! Самоварчик весело кипит, а им грустно и тревожно… До дома осталось не более пяти верст, а нас разделяет мутная холодная пропасть! Слёзы неудержимо полились по моим щекам… Страшно! Снег порошит глаза, вьюга стонет, а Михаил Иванович чего-то все не идет. Боже! Неужто смерть!? Так рано, когда жить хочется… Но, чу! Послышался удар колокола!? Нет, это порыв ветра! Я крикнул, но жалкий вопль беспомощно потерялся во тьме. Я ещё глубже ушел в сани, мысленно стал прощаться со всеми, гнетущая тоска охватывала мое сердце.
Послышалось порывистое движение – это Михаил Иванович в изнеможении повалился в сани:
– Бог весть куда ехать! – проговорил он, немного отдышавшись. – Видно, придётся перевернуть сани, да отдавшись на волю Божию, ночевать в чистом полюшке.
Тем временем прозябшая лошадка сделала несколько шагов…  и рухнула вниз! За нею прыгнули и сани! Я испугался,  а Михаил Иванович радостно крикнул:
– Слава Богу – на реку попали! Теперь до деревни «доплывём»!
И доплыли! На льду большого заноса не было, а у околицы мужики прорыли нам путь лопатами.
В тёмной тесной избе я переживал счастливые часы. Сознание минувшей опасности, радушие хозяев, тепло, ласкающее окоченевшие члены – всё это наполняло душу радостью. За чаем с большим блюдом посыпанной сахаром  кочанной капусты мы разговорились с приютившею нас на ночь семьёю и не заметили, как стрелки старых часов-«ходиков» дошли до цифры «2».
Скоро в хате все заснуло, захрапело, а от моих глаз сон отлетел. Гонясь за своими мыслями, лежа на лавке в избе и слушая дыхание моих хозяев, додумался я тогда до такого размышления: жизнь человеческая, что свеча, вынесенная на ветер, – ежеминутно может угаснуть, но есть Тот, кто как добрый отец, бережёт её.
 *       *       *
Сереньким холодным и вьюжным утром подъехали мы к родному селу как раз в то время, когда на колокольне благовестили к обедне. Пока Михаил Иванович привязывал лошадей к церковной ограде, я поспешил в храм, чтобы поздравить именинника-отца.
В темном углу алтаря простоял я всю службу, и не помню, чтобы когда ранее так сосредоточенно молился. Не одна слеза упала из моих глаз в тот святой час на холодный  церковный пол.
Все дни потом я  чувствовал приподнятое настроение, и хотелось его чем-то выразить. Тут помог отец:
– Тебя посвятили во стихарь, – сказал он мне, – вот бы ты сказал на Рождество проповедку простенькую. Мужички бы тебе за это спасибо сказали бы. Многие тебя тут любят.
Я ухватился за эту мысль и долго обдумывал, что сказать. Ни одно сочинение в семинарии я не писал с такой любовью, как эту незатейливую  проповедь. Мать пару раз высказала сожаление:
– Будет тебе напрягаться-то! Голова разболится, не встанешь к службе…
Но я, не внимая её сетованиям, работал до пота. Наконец – готово! Взволнованный, прочел я проповедь отцу. Выслушав меня, он подписал внизу крупными буквами «Аминь». Чувствовалось, что он тоже взволнован, когда благословлял меня произнести проповедь. Это был Рождественский сочельник 1887-го года. Не забыть мне той минуты, когда в полумраке горенки, перед любимым образом Спасителя, при сиянии лампады помолились мы с отцом. Он с любовью благословил меня, а я с любовью принял от него благословение на маленькое, но живое, святое дело.

Важное решение
Голубоватый рассвет наполняет мир. Сквозь двери храма видно, как внутри мерцают свечи. Благовест разносится по округе в утренней тишине. Иду к рождественской обедне. Кольцо крестьянских саней окружает храм. Радостно это оживление в нашем обычно немноголюдном погосте. Отрадно протискиваться сквозь толпу с проповедью у самого сердца, чувствуя общее настроение праздника.
Пропели «Отче наш», и взволнованный иду на амвон. Сотни глаз устремились на меня с  живым любопытством. Жутко! Начинаю говорить. Голос дрожит, но слушают в полной тишине. Постепенно овладеваю собой, рассказывая о священной  сути наступивших праздников. Светло и легко было у меня на сердце, когда, выходя из храма, услышал несколько «спасибо» от простых людей за бесхитростную свою проповедь.
*     *     *
Весь день было тихо и морозно. Я долго бродил по длинному пруду, окаймленному садами старинной усадьбы. Деревья в садах стоят в серебряных ризах инея. Вокруг было пустынно, очень красиво и покойно. «Служить Христу. Вести к Нему родной народ искренним благовестием – какая это светлая и увлекательная, вечная цель жизни!» – эта мысль ярко осенила меня именно тогда.
Поднимаясь в гору к храму, увидел кресты на могилах «где праотцы села лежат и сном уединенным спят». Перекрестился у могилы сестры, которую чуть-чуть помнил. Она умерла в канун Рождества и при взгляде на нас, обступивших её постельку, в последний раз сказала:
– По воле Божией все там будем…
Не грустил я о её смерти. Чувствовалось мне, что хорошо ей там, у Бога, этой честной и кроткой девочке. Постоял я посреди селения мертвых, окружавшего высокий и прекрасный храм, и пошел на огонек, замерцавший в окне нашего низенького домика, где мать ждала меня к чаю.
Валерий Ярхо  

 

РОДОВОЕ ГНЕЗДО ФИЛАРЕТА

Богоявленский храм

Казалось бы, всем известно, что малая родина святителя Филарета – старинный коломенский храм Богоявления-в-Гончарах. Эта святыня достаточно основательно изучена исследователями. Но знакомство автора этих строк с сохранившимися в архивах документами привело к ряду интересных открытий.
 

КОЛОМНЯТИН
Про Василия Дроздова – будущего святителя Филарета – его современники в XVIII в. сказали бы: «Он был коломнятин», т.е. коломенец. Именно так, непривычно для нас, в те времена именовали жителей Коломны. Об этом свидетельствует обнаруженный нами недавно самый ранний документ с упоминанием предков святителя Филарета (до сего дня самым первым считался источник 1751 года). Он отправляет нас во времена Анны Леопольдовны перед восшествием на престол Елизаветы Петровны.
В Метрических ведомостях Благовещенских, Богоявленских, Борисоглебских церквей Коломенского уезда за 16 января 1741 года есть Книга города Коломны церкви Богоявления Господня попа Афанасия Филипова  с причетчики записная со приходящии тоя церкви людем  на три части: кто имяны когда родились, браком венчались и померли.
Это не совсем книга – всего лишь несколько зеленоватых страниц с записями крестин, венчаний и отпеваний в Богоявленской церкви за 1740 г. Но это самый ранний из сохранившихся метрических документов нашего храма, к тому же подписанный рукой самого прадеда митрополита Филарета – священника Афанасия Филиппова. Заполнял ведомость другой человек с весьма  хорошим почерком, так что весь текст свободно прочитывается. К слову сказать,  нашему храму в этом смысле повезло. Записи других церквей, подшитые рядом, нуждаются в расшифровке.
Судя по этому источнику, приход тогда был небольшой. За весь 1740 год крестили 21 младенца, отпели 13 человек, венчали 3 супружеские пары.
Участвовали в таинствах коломнятины, жители Митяевой слободы и Боброва. А по социальному составу бросается в глаза обилие купцов и кирпитчинов, т.е. кирпичников. Коломенский кремль давно построили, а глиняных дел мастера, как и два века назад, всё ещё заселяли Гончарную слободу.
Часть первая  «О родившихся» сообщает, что родились
в генваре 4  –  слободки Митяевой у кирпитчина Ивана Ефимова сын Михайла... в феврале 4 – у коломнятина купецкого члена Трафима Акимова дочь Агафия;  у купецкого члена Александра Потапова сына Тупицына дочь Евдокея; у кирпитчина Петра Автономова дочь Евдокея...
в марте 3 – у коломнятина купецкого члена Акима Потапова сына Тупицына сын Кондрат; 4 – у помещицы вдовы Зиновия Ивлиовой дочери подьяческой  жены Тихона Петрова селца Боброва у крестьянина Федора Герасимова дочь Евдокея; 27 – у коломнятина купецкого члена Аврама Тихонова дочь Мария...
Итого в том приходе в 1740 году родилось мужеска пола 10, женска 11, обоего 21 член.
Нужно заметить, что автор этой рукописи писал буквы «и» и «н» подчас совершенно одинаково. Так что в начале документа именование жителя Коломны больше читается как коломиятин. К концу рукописи это слово больше похоже на «коломнятин».
Часть вторая «о браком сочетавшихся» гласит, что 1740 года венчались
в генваре 24 – коломнятин купецкой член О...рон Антон Арефьев слободки Митяевой с кирпитчиновой Денисовой Дочерью  Михайлова Девицой Елисаветой первым браком; в июле 19 – коломнятин кирпичной слободы  кирпитчин Иоаким Семенов с купецкой Ефимовой Дочерью Емельянова Девицой Домникой первым браком; в сентябре  26 – слободки мятяевой кирпитчин Ларион Ларионов  с коломнятиновой кирпичной слободы кирпитчина Парамонова Дочерью Юдина Девицой Марфой первым браком.
Видим, что в двух браках из трёх купцы породнились с кирпичниками.
Часть третия о умирающих сообщает, что 1740 года померли:
... в марте 3 – нищая вдова Феодосия Матфеева 43 лет; 9 – купецкого члена  Афанасия Малцова сестра вдова Дария Никитина 73-х лет...
в маи 1 – Дому Его Преосвященства секретаря Максима Никифорова  сына Шокурова селца Боброва у дворового члена Никиты Федорова дочь Матрона 5 месяцев...
в августе 10 – вышеозначенной Богоявленской церкви у попа Афанасия Филипова дочь Евдокея полугоду; 18 – коломнятин купецкой член Дмитрия Григорьев 40 лет; 26 –  слоботии Митяевой кирпитчин Василеи Дементьев сын Артемов 81 году;
в сентябре 9 – коломнятин купецкой член Марка Луки сын Рышов 54 лет; 18 – дому его преосвященства у копияста Федора Аврамова  сын Иван полугода...
Не секрет, что детская смертность в те времена была значительной. Вот и прадед Филарета иерей Афанасий отпел в августе 1740 г. свою полугодовалую дочь Евдокию.
Только за год мы видим, что участниками таинств стали  четырнадцать купеческих семейств: Акимовы, Антиповы, Ивлевы, Емельяновы, Рыжовы, Тупицыны...
Женщинам после родов не давали передышки. Судите сами. 24 января купец Иван Никифоров сын Вощенинов схоронил свою пятимесячную дочь Евдокию, а 20 апреля он уже крестил сына Тимофея. Как видим, не прошло и девяти месяцев.
В самом конце подписи: Афонася Фяляпов священник диакон Григорий Матфеев руку приложил.
 

ПРАДЕД АФАНАСИЙ
Итак, мы получили представление о приходе отца Афанасия. А что известно именно о нём самом?  Годы жизни прадеда Филарета помогают определить Исповедные ведомости 1743-1767 годов. Он родился в 1709 году, а скончался в 1772-73 гг.
Нигде у исследователей нет имени прабабушки Филарета. А теперь благодаря исповедным ведомостям мы его знаем – Анна Матфеева. Она была на три года моложе супруга, но скончалась раньше его – где-то между 1754 и 1763 годами, когда в церковных документах отца Афанасия называют вдовцом.
Был ли подписавший ведомость диакон Григорий Матфеев (ровесник отца Афанасия) родственником прабабушке, мы пока не знаем. Но это весьма вероятно. По исповедной ведомости 1754 г. на его месте служит уже другой диакон – Евфимий Дометиев.
У четы было три сына. Как известно, старший – Александр – стал протопресвитером Большого Успенского собора в Москве. Поэтому в поле зрения Богоявленских   документов он не попадает. Скончался в 1816 году.
Средний сын – Никита Афанасьевич – стал впоследствии священником нашего храма и дедом святителя Филарета.
Младший – Михаил – окончил Коломенскую семинарию на шесть лет позже Никиты. Оба братца пошли по стопам отца – стали причетчиками Богоявленского храма.
По Исповедной ведомости 1767 года г. Коломны в церкви Богоявления Господня служат: иерей Афанасий Филиппов 59 лет, вдов. У него дети: дьячок Никита Афанасьев 21 года и пономарь Михаил Афанасьев 15 лет.
Напомним, что дьячок – это не диакон, не священнослужитель. Это чин церковнослужителя выше пономаря. В ту пору в рядовых приходских храмах никаких певчих и уж тем более хоров не было.
Можно представить это трогательное семейное богослужение предков святителя Филарета в Богоявленском храме. Отец Афанасий предстоит у престола, а два его сына читают и поют...
 

ИЕРЕЙ НИКИТА

Ставленая грамота деда Филарета, 1773 г.

Это самый яркий из предков Филарета. Родной дед святителя прослужил в Богоявленском храме всю свою сознательную жизнь. Унаследовал приход от своего отца.
Родился в 1748-49 гг. Окончил Коломенскую семинарию. Служил сначала пономарем, а затем дьячком в родном храме под началом у отца. 6  августа 1773 года епископом Коломенским Феодосием рукоположен во священника к Богоявленской церкви.
Произошло это, по-видимому, после смерти отца Афанасия и женитьбы Никиты на Домнике Прокопиевне (1748-1824). Клировые ведомости помогли нам уточнить дату её рождения. Бабушка и крёстная святителя Филарета была менее чем на год старше своего супруга. Она пережила его. Последние годы жизни находилась на иждивении внука – Никиты Михайловича (брата Филарета), унаследовавшего Богоявленский  приход у деда.
Иерей Никита Афанасьев в документах иногда именуется Зачатским по имени древнего престола в Гончарах. Это был скромный труженик на церковной ниве. Клировые ведомости сообщают нам, что он пел и читал хорошо. Поведения хорошего. Единственная упоминаемая его награда – крест в память победы в Отечественной войне 1812 года.
По воспоминаниям самого святителя Филарета, после  богослужения зимними вечерами дедушка брал в руки гусли и напевал церковные песнопения.
Многие исследователи ошибочно именуют прадеда Филарета протоиереем. На самом деле до конца своих дней батюшка был иереем. Почему же за многолетнюю службу он не удостоился высшего для белого духовенства звания? Тайну сию открывает Клировая ведомость 1824 года.
В 1792 году за венчание иногороднаго лица со своею прихожанкою послан был под начало на 4 месяца для священнослужения, но за оказавшеюся по следствию правильностию брака возвращен из онаго не дожив срочнаго времени. Т.е. в наказание отправили служить в другое место, но затем вернули обратно.
Какая же здесь провинность? С точки зрения канонического церковного права – никакой. Но по практике того синодального времени, для венчания с иногородним требовалось особое разрешение (кажется, в таких случаях проводился «розыск», т.е. устанавливалось, не был ли этот человек уже женат и т.д.). Батюшка по какой-то причине не исполнил формальность, уверенный в честности новобрачных. И эта «провинность» указывалась впоследствии во всех послужных списках иерея Никиты. Думается, она-то и не позволила деду святителя получить вполне заслуженное многолетним усердным трудом звание.
Дочь Евдокия Никитична (мать Филарета) была замужем за священником  церкви Живоначальной Троицы, что в Ямской слободе, Михаилом Федоровым (Дроздовым), впоследствии священником Успенского собора. Другая дочь – Марина Никитична – была женой  священника Василия Кириллова, служившего сначала в Успенской церкви Брусенского девичьего монастыря, а затем в Борисоглебском храме в Запрудах.
Именно при иерее Никите Богоявленский храм приобретает тот вид, что мы можем созерцать сейчас. Разбираются деревянный Введенский храм и отдельно стоящая каменная звонница. Вместо них к холодному четверику XVII века пристраивают два теплых придела (Введенский и священномученика Харалампия) и высокую колокольню.
Дедушка святителя прослужил в нашем храме до марта 1821 года, когда уволился за штат по состоянию здоровья и передал приход своему внуку и тёзке – младшему брату святителя Филарета. Клировая ведомость так об этом сообщает:
От священнослужительской должности в 1821 году за старостию и слабостию уволен, при определении на место его  местнаго нынешняго священника, с дозволением впрочем исправлять временное в той церкви служение с согласия того местнаго священника, на пропитании коего, яко внука он и находится.
Вполне вероятно, что отец Никита, когда позволяло здоровье, служил в родном храме вместе с внуком ещё несколько лет.
В московском центральном историческом архиве сохранилось «Дело о смерти священника Никиты». Его открывает следующий рапорт на имя святителя Филарета, бывшего тогда архиепископом Московским и Коломенским:
Коломенской градской Богоявленской церкви престарелый священник Никита Афанасьев сего сентября 4 дня волею Божиею умре; о чем Вашему ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВУ съ приложением ставленой его грамматы всепокорнейшее рапортую.
Вашего ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВА Всенижайший послушник Благочинный Успенский Протоиерей Иродионъ, сентябрь 10 дня 1824 года.
Думается, святой Филарет узнал о смерти любимого дедушки не из этого рапорта, и гораздо раньше. Но нам важна резолюция, наложенная святителем: отметить в ведомостях, грамоту хранить при деле. Благодаря этому распоряжению мы можем видеть и читать замечательный памятник – ставленую грамоту священника Никиты Афанасьева 1773 года. Этот документ выдал деду Филарета правящий архиерей сразу после рукоположения его во пресвитера.
Сама грамота имеет довольно большой формат, на плотной пожелтевшей бумаге текст отпечатан двумя красками: черной и красной (у нас красные слова будут подчеркнуты). Вот как он звучит.
БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ
Смиренный Феодосий Епископ Коломенский и Каширский
По благодати, дару и власти Всесвятаго и Живоначальнаго Духа, данной нам от Самаго Великаго Архиерея Господа нашего Иисуса Христа, через святыя и священныя его апостолы и их наместники и преемники  благоговейнаго сего мужа Никиту Афонасьева всяким первее опасным истязанием прилежно испытавшее, и достоверными свидетельствы, наипаче духовнаго его отца  дома нашего казначея иеромонаха ПАХОМИЯ о нем уверившеся,  по обычаю и чину святыя Апостольския восточныя церкви, благословением и рукоположением нашим, содействующу томуже Животворящему и всесовершающему Святому Духу, посвятили мы во иерея  ко храму БОГОЯВЛЕНИЯ ГОСПОДНЯ ВО ГРАД КОЛОМНУ АВГУСТА В 6 ДЕНЬ 1773 ГОДА и утвердили ему власть, тайнами святыми  совершати человека в жизнь христианскую духовную, крещати, миропомазывати, исповедывати, литургисати, венчати по воле и согласию мужа и жены, и последнее елеомазание над болящими совершати, над здравыми же никакоже дерзати творити, и вся церковная последования  и чины действовати, яко служителю Христову, и строителю тайн Божиих. Подобает же ему иерею, по нашему повелению, и по своей должности вседушно прилежати чтению божественных писаний, и не инако сия толковати, но якоже церковная светила,  святии и богоноснии отцы наши, пастырие и учителие, великим согласием истолковали: и по завещанию апостольскому, бытии трезвену, целомудру, благоговейну, честну, страннолюбиву, учителну, не пиянице, не бийце, не сварливу, не мшелоимцу, но кротку, не завистливу, не сребролюбцу, свой дом добре правящу, чада имущу в послушании со всякою чистотою: скверных и бабиих, якоже той апостол к Тимофею пишет, басней отрицатися, обучати же себе ко благочестию: образ бытии верным, словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою: паче же вверенныя ему люди учити благоверию, заповедям Божиим, и прочим всем христианским добродетелем, по вся дни  изряднее же в день неделный, якоже повелевает шестого селенскаго собора   правило девятнадесятое: и исповедавших ему своя совести вязати и решити благоразсудно по правилом святых апостол и учению богоносных отец по уставу же святыя восточныя церкве, и по нашему наставлению и повелению: вящшыя же и неудоборазсудныя вины приносити и предлагати нам: от храма же, к нему же благословен есть, и у него же служити определен, инамо без нашего благословения прейти никакоже дерзати,  по третиему правилу собора антиохийского: к сему же и правила в регламенте, то есть, уставе Правительствующего Духовнаго Синода пресвитерам уставленные, прилежно и часто почитовати, и по оным исполняти. Аще же  он иерей начнет житии безстрашно, или  что неприлично священству деяти: упиватися, или кощунствовати, или грабежства и хищения каковым либо образом творити, или инако безчинствовати, или о церкви и пастве своей не радети: запрещение иерейства да приимет, дондеже исправится, и покажет житие незазорное  и благочинное, иереем подобающее. Аще же что содеет возбраняющее священству, извержению же сана иерейскаго да подлежит, в оньже час  оное возбраняющее содеет. Обаче сего по нем не хощем, и не желаем, но паче тщатися ему всегда достойно ходити звания своего, и врученную себе паству пасти добре, да мудрых и верных служителей мздовоздаяние,  от руки Воздающего комуждо по делом его, восприимет, и не постыдится  в день страшнаго испытания владычня. Но да речет: Господи, се аз и дети моя. Да услышит же и сладкий оный глас глаголющий: добрый рабе благий и верный, над малыми был  еси верен, над многими тя поставлю, вниди в радость Господа твоего. И того ради вручили ему и обыкновенное о том поучение наше печатным тиснением изданное: еже должен  он изучити, и памятно всегда  изоуст умети, да удобее возможет  и жителству своему внимати, и паству свою поучати. Известнаго же ради свидетельства, яко он НИКИТА на степень иерейства нами рукоположен и благословен, дадеся ему сия наша архиерейская граммата, рукою нашею подписанная, и печатию нашею утвержденная, В БОГОСПАСАЕМОМ ГРАДЕ КОЛОМНЕ лета мироздания …ГО Воплощения же Божия Слова  (1773) ГОДА месяца СЕНТЯБРЯ в     день.
Так святой Филарет сохранил память о своём незабвенном дедушке для нас –потомков.
 

ДЕД МИХАИЛ
Двоюродный дед Филарета Михаил Афанасьев Зачатский родился в 1753-54 гг. Окончил в 1769 году Коломенскую семинарию и всю жизнь прослужил в Богоявленской церкви сначала пономарем, а затем (с 1779 г.) дьячком. Почему он не стал священником, как отец и брат? В Клировых ведомостях нашего храма за 1824 год узнаём, что Михаил Афанасьевич с 1810 г. был вдов после второго брака. А женившийся второй раз не мог стать священником, только низшим причетчиком. В документах значится, что чтение и пение совершал хорошо, а катехизис знал слабо.
Михаил Афанасьевич имел дочь Матрону, но выдал её замуж неудачно. Зять Иван Поликарпов с 1810 года служил пономарем в нашем храме и по клировым ведомостям был поведения средственнаго. Более того, увлекался спиртным и в состоянии опьянения часто буянил. От его поведения страдали близкие. Наконец, однажды, 19 июня 1822 г., он так разбушевался, что избил жену, семидесятилетнего тестя и оскорбил родного престарелого отца. На крики: "Караул!" – в дом Михаила Афанасьевича пришёл отец Никита – брат святителя Филарета, воглавлявший тогда приход. Он пытался образумить бесчинника. Но тот ещё больше свирепел. Так что батюшка вынужден был позвать соседей, и те связали дебошира. При этом буян укусил одного из связывавших.
Было решено принять меры – написали доношение в Коломенское духовное правление. Так появилось целое «Дело пономаря Ивана Поликарпова» с описанием некоторых его «художеств». За такое поведение Ивана отправили на полгода под начало в Давидову пустынь на черные работы. Это наказание, по-видимому, не исправило пономаря. В 1825 году на его место святитель Филарет назначил  другого человека – Феодора Юрасова. А Поликарпова перевели служить в храм села Дорошева под Клином.
Был у Михаила Афанасьевича и сын, что пытался защитить сестру от побоев мужа. Но как его звали, мы пока не знаем.
Михаил Зачатский прослужил в нашем храме дьячком до глубокой старости. По клировой ведомости 1835 г., он ещё числится в штате, несмотря на солидный возраст – 82 года. Скончался он, скорее всего, в 1836 г., когда на его место заступил Феодор Юрасов.
 

БРАТ НИКИТА
Что нового открыли нам архивы о родном младшем брате святителя Филарета?
Как известно, он принял приход от деда в 1821 году. Совсем недавно удалось обнаружить Дело о произведении СпасоВифанской семинарии студента Никиту Дроздова к Богоявленской церкви во священника.
В этой подшивке – несколько интересных документов. Во-первых, прошение самого Никиты Дроздова с его личной подписью. Надо признать, что почерк у брата Филарета был отменный. В прошении на имя митрополита Московского и Коломенского Серафима читаем:
Города Коломны Богоявленской церкви священник Никита Афанасьев по старости своих лет и слабости здаровья находя себя более не способным к продолжению своей должности желает уступить свое священническое место мне как внуку своему, дабы сим способом доставить пропитание и себе и жене своей, на которое место есть ли Вашего Высокопреосвященства благоволение воспоследует произведенным быть желаю. К сему
Того ради ВАШЕ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВО милостивейшего отца и архипастыря всепокорнейшее прошу меня на оное священническое место произвесть и на сие мое прошение учинить всемилостивейшую архипастырскую резолюцию. 1821 года марта дня прошению студент Спасовифанской семинарии Nикита Дроздов руку приложил
В автографе Никиты первая буква написана по-латински, что было довольно популярно в те времена.
В деле есть даже аттестат Никиты. Давайте посмотрим, как же он учился?
Аттестат
Объявитель сего Вифанской Духовной Семинарии Студент Никита Дроздов Московской епархии, Коломенскаго Успенскаго собора умершаго Прото-Иерея Михаила Федорова сын, посвященный в стихарь июля 11 дня 1819 года Высоко-Преосвященнейшим Серафимом, Митрополитом Московским, имеющий от роду 21 год при способностях отличных и прилежании неослабном обучался в оной семинарии наукам: богословским – превосходно, философским – очень хорошо, словесным – превосходно, историческим и математическим – хорошо, языкам: латинскому и греческому – очень хорошо, еврейскому и французскому – похвально. Поведения он весьма честнаго...
А этот документ свидетельствует, что перед рукоположением Никиты за него поручились прихожане Богоявленского храма.
Одобрение
Мы нижеподписавшиеся Города Коломны Богоявленской церкви прихожане свидетельствуем по чистоте нашей совести, что желающий быть при нашей церкви священником Спасовифанской семинарии студент перваго разряда Никита Михайлов Дроздов есть человек добрый, не пьяница, не бийца, в воровстве и обманах не изобличенный, не клеветник, не сварлив, в домостроительстве своем не ленивый; и потому мы его, есть ли наш прежний священник от должности будет уволен, иметь при нашей церкви священником желаем, в чем и подписуемся.
Далее стоит 22 личных подписи. 17 из них принадлежат купцам, а 5 – мещанам.
Так началось служение священника, а затем и протоиерея Никиты Дроздова...
 

ПОГОСТ
Где погребены родственники святителя? Осмелимся предположить, что не только на городском Петропавловском кладбище. Останки многих могут покоиться рядом с родовым гнездом, на погосте. Не зря же во время правления Филарета некрополь у Богоявленской церкви в 1844 г. обносится каменною оградою с железною решеткою? Об этом сообщают Клировые ведомости 1848 г. Там же говорится и о погостном участке земли в 122 кв. сажени.
Уж прадеды наверняка были погребены близ родного храма. Пролить свет на место погребения других близких святителя помогут, надеемся, метрические книги.
Протоиерей Игорь БЫЧКОВ,
настоятель Богоявленского храма г. Коломны

 

 

 

КУПЕЦ ПЕТР ЧУПРИКОВ И ДРУГИЕ
Оказывается, коломенский купец Петр Карпович Чуприков (+1916) прославился не только учреждением фабрики по производству знаменитой пастилы. Это был глубоко набожный человек. Недавно нами документально установлено, что, по крайней мере, с 1893 по 1906 годы он утверждался церковным старостой прихода храма Богоявления-в-Гончарах.
Ранее мы рассказывали читателям, что, пожалуй, самыми ценными источниками по истории приходов могут служить Клировые ведомости и метрические книги. Но есть и другие источники. Например, церковная периодика. В центральной исторической библиотеке, что находится в Москве  близ Иоанновского монастыря, сохранилась довольно полная подшивка журнала «Московские церковные ведомости» (МЦВ) XIX – начала XX веков. В официальном отделе этого издания нередко публиковались имена церковных старост московских и подмосковных приходов. Должность эта считалась тогда очень почетной. Многие купцы её добивались, но далеко не все сподоблялись такой чести.
Имя Петра Карповича Чуприкова как церковного старосты упомянуто в МЦВ 1893, 1896 и 1906 годов.
Нужно заметить, что согласно клировым ведомостям 1848 года, в числе благотворителей Богоявленского прихода были и  предки Петра Карповича – купцы Гавриил и Косма Чуприковы.
Приведём выписку из «Московских церковных ведомостей» (№28-оф.) за 1893 год. В ней – имена церковных старост не только Богоявленского, но и других коломенских храмов.
«Утвердить в должности церковных старост: ...к Михайло-Архангельской, г. Коломны, церкви Надворный Советник Иван Михайлович Бельский; к Иоанно-Богословской, г. Коломны, церкви потомственный почетный гражданин Григорий Яковлевич Буфеев; к Богоявленской, г. Коломны, церкви Коломенский купец Петр Карпович Чуприков; к Воскресенской, г. Коломны, церкви потомственный почетный гражданин Иван Агапович Прусаков; к Никитской, г. Коломны, церкви Коломенский купец Моисей Трофимович Щукин; к Николаевской, г. Коломны, церкви Коломенский мещанин Феодор Чистов; к Покровской, г. Коломны, церкви Коломенский купец Василий Александрович Быков; к Предтеченской, г. Коломны, церкви Коломенский купец Василий Иванович Панин; к Преображенской, г. Коломны, церкви Коломенский купец Дмитрий Иванович Муравлев; к Троицкой, г. Коломны, церкви Коломенский купец Петр Моисеевич Четкин; к Христорождественской, г. Коломны, церкви Коломенский потомственный почетный гражданин Иаков Афанасьевич Шевлягин; к Вознесенской, г. Коломны, церкви Коломенский купец Павел Флорович Шапошников».
Как видим, известный коломенский прасол Моисей Щукин (ему посвящена мемориальная доска на Посадской улице) был церковным старостой, а значит главным благотворителем ближайшей Никитской церкви.
А вот что сообщают «Московские церковные ведомости» (№11-оф.) за 1906 год.
«Утверждены в должности церковных старост к церквам: Покровской г. Коломны, – мещанин Алексей Третьяков; Ильинской села Сандырей, Коломенского уезда, – потомственный почетный гражданин Павел Бакулин; Иоанно-Предтеченской, гор. Коломны, – мещанин Павел Казаков; Богоявленской, города Коломны,  - Коломенский купец Петр Чуприков; Николаевской, что в крепости, г. Коломны (т.е. Николы Гостиного), – мещанин Яков Кирилловок.
Хорошо, если бы во всех приходах поминали своих церковных старост. Ведь их трудами созидались, содержались и благоукрашались наши храмы.
Протоиерей Игорь БЫЧКОВ      

 

РАЗОБЛАЧЕНИЕ
Несмотря на все предостережения Церкви, до сего дня немало людей становятся жертвами лжецелителей. А как поступали с такими обманщиками в нашем отечестве лет эдак 250 назад? Оказывается, сохранились документальные свидетельства...
Страшные подозрения
В марте 1765-го года из тульской Провинциальной Канцелярии в коломенскую Духовную Консисторию была прислана Авдотья Васильевна Тюленева, вдова оружейного мастера, обвинявшаяся то ли  в колдовстве, то ли в злокозненном волшебстве – это ещё предстояло выяснить. В сопроводительном документе по этому делу – так называемой «премемории» – говорилось о событиях в селе Рудневе, вотчине бригадира Ивана Игнатьева (бригадир, старинный воинский чин – выше полковника, но ниже генерала). Там был пойман дворовый человек Василий Алексеев, у которого нашли узелок с солью и сухой травой, а также записку, в которой  Алексеева просили  соль из узелочка подмешать в пищу барину, а толченую траву подсыпать в питье.
Найденные у слуги соль и травы исследовали в Медицинской Коллегии тульской Провинциальной канцелярии. Оказалось, что соль та была самая обыкновенная, а сухая трава так сильно измята, что установить, что это были за растения, не представлялось возможным. Однако же, проводя опыты, выяснили, что от употребления в пищу отнятых у Алексеева соли и трав никакого вреда выйти не могло. Зачем эти странные снадобья нужно было скормить барину,  сам Василий Алексеев объяснить не мог, сказав только, что об этом просил его приятель, тоже дворовый Игнатьева, сбежавший от барина Василий Александров, скрывавшийся где-то в Туле и ближайшей к городу округе.  
По заявлению бригадира Игнатьева Провинциальная канцелярия учинила розыск Александрова,  которого взяли под стражу и привели к допросу. Подозреваемый был трижды пытан и твердо стоял на том показании, что никакого вреда своему барину не желал, а хотел только волшебным способом смягчить его сердце, чтобы тот не сильно гневался на него, когда он явится к нему с повинной за побег.
С его слов выходило, что шатаясь «меж двор» в Туле,  в каком-то кабаке от людей слыхал, что некая Авдотья Тюленева слывет волшебницей и у неё можно получить заветное средство, смягчающее сердца начальствующих, унимая гнев, обращённый против «малых сих». Отыскав ту Авдотью, беглый дворовый просил ему помочь, и та, взяв соли да травы, молилась над ними и говорила заговорные слова, после чего отдала наговоренную соль и траву Василию, присоветовав сыпать соль в еду, а траву класть в питье тому человеку которого предполагалось очаровать волшебством. Уплатив за наговоренные соль с травой 95 копеек, Александров отослал их в Руднево, к другу своему и тезке Василию Алексееву с припиской как надлежит с ними поступить.
Когда после этих показаний подозрение в подготовке отравления бригадира Игнатьева отпало, сразу же возникло обвинение в подготовке преступления совсем иного рода. Как только в показаниях замелькали сведения о волшебстве и прочем чародействе, взятую под стражу Авдотью Тюленеву отправили в Коломну на двор его преосвященства епископа Коломенского Феодосия для рассмотрения дела по принадлежности состава преступления, подпадавшего под юрисдикцию епископского суда. Для расследования дело было отдано в коломенскую Духовную Консисторию, в подчинении которой находились приходы и монастыри тульской провинции.  
 Формальное следствие  
Привезённая в Коломну 14-го марта 1765-го года Авдотья Тюленева  предстала перед присутствующими в Консистории и «по довольному увещанию» стала рассказывать о себе и своём преступлении.  Родилась она в селе Бушеве Тульского уезда. Отец Авдотьи был дворовым человеком Василия Елисеевича Хомякова, а сама она, «войдя в лета», была взята к тому же барину в «сенные девушки» (горничные или иные домашние прислуги). На этой службе Авдотья стяжала барскую милость и, получив от своего господина вольную, в Туле вышла за казённого кузнеца, «станочного мастера» Василия Бурдылина, с которым прожила, почитай, лет десять.
Овдовев, она справила все положенные поминки и, выждав должные сроки, второй раз пошла под венец  и опять за казённого кузнеца, замочного мастера Ивана Тюленина. На роду ей было написано пережить и второго мужа – после 20-ти лет брака Авдотья овдовела вторично. Она бы, может быть, и в третий раз сходила бы замуж, благо что «честной вдове» закон такое дозволял, да была она уже не в том возрасте, чтобы прельщать женихов. Оставшись одна и не имея надёжных доходов, Авдотья «пошла жить по людям», нанимаясь в разные дома прислугой.
Знакомства своего с Александровым она не отрицала и признавала, что дала ему соль и траву, над которыми прежде того помолилась, однако отрицала всякое волшебство, уверяя, что никогда ничему такому не училась и ни одного волшебника в жизни не встречала. Она просто обманула доверчивого мужичка, желая получить от него дармовое угощение.
В Рождественский мясоед 1765-го года – а какого именно дня и месяца будучи  не ученая грамоте Авдотья точно сказать не смогла – пошла вдовица на двор казенного кузнеца из тульской Оружейной слободы вертельщика Фёдора Устюжникова, чтобы попросить кошку для хозяина своего, казенного кузнеца той же слободы Ивана Холмина, в доме которого  жила прислугой. Придя в дом Устюжниковых, она там в гостях застала незнакомого человека – как потом оказалось, того самого Василия Александрова – который угощал хозяев вином. Жена Устюжникова потихоньку предложила Авдотье «обпить» того Васильева, и та с нею согласилась.
Они порядочно подвыпили, Авдотья взяла кошку и потащилась домой, а гость Устюжников пошел за ней. Дорогой он зашел в кабак, купил ещё вина и, придя в дом Холмина, стал угощать Авдотью и выпиваючи рассказал ей, что сбежал от барина своего и хотел бы вернуться, да побаивается строгого наказания от него. Говорил Александров, что слыхал от людей, будто бы вдова Тюленева знает волшебство, и просил  ему поворожить, чтобы сердце барское смягчилось.
Пьяненькая Авдотья, не желая терять дармовщинку, согласилась помочь. И, взяв соли  и сухой травы, которой её хозяин Иван Холмин присыпал раны и ожоги на руках, получаемые при работе с горячим металлом, положив их перед собой, Авдотья прочла над солью и травой молитву «Богородице Дево, радуйся», а потом уже «говорила спроста»: «Утоли Господи сердце онаго бригадира Игнатьева». Совершив эти обряды, завязала соль с травой в узелок, отдала их Александрову, присоветовав, как использовать снадобья, и приняла от него плату. Сколько с Александорова получала, точно не помнит, поскольку была к тому моменту уже сильно пьяной.
Показания свидетелей
Через девять дней после первого допроса – 23-го марта 1765-го года – Авдотью Васильевну Тюленеву драли плетьми, а потом приступили с расспросами вторично, но она «на прежних своих показаниях стояла твердо». После второго допроса её отправили в тюремный подвал епископского дома, а тем временем в Тулу отправили запросы в Провинциальную канцелярию и града Тулы поповскому старосте, Старо-Воскресенского собора иерею Иоанну Романову запросы дополнительных сведений. Ближе к лету пришли ответы, и священник тульской церкви Мученика Никиты иерей Иван Никифоров, в приходе которого Авдотья Тюленева прожила более двадцати лет, сообщал, что та вдова была его духовным чадом, у исповеди бывала не каждый год, соответственно и Святых Тайн причащалась «по достоинству времени», и в храм приходила нерегулярно, однако же никакого волшебства пастырь за ней не примечал и от людей ничего такого об Авдотье не слыхал.  Из всех грехов в большей степени она была подвержена известного рода «невоздержанности» и  пьянству, которому, овдовев вторично, предавалась всё больше.
Из Провинциальной канцелярии 4-го июля 1765-го года прибыли листы допросов Ивана Холмина и его соседей, рассказавших об Авдотье примерно одно и то же. Кузнец Холмин показал, что в его доме вдова прожила около семи лет, и за все это время «никакого хитрого волшебства» за ней примечено не было. Обманывать же людей ей приходилось неоднократно. Вдова распускала слухи, что умеет лечить травами, продавала сушеную траву, но никогда заговоров над нею «не чинила».
Продав траву и соль Александрову, вдова сорвалась в сильнейший запой, и, опасаясь того, что как бы «через ту дачу трав  не учинилось бы какого вреда», озлившись на её пьянство, Холмин  «со своего двора ту Авдотью Тюленеву избыл». Его соседи –  приборный отдельщик Василий Горбунов, замочный отдельщик Самойло, мастер-присадчик Иван и отдельщик же Петр Тумасов показали, что за проживавшей на дворе кузнеца Холмина вдовой Тюленевой никакого волшебства не примечали, и ничего, кроме наклонности к пьянству они худого припомнить не смогли.
Суд да дело
Судили Авдотью Тюленеву по своду церковных законов, «Кормчей книге», за обман простого народа, приходившего к ней за целебными травами, и употребление для обмана наговора и молитв Пресвятой Богородицы, «чем она завела Василия Александрова до троекратного при розысках телесного оскорбления». Согласно 9-му правилу  св. ап. Павла; 1-му правилу VI Вселенского собора; 72 и 83 правилам св. Василия Великого; 18-му правилу 176-й главы книги «Номаканон», а также по толкованиям на «Воинский артикул», по указу от 20-го мая 1763-го года, 28 и 29 параграфов 21-й главы «Уложений законов», приговорили «учинить ей за то на страх, чтобы впредь неповадно чинить не дерзала наистрожайшее при Консистории наказание».
Согласно тому приговору, выпоров плетьми, Авдотью должны были отправить в тульский  Успенский     Девичий монастырь на два года. «И всё то время находиться ей в крепком монастырском содержании. На всякий день при священослужении церковном  класть ей по сотне поклонов земных. Кроме воскресных и праздничных дней,  есть её только сухоядение, а до невоздерженности и пьянства её отнюдь не допускать». После двух лет такого житья её судьбу должны были решить игуменья и сестры, которые свидетельствовали бы её поведение, о чем должны были дать знать в коломенскую Духовную Консисторию специальным доношением.
Приговор подписали присутствовавшие в Консистории архимандрит коломенского Спасского монастыря Вонифатий, игумен Бобреневского монастыря Григорий и иерей Успенский, соборный ключарь. Приговор этот был конфирмован епископом Феодосием «1765-го года октября 17-го дня», и с того момента он вступил в законную силу.    
Валерий Ярхо

 

ПОЛЕ ДЕВИЧЬЕ
(Окончание. Начало в №№ 8-11, 2012 и  2,3,6,7 2013)
СОБИРАНИЕ

Троицкий храм

Словно тяжкое проклятие легло на Протопопово после закрытия храма. Даже само имя села исчезло. После убийства Кирова в 1934 году Россию захлестнула не только волна террора, но и лавина переименований. Так древнее Протопопово стало «посёлком имени Кирова»…
А в годы войны настала очередь храма. Его принялись разбирать на кирпич; грустное зрелище представляли собой развалины, со стен которых скорбно взирали святые. Потом исчезли и руины… Осталось лишь кладбище, которое всё разрасталось и заняло даже соседний Курган.
Печальна судьба тех сёл, в которых разрушена святыня. Многие из них вообще прекратили существование. Едва и Протопопово не постигла такая же участь.
Дело в том, что во второй половине 70-х годов началась активная застройка нового жилого района Коломны – Колычёва. На месте Девичьего поля, где столетия назад собирались войска святого Димитрия, одна за другой вырастали бетонные девятиэтажки. Рядом с фундаментом бывшего храма проложили мощный канализационный коллектор. А Протопопово приговорили к уничтожению; жителей предполагалось переселить в «новые комфортабельные дома». Часть села уже разрушили. Сколько пожилых людей умерло безвременно, не перенеся этого «благоустройства»!
Но катастрофу удалось предотвратить. Поднялось мощное общественное движение «Девичье поле», во главе которого стала наша уроженка Ольга Юрикова. Разрушение села было остановлено. В соседней колычёвской школе № 17 устроили «Думную» – музей, посвящённый истории этого края, начались работы по благоустройству заброшенного Сергиева колодца. Каждый год в сентябре широко и празднично отмечается День поля.
Однако нелёгким был весь путь в целом. Не удалось предотвратить полную застройку колычёвских просторов. Восстановили Святой источник, но при этом чуть ли не вплотную к нему вырос коттеджный посёлок.
Селение постоянно посещали губительные пожары.
И всё же важная работа, не только культурно-просветительская, но и духовная, совершалась, укрепляясь год от года. Стало очевидным, что для возрождения села нужны не только краеведческие и экологические исследования. Главное – духовное делание. И в 1997 году была зарегистрирована православная община Протопопова.
Начались регулярные молебны и панихиды у Сергиева колодца и Поклонного креста на месте разрушенного храма. После долгих хлопот общине выделили участок под строительство в середине села, на берегу протопоповского оврага «Земрева». Ведь возвести храм на прежнем месте уже не представлялось возможным из-за проложенного в 70-е годы коллектора.
Собрались с силами, архитектор Константин Ломакин подготовил проект, и община под руководством священника Олега Горбачёва приступила к строительству. И 3 марта 2003 года небольшой крестильный храм во имя преподобного Сергия Радонежского был освящён.
Бревенчатая церковь, сделанная по образцу средневековых русских построек, стала памятником 825-летия Коломны. Но её пространство, конечно, совсем невелико не только для Колычёва, но и для самих протопоповцев. Это было ясно с самого начала. Поэтому Сергиевская церковь сооружалась как первая очередь духовного комплекса, главной частью которого должен был стать большой каменный храм во имя Живоначальной Троицы.
Закладку его совершил 3 июля 2005 года архиепископ Можайский Григорий. В 2007 году, на праздник Воздвижения Креста Господня, на главе церкви был установлен золочёный крест. Так завершились внешние работы. Но ещё более трудным делом оказалось внутреннее устройство. Оно продолжается до сих пор.
Однако только строительными заботами дело не исчерпывается. Ведётся значительная просветительская работа, устраиваются беседы и праздники, развивается издательская деятельность. Непрерывно благоустраивается участок, рядом с храмом преподобного Сергия устроен изумительный красоты цветник. А посреди него возвышается беломраморный памятник благотворителям, обнаруженный близ старого храма и бережно перенесённый сюда в знак благодарности к прежним ктиторам. Их жертвенный труд не пропал бесследно – он продолжается в созидании новой святыни. Протопоповская община была в числе инициаторов всеколоменского крестного хода в память преподобного Серафима Саровского. Чтимая икона этого угодника Божия, обретённая в Шкини, неоднократно гостила на земле Девичьего поля.
Среди особо значимых образов необходимо упомянуть великолепно исполненную икону славнейшего протопоповского новомученика – игумена Никона (Беляева).
Церковь украсилась резным иконостасом тончайшей работы, украшена образами – и новыми, и старинными.
Да разве перечислишь всё многообразие трудов – и выраженных во внешнем благолепии, и скрытых от взора прохожего, но оттого не менее ценных! И все эти работы направлены к собиранию духовных сил, собиранию и сохранению традиций, к созиданию нового храма и обновлению человеческих душ.
Так спустя столетия продолжается священная стезя русского единства. Как прежде на Поле Девичьем многократно собирались дружины русские для защиты Отечества, так и сегодня собираются православные люди, чтобы восстановить и отстоять красоту и величие нашего края.
Ибо не устоит село без храма, а русский человек – без веры православной. На этой вере всегда зиждилась, на ней строится и сегодня духовная мощь народа нашего и всей великой страны нашей!
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

 

ПОЛЕ ДЕВИЧЬЕ
(Продолжение. Начало в №№ 8-11, 2012 и  2,3,6, 2013)
ТЯЖКИЕ ДНИ
 

Архимандрит Никон

Каким-то печальным парадоксом кажется, что великолепное церковное строительство в Протопопове и Колычёве совпало с чудовищным кризисом. Казалось – прекрасные храмы будут стоять нерушимо. Но прошло всего несколько лет – и святыни были преданы поруганию…
Русское общество было расколото, и земля Девичьего поля не стала исключением. Здесь было много благочестивых верующих людей. Но не меньше встречалось и тех, которые с презрением относились к вере предков. Конечно, императорская власть, упразднив Патриаршество и поработив Церковь, сама создала предпосылки кризиса. Но разве это оправдывает наших земляков?
Едва только произошёл переворот 1917 года, как сразу нашлись и хулители, и гонители веры.
В то время настоятелем Троицкого храма был престарелый священник Николай Беляев. (Могила его до сих пор сохраняется на Троицком погосте). На его место в Протопопово приехал сын. Иерей Георгий Беляев составил одну из ярчайших страниц в духовной летописи Коломны. Одухотворённый и бесстрашный, он неколебимо исполнял своё дело, несмотря ни на какие гонения.
Его арестовывали, допрашивали, устраивали провокации, но батюшка продолжал жертвенное служение. Он проповедовал, учил детей и взрослых, в трудное время собирал продукты для голодающих. В 1921 году, когда по всей стране гремело: «Религия – опиум для народа», он выставил на церкви плакат: «Религия – свет для народа!».
В ноябре 1921 года батюшку арестовали и отправили в ссылку. Но даже в неволе он не забывал о родном селе. Встретив единомышленника – ссыльного иерея Иоанна Калабухова, он рассказал тому о Протопопове. И когда у отца Иоанна закончился срок, он приехал в наше село.
А вскоре, в 1925-м, освободился и отец Георгий. Одно время они даже вместе служили в Троицком храме. Но отцу Георгию предстоял иной путь, более высокий, чем жребий обычного приходского священника.
Удивительные дарования протопоповского настоятеля заметил Коломенский епископ Феодосий (Ганицкий). Он благословил отца Георгия принять монашество с именем Никон. И сразу же определил его настоятелем великой святыни – Богоявленского Старо-Голутвина монастыря. Тогда столь высокий пост не сулил никаких благ – лишь страдания и казни. Но архимандрит Никон (Беляев) знал, на что шёл. Достаточно взглянуть на его фотографию. Какая огненная вера и мужество читается в этих чертах!
Отцу Никону пришлось стать последним настоятелем Старо-Голутвина, который закрыли в 1929 году. После этого архимандрит Никон провёл три страшных года в Соловецком лагере, а в 1932-м отправился в ссылку. В 1937 году он вернулся в Подмосковье. Его арестовали, судили и на основании лживых обвинений казнили 10 декабря 1937 года.
Ну а что же отец Иоанн Калабухов? Его арестовали в том же 1929-м. И за что? За то, что он отпел на дому прихожанку… Сейчас трудно представить себе атмосферу преследований и доносов. Священник имел большое влияние на детей, многие посещали церковь, пели на клиросе, прислуживали в алтаре. Была организована травля православных школьников. Чтобы помешать им посещать церковь, воскресенье объявили учебным днём, а выходной перенесли на вторник!
Арест вызвал возмущение верующих, среди которых протопоповский батюшка пользовался огромным авторитетом. Православные собрались и составили коллективное письмо в защиту священника. За это церковный староста Иоанн Летников тоже был арестован и отправлен в ссылку. 70-летний праведник не выдержал заключения и скончался 25 октября 1930 года.
Отец Иоанн же, отбыв ссылку, вернулся в Протопопово, его направили в 1933 году в Луховицкий район, где он снова был арестован. Священника расстреляли 26 февраля 1938 года.
Последним настоятелем протопоповской церкви был протоиерей Виктор Смирнов. По доносу двух местных негодяев его обвинили в какой-то «активной антисоветской деятельности». Батюшка мужественно выдержал все допросы и никого не оговорил. Отец Виктор Смирнов принял смерть за Христа 8 декабря 1937 года.
Ныне все трое священников и староста церкви прославлены в лике новомучеников Российских.
Храм не пережил своих настоятелей… Вскоре церковь закрыли. Рассказывали, что когда один «смельчак» решился свергнуть крест с колокольни, то сам упал оттуда и разбился насмерть. Но это зловещее знамение никого не остановило. Церковь разрушили в 1940-е годы. Сами жители разбирали свою святыню на кирпич, а из икон, как рассказывают, сделали мостки на Оке…
Не миновали испытания и храм в Большом Колычёве.
Мы пока не знаем трагической судьбы его последнего настоятеля. Но судьба церкви была печальной. Стены её устояли, однако святыня была тяжко осквернена. После уничтожения церковного убранства здание решено было использовать в «культурно-просветительных целях», под клуб. Но «танцы» не состоялись. Некие страшные знамения испугали людей. Директор клуба лишился рассудка и через несколько дней после «культурного мероприятия» умер.
После этого храм Феодора Стратилата приспособили под склад. В последнее время здесь хранили минеральные удобрения. Обветшала кровля, разрушились главы, зияли пустотой окна… Священное здание постепенно превращалось в руины. Казалось, тяжкое проклятие навсегда повисло над землёй Девичьего поля…
(Окончание следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

 

 

Великая княгиня

Димитрий и Евдокия. Скульптор В.Потлов

 

30 марта в Центральном выставочном зале в рамках литературно-артистического салона «Коломенский альманах» состоялась творческая встреча с поэтом, прозаиком, драматургом Ларисой Васильевой.
Лариса Васильева – известный писатель, автор нашумевших книг: «Кремлевские жены», «Дети Кремля», «Жены русской короны», «Жена и муза. Тайна Александра Пушкина» и многих других.
В этот раз состоялась презентация её новой книги «Евдокия Московская».
Во встрече принял участие поэт Владимир Дагуров, который и представил коломенцам своего друга. Он рассказал, как много-много лет назад познакомил их известный поэт Виктор Боков. Боков в те далекие годы руководил поездкой по Дону молодых писателей, выпустивших 1-ю книгу.
Лариса Васильева – дочь одного из троих создателей танка Т-34, конструктора Николая Кучеренко, и, можно сказать, родилась и жила в Кремле.
Но тему своей личной жизни, её сторон и деталей Лариса Николаевна пресекла сразу и довольно резко, переведя разговор на свою последнюю книгу.
И действительно, личность великой княгини Евдокии – явление уникальное в русской истории. Мы еще очень мало знаем о ее жизни. Знаем, что великий князь Димитрий Московский венчался в Коломне с дочерью великого князя Суздальско-Владимирского Евдокией, что жили они в любви и согласии, что родила Евдокия 12 детей, что была помощницей и советчицей князю во всех делах. Знаем, что провожала Евдокия своего князя на кровавую битву на Куликово поле. А сбор войска был в Коломне на поле Девичьем, что ждала, молилась. И не только сама молилась, но и велела открыть в Москве все храмы – чтобы молились все. Что просила приурочить день битвы к Рождеству Богородицы.
А после битвы встретила израненного мужа и врачевала. И не только его – создала на Кулишках госпитали, где лечили раненных в битве воинов.
Знаем, что 9 лет после Куликовской битвы прожил великий князь Димитрий, а Евдокия все эти годы рожала и растила детей. Помогала советом, когда нужно. А еще построила в Кремле Вознесенский монастырь, храмы Рождества Богородицы и святой Екатерины.   А после смерти любимого мужа – хотела уйти в монастырь. Да святой Сергий Радонежский не благословил. Велел выполнять последнюю волю князя, его «Завещание».
Великая княгиня Московская выполнила все заветы и только незадолго до своей смерти в 1407 году 17 мая стала инокиней Евфросинией. 
А, кроме того, великая княгиня Евдокия ещё при жизни считалась провидицей, целительницей глазных болезней. Она была причислена к лику святых на четыре столетия раньше великого Дмитрия Донского.
В своей книге о великой княгине Лариса Васильева непредвзято и честно, глубоко и проникновенно рассказывает о первой кремлевской жене. И это определение – не уничижительное, а величественное, где жена – с большой буквы! Конечно, не дерзая сравнивать её с Великой Женой.
*     *      *
Встреча состоялась в рамках литературно-артистического салона Коломенского альманаха, и организаторы постарались достойно представить и свое издание, и свой салон.
Приятным откровением прозвучал музыкальный подарок от детской музыкальной школы им. Алябьева  в исполнение Яны Дегтярёвой.
А отрывок из книги «Евдокия Московская» в исполнении Сергея Зацепина, режиссера Коломенского народного театра, не просто прозвучал, а своей серьезностью, неторопливостью, мудрым проникновением – заставил всех присутствующих не просто слушать, но и со-чувствовать.
Писатель Роман Славацкий посетовал, что мы мало ещё знаем о житии великой княгини и несоразмерно ему ценим эту святую. Он говорил о том, что нужно строить церкви и приделы в честь великой Евфросинии и князя Дмитрия. А ещё рассказал, что в Коломне в храме Богоявления будут созданы мозаичные иконы Евдокии-Евфросинии и Дмитрия Московских.
В конце встречи после ответов на вопросы присутствующих Ларисе Николаевне Васильевой в знак почтения и благодарности за её труд была вручена медаль И.И.Лажечникова: «И жизнь, и перо на благо Отечества».
Ольга КоролЁва

Евдокия Московская

Сколько памятных страниц коломенской истории связано с этим именем! О нём напомнила нам книга Ларисы Васильевой. Это не житие и не произведение из серии «Жизнь замечательных людей». Вещь написана очень по-женски и субъективно. Впрочем, здесь заключается и достоинство работы: мы видим попытку понять и приблизить к нам человека, отделённого расстоянием в шесть столетий.
Но мне хотелось бы сегодня поговорить не о самой книге, а о тех мыслях, которые она вызвала.
Святая Евдокия-Евфросиния Московская необыкновенно ярко выделяется в среде московских княгинь. Не зря о Димитрии и Евдокии говорилось, что у них была «единая душа в двух телах». Княгиня разделяла со своим венценосным супругом не только семейные заботы, но и размышления о судьбах государства. Она знала о планах и мыслях святого Димитрия. Не зря московский властитель в своём завещании повторяет своим наследникам и боярам: «Слушайтесь великой княгини».
И действительно: после кончины благоверного Димитрия его вдова не ушла в монастырь, как делали все её предшественницы, но осталась в миру, помогая править молодому князю Василию своими советами и авторитетом. Пока жива была Евдокия – никогда среди наследников Димитрия дело не доходило до прямых столкновений.
Если же говорить о Коломне – разве могла Евдокия остаться равнодушной к этому месту, «любимому граду князя Димитрия»? Конечно же, нет. Ведь именно здесь 17 января 1366 г. совершилось их венчание.
Не будем также забывать, что на рубеже XIV-XV вв. духовное значение Коломны было чрезвычайно велико. С 1353 г. здесь находилась первая епархия Московского княжества – викарная кафедра митрополита всея Руси. Разве могла благочестивая Евдокия миновать этот выдающийся духовный центр русского Средневековья? Княжеский дворец Коломны был дорог ей не только воспоминаниями о свадьбе, но и поездками на богомолье.
Известно, что Евдокия имела прямое отношение к церковному строительству. Свидетельством тому – Московский Кремль, где она не только основала Вознесенский монастырь, но и воздвигла молитвенный памятник своему супругу – храм Рождества Богородицы.
Но и Коломна не могла остаться без её попечения. Существует гипотеза, что роспись Успенского кафедрального собора была сделана в 1392 году по указанию святой Евдокии. И я склонен согласиться с этим предположением. Но есть ещё одна святыня, мимо которой вдова благоверного Димитрия не могла пройти. Это Богородице-Рождественский Бобренев монастырь – памятник Куликовского похода, основанный Димитрием Донским около 1381г. Но при нём все постройки обители были деревянными. А вот позднее, на рубеже XIV-XV вв., как раз во время правления великого князя Василия Димитриевича и его матери, великой княгини Евдокии, воздвигли здесь белокаменный собор. Заказчиком столь дорогой постройки могла быть только княжеская семья. Неужели мы можем допустить мысль, что святая Евдокия не была в числе ктиторов этого мемориального сооружения? если она поставила соимённый храм в Московском Кремле, как же могла она уклониться от строительства такой же святыни в Коломне, столь тесно связанной и с князем Димитрием, и с Куликовской битвой?
Нелишне также упомянуть о её богатых коломенских вотчинах, прежде всего – о знаменитых пригородных сёлах Бабышеве и Репенском, которые вошли позднее в черту Коломны в составе Гончарной и Ямской слобод.
Сёла эти располагались в непосредственной близости от Коломенского Кремля, вершины их церквей были ясно видны с его стен. Разве можно удержаться от посещения этих владений, чтобы помолиться в них? В любом случае доходы с этих вотчин шли на содержание великой святой, на её благотворительную деятельность. Это – уже само по себе основание для благодарной памяти.
Но, братья и сестры, давайте задумаемся, как мы поминаем нашу святую, нашу молитвенницу?.. Семья Димитрия и Евдокии была идеалом православного союза. Взаимная любовь, единомыслие, многочадие, благочестие – всё это делает их покровителями христианского брака настолько, что удивляешься, почему до сих пор нет их парной иконы.
И в то же время мы видим, как фигура святого Димитрия как бы заслоняет образ его венценосной супруги… В самом деле: в Коломне есть бульвар Димитрия Донского, улица Димитрия Донского в Кремле, у стен крепости в его честь воздвигнут грандиозный конный памятник, его именем названо Православное братство, его иконы можно видеть в наших церквях, а в Бобреневе монастыре ему посвящён престол.
Хорошо ли это? Конечно, хорошо! Жаль только, что память святого Димитрия почитается не вместе со святой Евдокией. Это тем более удивительно, что Евдокия-Евфросиния была прославлена церковью несколькими веками раньше супруга – настолько очевидны были её жизнь и чудеса.
Но давайте оглянемся: есть ли в Коломне храм святой Евдокии? Есть ли здесь хотя бы один престол в её честь? Да что престол! Зайдите в любую церковь, попробуйте найти хоть одну её икону. Не найдёте, разве что лишь в Казанской церкви Радужного…
Не стыдно ли нам, друзья мои, что заслуги этой великой молитвенницы, великой деятельницы Российской истории, нашей небесной заступницы почти забыты? Это было понятно для советской эпохи, когда вытравлялось из памяти всё духовное. Но сейчас-то что мешает нам вспомнить нашу великую княгиню и воздать е    й достойные почести?
Об этом я призываю подумать в светлые дни. И, может быть, эта Пасхальная радость пробудит нашу память, и мы воздадим должное человеку, столь дорогому для всего нашего края?
В.КРАСНОВ


КОЛОМНОВЕДЕНИЕ

Этой весной в культурном центре «Лига» состоялась презентация книги Евгения Ломако «Русский провинциальный город екатерининской эпохи». Книга выпущена при содействии Министерства образования РФ и области, МГОСГИ и благотворительного фонда «Коломенский кремль» в издательском доме «Лига».
Мы переживаем любопытнейший период, когда на наших глазах рождается новое направление исторической науки – коломноведение. В России немало найдётся исторических городов с многовековым прошлым. Но только некоторые из них могут похвалиться изобилием научной литературы. А в Коломне каждый год выходит в свет монография, краеведческий альманах или монументальный сборник статей, а иногда – и несколько подобных изданий сразу.
Книга кандидата исторических наук Евгения Львовича Ломако большей частью посвящена екатерининскому времени, хотя, по сути, охватывает всё XVIII столетие. Здесь подробнейшим образом рассмотрены население города, его экономическое развитие, архитектура, управление, топография.
Любителей церковной истории особенно заинтересуют разделы, посвящённые православной жизни Коломны. Тут опубликована масса интереснейших сведений о клире города, его приходах, кафедре, монастырях и храмах. Причём рассказывается не только о существующих святынях, но и о тех, которые, увы, были утрачены с течением времени (как, например, Алексеевская церковь или Спасо-Преображенский монастырь).
Текст снабжён богатейшим иллюстративным материалом. Опубликованы карты Коломны, рисунки и гравюры, фото старинных домов и храмов, редких архитектурных деталей, музейных предметов. Важно, что рисунки снабжены подробными указаниями – какой памятник, где находится.
Если по средневековой истории и XIX веку было выпущено немало серьёзных работ, то век XVIII до сих пор оставался досадным пробелом. Монография Евгения Ломако блестяще решила эту проблему.                            

Р.С.

 

 

К 400-летию Дома Романовых              
ПРЕДСТАТЕЛЬСТВО ЦАРИЦЫ НЕБЕСНОЙ                      

Феодоровский образ в Бобреневом монастыре

Удивительным образом обнаруживается непостижимая связь исторических событий. В этом году Россия отмечает четырехсотлетие Дома Романовых. Когда на Руси наступили смутные времена, брань пошла от поляков и литовцев. Марфа Иоанновна Романова вместе с сыном Михаилом приехала в Кострому. Здесь после неоднократных пожаров чудесным образом сохранилась Феодоровская икона Божией Матери. Святыня находилась подле царских врат против правого клироса каменной Успенской церкви. Юный Михаил рос вдали от мирских волнений, проводя жизнь в молитве и добрых делах. Может быть, именно Кострома повлияла на тихий спокойный нрав будущего монарха.
В Москве, освобожденной от врагов, но терзаемой смутами, собрались выборные всей Русской земли для избрания царя.   Они единодушно пожелали иметь царем юного Михаила Романова. Торжественное посольство, направленное в Кострому, было встречено Феодоровской иконой. В Ипатьевском монастыре, где проживал Михаил со своей матерью,  Феодорит, архиепископ Рязанский, подал Михаилу грамоту. В ней народ умолял Михаила Феодоровича: «Отечество рыдает, что нет у него отца. Прийди к нам, сладкая надежда всей  земли Русской! Царь по сердцу всего народа избранный!» Архиепископ обратился со словами: «Царь, народом избранный! Прими на себя правление сирым государством». Но Михаил отказывался от этого тяжкого ига. Мать ни за что не хотела отпустить его, горько плача и указывая на смутное время, а также на его юность, умоляла не лишать её единственного сына. На все увещевания она оставалась непреклонна. Наконец архиепископ Феодорит взял на руки Владимирскую икону, с которой посольство прибыло в Кострому, а Авраамий Палицын, келарь Троицкого монастыря,  –  икону московских  святителей и твердо сказали ей: «Для чего же иконы Пресвятой Владычицы и московских чудотворцев шествовали с нами в отдалённый путь? Если нас не слушаетесь, то ради Богоматери и великих святителей, склонитесь на милость и не прогневайте Господа Бога». Против таких слов не могла устоять старица Марфа. Она упала ниц перед Феодоровской иконой и произнесла: «Да будет воля Твоя, Владычице! В Твои руки предаю сына моего: наставь его на путь истины, на благо Себе и Отечеству». 
Избранный монарх тут же был возведён на престол, приготовленный для него среди храма, и провозглашен  царём и самодержцем всея России, - это было 14 марта 1613 года. В память этого события установлено ежегодное празднование Феодоровской иконе Божией Матери.  Список иконы, привезённый с собой инокиней Марфой, стал молельным образом всей династии Романовых. Впоследствии иностранные принцессы, которых брали в жены русские императоры и великие князья, в честь Феодоровской иконы Божией Матери получали в святом Крещении отчество Феодоровна.
Особо почиталась икона императором Николаем II и его семьёй. В 1909-12 гг. в Царском селе на месте, выбранном самим самодержцем, был построен Феодоровский Государев собор, во имя иконы-покровительницы Дома Романовых. В Екатеринбурге в доме Ипатьева, на месте гибели святых страстотерпцев, был найден список Феодоровской иконы Богородицы, принадлежавший царице-мученице Александре Феодоровне.
В 30-е годы прошлого столетия Успенский собор, где в течение веков находилась чудотворная икона, был разрушен. Святой образ «странствовал» по разным костромским храмам.  17 августа 1991 года главная святыня Костромы – Феодоровская чудотворная икона была торжественно перенесена в Богоявленско-Анастасиин монастырь.
*       *       *
У Коломны тоже есть своя история, связанная с Феодоровским образом. До войны 1812 года  список с чудотворной иконы находился  в часовне  одной из застав Астраханской улицы. После взятия Москвы французами судьба близлежащей Коломны была тревожной.  Жители города в ужасе покидали свои дома, а те, кто по немощи вынужден был остаться, взывали о помощи ко Господу и Пречистой Его Матери. Икона, расположенная на въезде в Коломну была свидетельницей горячих молитв. Когда опасность миновала, жители поспешили исполнить священный обет: одним из молитвенных памятников войне 1812 года стал придел Феодоровской иконы Божией Матери в Бобреневе.
Обитель переживала периоды расцвета и упадка, но всякий раз чудесным образом возрождалась. По благословению святителя Филарета (Дроздова) Бобреневу монастырю была возвращена самостоятельность. Его настоятелем назначили строителя Феоктиста. На огромные пожертвования знаменитого промышленника Давида Ивановича Хлудова после обветшания и частичного разрушения обитель была восстановлена и засияла краше прежнего. Но главное: им была построена в стиле классицизма великолепная  Феодоровская церковь. 
Ныне этот храм украшает замечательный список ХVIII века. Эту икону в своё время преподнесли сотрудники ОВЦС митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Никодиму (Ротову), когда он покидал пост председателя отдела. После кончины владыки Никодима, этот образ находился в Новодевичьем монастыре. В 2005 году 29 августа состоялось великое освящение Феодоровского храма. В память об этом событии владыка Ювеналий передал в дар обители эту чудотворную икону.
Перед ней всегда молились о даровании детей, о покровительстве в семейной жизни. И народ верит в  предстательство Царицы Небесной. По-прежнему идут русские люди поклониться чудотворному образу. По-прежнему изливаются от него неисчислимые милости всякому просящему.
Татьяна ПЕРСИКОВА



История, обретаемая вновь

Открытие мемориальной доски А.Е.Кулешу

Во втором десятилетии нового века мы вступили в череду юбилейных дат. Вспомнить их, да и вообще весь период начала ХХ века, в который для России уместилось слишком много трагического – входило в задачу конференции, прошедшей в Коломне, в музее Боевой славы 11 марта.
Хотя название звучало именно так: «История, обретаемая вновь: Россия в середине 1910-х – начале 1920-х годов», тематика была всё-таки значительно уже: доклады были посвящены Первой мировой войне и её значению в истории нашей страны.
Перед началом заседания в фойе музея торжественно открыли мемориальную табличку коломенцу – полному Георгиевскому кавалеру А.Е.Кулешу. Этот герой – скромный житель Коломенского района –  стал известен историкам и краеведам совсем недавно, и воздать ему честь, поместив его имя на памятной стене рядом с героями Великой Отечественной войны, было вполне справедливо. О его жизни и боевом пути рассказал директор музея Боевой славы Е.Л.Ломако.
Конечно, охватить все стороны трагедии Первой мировой войны в рамках одной конференции вряд ли возможно, но, тем не менее, темы докладов были весьма разнообразны, а потому картина получилась достаточно объёмной.
Гости из Российского института стратегических исследований (РИСИ) взяли масштабные, обобщающие темы. Директор РИСИ к.и.н. Л.П.Решетников говорил о морально-нравственном аспекте вступления России в  Первую мировую войну:
– И в зарубежной историографии, и в работах советских историков, посвящённых периоду 1914-18 годов, преобладают стремления доказать империалистические мотивы, заставившие Россию вступить в I Мировую войну. Когда же речь заходит о Балканском аспекте этого вопроса, то это стремление перерастает, особенно у западных и некоторых российских авторов в навязывание примитивных и ложных схем, не имеющих ничего общего с реальными историческими процессами прошлого. В чём же здесь дело?
Сразу надо сказать, что крайнюю раздражительность, и отсюда нежелание быть объективными, вызывает сам факт существования у народов балканских стран понимания освободительного характера войн, которые Россия вела на Балканах в течение столетия. До сегодняшнего дня сербы, болгары и греки говорят о России как о стране, которая была и остаётся защитницей их интересов. Во многом это объясняется тем, что важнейшей составляющей русской политики всегда был морально-нравственный аспект. В XIX – начале XX веков он являлся краеугольным камнем внешней политики всех государей Российских, от Александра I до Николая II, большинства правящей элиты, интеллигенции, большинства военных, торгово-промышленного сословия, казачества и особенно крестьянства. Этот морально-нравственный элемент зиждился на православном сознании русского народа, понимании добра и зла, справедливости, осознании того, что высшим подвигом человека является евангельский: положить жизнь «за други своя». Исходя из этого, Балканы рассматривались Россией как особое и первостепенное направление внешнеполитической деятельности: ведь здесь проживали православные народы.
Безусловно, у России как у всякого самостоятельного государства были свои геополитические, экономические, военные и другие интересы, которые она должна была осуществлять, если хотела жить и развиваться. Но очень часто эти интересы отходили на второй план перед морально-нравственным долгом, как это случилось в августе 1914 года...
Таким образом, Россия была практически единственной страной (за исключением подвергшейся агрессии Сербии), которая вступила в войну не по причинам экономической или территориальной экспансии, а исходя из морально-нравственного принципа: необходимости защитить дружеский, единоверный народ от чужеземного завоевания. 
К.и.н., ведущий научный сотрудник РИСИ П.В.Мультатули размышлял о причинах и последствиях принятия императором Николаем II верховного главнокомандования в 1915 г.
Тема выступления к.и.н. руководителя Центра гуманитарных исследований РИСИ М.Б.Смолина звучала неожиданно: «Вклад России в победу». Известно, что из той войны Россия не вышла победительницей, поэтому в таком ключе о Первой мировой у нас никогда не говорилось.
Интересное исследование на тему «Общественные настроения учащихся средних школ России в 1914-1917 гг.» представил вниманию доцент кафедры истории МГОСГИ, к.и.н. Н.С.Ватник. Доклад был обильно снабжён фактическим материалом, в том числе из местных, коломенских источников, каждый тезис сразу же подтверждался документально.
Очень живым было выступление коломенского священника Андрея Згонникова – «История в лицах». Батюшка рассказал о судьбе своих предков – дедов и прадедов. Один его дед, Николай Степанович Згонников, ребёнком вместе с отцом и отступающей Белой армией уехал из родной казачьей станицы на греческий остров Лемнос. После смерти отца он попал в Болгарию, где вырос, пережил войну и получил образование. Там же познакомился с будущей женой – девушкой из русской эмиграции, отец которой, бывший белый офицер, жил во Франции. Позднее молодая семья вернулась на родину:
– Николаю было около 12 лет, когда началось отступление белогвардейцев. Он был в поле на бахче, когда к нему прискакал отец, погрузил на арбу, и они  сразу отправились вместе с отступавшими, даже не заезжая домой и не прощаясь с родными. Почему Степан взял с собой только Николая, остается загадкой. Возможно, это дело случая, а может он специально забрал именно старшего сына, опасаясь мести красноармейцев. В общем, Степан с Николаем отправились на юг, по пути объединяясь с такими же, как они.
В Новороссийске они сели на пароход, идущий в Константинополь.
Приведу одно яркое детское воспоминание деда. Голодная орава русских детей попала на стамбульский рынок. Где-то раздобыв пустые консервные банки, они подбегали к лавочке с халвой и, можно сказать, на глазах у продавца-турка врезали их снизу в большой пласт халвы и быстро убегали. А турецкая халва – она как сливочное масло, и дети уносили в руках полные баночки лакомства.
Степан с Николаем недолго пробыли в Константинополе и были переправлены на греческий остров Лемнос. Дед называл его Лимнóс. Для детей там был организован лагерь, где Степан часто навещал своего сына…
На Лемносе Николай  и Степан тяжело заболели тифом. Поскольку Николай был ребенком, его определили в госпиталь и положили на одну койку с какой-то старухой. Когда он пришел в себя, старухи уже не было, персонал сказал – «снесли». Ну, а когда поправился и вышел из госпиталя, стал искать отца. Нашёл казаков, которые знали Степана. Те привели его на кладбище, указали на свежую могилу: «Вот твой отец, Згонников Степан». Николай упал на могилу, заплакал и тогда понял, что остался на чужбине совсем один. Вскоре после этого стали формировать пароходы во Францию и Болгарию. У Николая спрашивали, куда он хочет поехать. «А что к России ближе?» – спросил мальчик. Так он оказался в Болгарии.
Свой рассказ отец Андрей сопровождал показом фотографий: на них совсем юные дедушки и бабушки, прадед-офицер… Удивительно красивые лица. Лица России, которую мы уже никогда не вернём.
Было и множество других интересных докладов: «Деятельность православного духовенства по оказанию помощи вынужденным переселенцам России в годы Первой мировой войны» аспиранта кафедры истории МГОСГИ Ю.В.Бахурина, «Комитет Великой княгини Елизаветы Фёдоровны по оказанию помощи семьям призванных на войну в Коломне и Коломенском уезде» к.и.н., доцента кафедры истории МГОСГИ Е.В.Ивановой. С докладами на конференции выступили и студенты Коломенской духовной семинарии.
С приветственным словом к участникам конференции обратился благочинный Коломенского округа протоиерей Владимир Пахачев. Он выразил радость от того, что практически забытая на долгие годы тема Первой мировой войны вновь начинает звучать. 
После конференции мы попросили директора Музея Боевой славы Е.Л.Ломако поделиться своим мнением:
– Это наш первый опыт проведения подобного рода конференций. Были задействованы серьёзные исследователи – сотрудники РИСИ и МГОСГИ. Все выступления проходили в русле заявленной тематики, и мы остались довольны. Это действительно хорошее начало работы по подготовке к 100-летию I Мировой войны.
– Насколько объективно удалось осветить этот непростой период Российской истории?
– Мы специально приглашали самых разных исследователей с непохожими мнениями. Это в самом деле очень сложный, драматический этап русской истории, и, в принципе, его изучение только начинается.    
И.ГЛЕБОВА

 

Метрические книги

«Крестины», фрагмент картины А.Карнеева

В связи с прославлением сонма новомучеников и исповедников Российских возникла необходимость сбора материалов  об их подвижнической жизни. Помочь в этом могут три основных источника: уголовные дела, своего рода «мученические акты», свидетельства очевидцев, родственников, знакомых, односельчан или их потомков, всевозможные архивные документы, связанные с их жизнью: послужные списки, ведомости о церквах, документы о строительстве храмов и т.п. В последний источник нам следует добавить ещё и материалы из метрических книг.
В дореволюционной России, кроме административного деления на губернии, уезды и волости, существовало также деление на епархии, благочиннические округа и приходы. Каждая деревня или село были приписаны к определенному храму, и их жители обязывались в предписанной церкви совершать все действия богослужебного порядка: крестины, бракосочетания и отпевания. Информация о совершённых таинствах фиксировалась причтом церкви в метрических книгах.
Так, при крещении записывался день крещения, имя ребёнка, имена родителей и их принадлежность к Церкви,  сословное происхождение и имена восприемников. Также указывались имена крестившего священника и причетников (диакона, дьячка и пономаря) – всех, кто участвовал в таинстве.
То же самое было и в бракосочетании: записывались имена брачующихся, их возраст, сословное происхождение и имена свидетелей или, как тогда они именовались – поручителей. Также в обязательном порядке указывалась занимаемая должность брачующегося. Например, «учитель такой-то школы» или «врач такой-то больницы». Для имеющего образование указывалось учебное заведение, которое он закончил. Например, «окончивший курс МДС».
Относительно погребения, фиксировались имя, возраст и сословие почившего, причина смерти, имя священника, который напутствовал его перед кончиной, и иерея, совершившего отпевание. Для несовершеннолетних указывалось имя родителя. Для женщин – имя мужа.  Также отмечалось, где был похоронен почивший: на общем кладбище или в церковной ограде.
Составлялись книги в двух экземплярах: один, который считался подлинником, отсылался в консисторию (Духовное правление), другой –копия – хранился на приходе. 
Обычай ведения Метрических книг на приходах известен издавна. Первое законодательное оформление практики – на Московском Соборе 1666-1667 гг. Обязательное повсеместное ведение – в мае 1722 г. в «Прибавлении к духовному регламенту».
Ведение метрических книг на приходах было очень важным и ответственным послушанием клириков перед государством. Так, Указ Св. Синода от 23 декабря 1889 года гласил: «Метрические записи, по существу своему, имеют весьма важное значение как документы о правах гражданского состояния, почему они и бывают необходимы для каждого отдельного лица в разнообразных условиях его личного, семейного и общественного быта… Очевидно, что всякая неточность и неверность в выдаваемых церковными причтами метрических выписях и справках сопровождается в практическом отношении разными неудобствами, затруднениями, хлопотами, а иногда влечет за собою для лиц, нуждающихся в этих документах, неблагоприятные в различных отношениях последствия. С другой стороны, означенные беспорядки затрудняли делопроизводство и в самих консисториях, обременяя их делами, возникновение которых при правильном ведении записей в метрических книгах не могло бы иметь места, и умножая, таким образом, без того обширную переписку в большей части консистории».
Естественно духовная власть строго следила за правильностью ведения метрик.  Виновные в ошибках или небрежном отношении клирики подвергались наказаниям: от штрафов до лишения места и запрещения в служении.
С момента прихода советской власти ведение актов гражданского состояния  по декрету ВЦИК и СНК от 18 декабря 1917 года перешло к государству. Назывался декрет: «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния». Тогда же экземпляры метрических книг, находившиеся в консисториях, были изъяты, копии книг с приходов также изъяли. Например,  на территории современного Ступинского района  это произошло в августе 1919 года.
Большинство новомучеников совершали священническое или учительское служение в сельских приходах, и естественно, важные события из их жизни, по крайней мере, до 1919 года были отражены в Метрических книгах.
*       *       *
Остановимся на материалах, найденных именно в Метрических книгах. Предлагаю сведения из жизнеописаний прославленных в 2000 г. священномучеников Петра Любимова и Михаила Успенского.
Петр Любимов, сын псаломщика из села Свитино Краснопахрского уезда, после окончания МДС трудился учителем церковно-приходской школы сначала в селе Милино, затем в Вертково  Бронницкого уезда. Здесь Петр женился. Запись о бракосочетании была найдена в Метрических книгах Спасской церкви села Вертково за 1899 год. 10 января «окончивший курс МДС и состоявший учителем Вертковской церковно-приходской школы Петр Павлов Любимов, православного исповедания, 31 год» бракосочетался с «крестьянской девицей села Вертково Агапией Ивановной Шишковой, православного исповедания, 20 лет».
Здесь следует обратить внимание на одну особенность. В то время выпускники семинарий женились только на девицах из духовного сословия и, как правило, на дочерях священнослужителей. Петр Любимов явно пренебрёг этой традицией, взяв за себя крестьянскую девицу, что, конечно, характеризует его. В большинстве  священнических семей было много детей, и найти «выгодную партию» 31-летнему учителю, выпускнику МДС не составило бы труда. Здесь брак был движим именно любовью Петра и Агапии, более это ничем не объяснить. После женитьбы в том же 1899 году в декабре у молодой пары родилась девочка – Татьяна. Это также отражено в Метрических книгах Спасской церкви. Характерно, что восприемниками ребёнка были крестьяне – Петр Ремизов и Александра Иванова. Крестил младенца местный священник Иоанн Яковлевич Любимов, он же, кстати, и совершал бракосочетание, о котором  говорилилось выше. С 1900 года Петр устроился псаломщиком в Москве в храме Николая Плотника на Арбате.
26 сентября 1903 года Петра рукоположили во священника и  назначили настоятелем Успенской церкви села Кишкино Бронницкого уезда. С октября 1903 года он расписывается в Метрических книгах Успенской церкви. По этим росписям можно определить примерное время служения клирика. Это наиболее точный источник. В 1902 г. у Любимовых родилась дочка Клавдия, а в следующем – Софья.
Казалось, жизнь семьи пойдёт своим чередом. Батюшка будет служить Богу и народу Божиему. Матушка – растить, воспитывать детей и быть в послушании у мужа. Но Провидение судило иначе. Ровно через год после переезда в Кишкино Агапия Ивановна тяжело заболела чахоткой. Когда состояние всё более стало ухудшаться, пригласили соседнего батюшку для исповеди и причащения. Им был священник села Вертково Иоанн Любимов, хорошо знакомый и отцу Петру, и матушке Агапии. Вполне вероятно, он был духовником матушки. Так как пригласили именно его, хотя Вертково находится на отдалении от Кишкино, другие села – Мартыновское и Кузовлево – намного ближе.
30 октября 1904 г. матушка предала дух свой Богу. Было ей тогда всего 25 лет. На отпевание и погребение молодой женщины собралось всё соседнее духовенство. Возглавлял богослужение местный благочинный – Михаил Соловьев, настоятель Успенской церкви села Шубино. Через полгода после смерти матушки также от чахотки умирает младшая дочка Софья. Все эти сведения были отражены в Метрических книгах.
Понятна глубокая скорбь священника по потере молодой жены и дочери-младенца. Но по его дальнейшей богоугодной жизни видно, что он мужественно перенёс это испытание: не уклонился в пороки и не погубил себя унынием. Со смертью жены отец Петр активно взялся за приходскую деятельность. В первую очередь он направил свои силы на созидание нового Успенского храма, т.к. старый сильно обветшал. Строительство длилось с 1909 по 1912. Активность отца Петра в этом деле вполне можно объяснить: он строил не только церковь для верующих, но и молитвенный памятник своим безвременно почившим супруге и дочери. И это становится понятным именно после знакомства с записью о кончине матушки.
Существует святоотеческая фраза о том, что мучеником просто так стать не возможно, мученичество можно только заслужить. Мучениками становятся только самые лучшие, ибо они есть, по словам апостола, «Жертва жива, свята, благоугодна Богови» (Рим.12,1). И жизнь угодника Божия протоиерея Петра тому подтверждение. В 1938 году батюшка вместе с церковной старостой Надеждой Абакумовой были арестованы и казнены за якобы «антисоветскую и контрреволюционную деятельность».
*       *       *
Михаил Успенский родился 2 сентября 1874 года в селе Богородское-Кишкино Серпуховского уезда в семье пономаря Казанской церкви Алексея Федоровича Успенского. Крестили младенца на следующий день – 3 сентября. Восприемниками были крестьянин деревни Кулаковки Егорьевского уезда Сергей Егорович Добраев и жена местного священника Мария Васильевна Тихомирова. Всё это отражено  в метриках.
Известно, что Михаил Успенский не обучался ни в одной из духовных школ, ну, наверное, за исключением церковно-приходской. Почему? Ответ находим в метриках. Михаил рос в многодетной семье: кроме него, было ещё 9 человек. Правда, трое из них умерли, но отдавать его «на учение» бедным родителям было явно большой роскошью. До 1900 года Михаил находился в Кишкино «при родителях». 8 ноября 1900 27-летний молодой человек женился на дочери псаломщика Преображенской церкви села Савельево Евдокии Павловне Виноградовой и переселился в Савельево.
В следующем году у них родилась дочка Клавдия. Интересна запись о крещении младенца:  в графе «родители» написано: «личный почетный гражданин, сын умершего псаломщика Михаил Алексеев Успенский и законная жена его Евдокия Павловна, оба православного исповедания».
В том же году умер его отец Алексей Федорович, супруга святого скончалась в 1913-м. Оба они были похоронены в церковной ограде местной Казанской церкви. Как вы понимаете, все эти сведения почерпнули также в метрических книгах.
В 1904 году Михаил Успенский стал псаломщиком Покровской церкви села Авдулова, до этой поры, видимо, нигде не было для него, не имеющего образования, никакой вакансии. Дальнейшая его жизнь была связана с Авдуловым. В 1920 году он стал диаконом, а затем священником. В 1937 году был арестован и 19 декабря казнён на полигоне в Бутово.
В деле отца Михаила фигурировал также Василий Трофимович Трофимов. В 1937 году он занимал должность председателя Авдуловского колхоза, но при этом постоянно посещал церковь, исполнял должность псаломщика, как было написано в уголовном деле: «Одевает ризу и поёт». Дружба отца Михаила с Василием Трофимовым была давней, и доказательства этому мы находим опять же в метриках.  27.08.1914 года «местный псаломщик М.А.Успенский» стал восприемником сына В.Трофимова – Петра.  Василий Трофимов был также арестован и приговорён к 10 годам ИТЛ.
Итак, видим, что метрические книги – очень ценный источник. Из него можно многое почерпнуть при составлении жизнеописаний как новомучеников, так и просто интересующих нас людей, например, наших предков. Они говорят о точных датах рождения, бракосочетания, и похорон близких. Свидетельствуют о том, с кем интересующий нас человек находился в родственных и дружеских отношениях. И, наверное, самое главное – метрические книги содержат информацию, которую больше нигде невозможно почерпнуть.
*       *       *
В заключение добавлю, что поиск сведений в архивах – очень трудоёмкий процесс, требующий массу терпения и времени. Но когда он увенчается успехом – это доставляет особую духовную радость, которой подчас так недостаёт в наше суетливое время. Надеюсь, этот труд подвигнет кого-нибудь на исследовательскую работу по поискам сведений из жизни наших новомучеников. Их же молитвами да помилует Господь Иисус Христос всех нас, чтущих Его славных страстотерпцев!
Протоиерей Михаил ЩЕПЕТКОВ, преподаватель Коломенской духовной семинарии

ПОЛЕ ДЕВИЧЬЕ
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
(Продолжение. Начало в №№  8-11, 2012 и № 2, 2013).

После Алексия Тишайшего на московский престол вступил Пётр Алексеевич, и вместе с ним в Россию входит Новое время. К сожалению, не всегда перемены были благотворными. Как известно, Пётр упразднил Патриаршество, и в истории Церкви начинается Синодальный период. Это не только не уврачевало духовные раны, но, напротив, лишь усилило раскол. Старообрядцы не могли признать царя главой Церкви. И в начале XVIII века раскол, в том числе и в наших краях, лишь укрепился, несмотря ни на какие гонения.
Но в остальном события в столичном Санкт-Петербурге оказывали мало влияния на коломенскую глубинку. Совсем иные времена наступили в начале правления Екатерины Великой. Предпринятая ею «секуляризация» отняла у Церкви земельные владения, а это прямо сказалось на судьбе протопоповцев. В 1764 году село становится «казённым», т.е. отходит в собственность государства. Сначала оно подчиняется Коллегии экономии, а позднее числится за Министерством государственных имуществ.
Это не только не ухудшило положение местных жителей, но, пожалуй, способствовало дальнейшему процветанию. Крестьяне продолжали заниматься развитием промыслов и торговли. По-прежнему на берегу Оки ломали камень.
В связи с этим на колычёвских землях побывал известный историк Георг Миллер. В 1778 году он посетил Коломну и осмотрел её окрестности. Побывав в селе Коробчееве, он не миновал и здешних каменоломен, о чём сохранилась запись в его путевом дневнике от 9 июня.
«Услышав, что в 5 верстах от города по зарайской дороге при деревне Протопоповой на берегу Оки есть каменная ломка, которую обозреть не без пользы будет, поехал я туда, но камень не иной, как которой уже описан при Карапчееве. Такие камни, сказывают, есть во многих местах Коломенского уезда».
Вскоре этот камень пригодится уже для стройки в самом Протопопове. В начале XIX века на высоком окском берегу появляется новый храм. Дело это было начато по благословению Митрополита Платона (Левшина), поскольку в 1799 году Коломенская кафедра была упразднена и город с окрестностями включается в управление столичного владыки.
Здание было новым, каменным, но миссия Троицкой церкви осталась прежней. Она была духовным центром не только Протопопова, но и окрестных селений.
Характерно, что ктитором церкви выступил не протопоповский житель, а владелец соседнего Щепотьева, прапорщик Пётр Васильевич Сильвёрстов. Церковь была сооружена в 1805 году и по внешнему виду разительно отличалась от древней бревенчатой постройки. Изображений её не сохранилось.
О том, как выглядело Протопопово в первой четверти XIX столетия, свидетельствует отрывок из «Путешественных записок о Московской губернии». В 1825 году Коломну посетил видный естествоиспытатель и натуралист Михаил Александрович Максимович. Вот что он сообщал о наших землях.
«Июня 22-го ездил я в Протопопово, находящееся в 4-х верстах от города. По дороге росла рожь очень хорошая, ибо она принадлежала здешним мясникам, кои имеют выгодные средства для удобрения своих полей и огородов.
Здесь протекает Ока, коей берега представляют живописные виды, прельщающие своею дикостью, особливо при пасмурном небе. Правый берег Оки, принадлежащий Рязанской губернии, низменный, покрыт небольшими озёрами, лужайками и лесками и отчасти имеет песчаную почву, на которой белелись мать и мачеха; левый же берег, где находится Протопопово, утёсистый, нагорный. Его составляют известковые камни, расположенные тонкими слоями сверху, но под которыми лежат большие куски либо также в слоях, или же отдельные и выдвинувшиеся. Таковая каменистая стена прерывается по местам окончаниями только оврагов...
Текущие весной с гор потоки, размывая землю, оставляют на поверхности множество различных камней и окаменелостей. Близь Протопопова постоянно сбегает с высоты ручей, который сносит мелкие камни, а большие уравнивает и потому течёт по гладким плитам».
Путешественник подробно описывает причудливые окаменелости и минералы, а также разнообразную растительность по обоим берегам Оки. К сожалению, историческими разысканиями и описаниями древностей учёный не занимался.
Зато немало бытовых наблюдений и очерков оставил его старший современник и наш щуровский сосед – Адриан Моисеевич Грибовский, яркий представитель «екатерининского века». Человек наблюдательный, с умом острым и язвительным, он сделал в своём дневнике немало зарисовок, в том числе касающихся и Протопопова. В том же 1825 году он делает 27 ноября любопытную запись.«На реке провалилась повозка коломенского купца Терентия Шапошникова, которую щуровские крестьяне вытащили, за что он заплатил только двугривенник. Жаль, что не дали всей его поклаже вместе с повозкой потонуть».
Другая запись датируется 21 сентября 1828 года. «Ездил в Коломну через новый мост при Девичьем перевозе. Он построен через Оку на 13 плашкотах с перилами и примыкает к острову, мимо которого с рязанской стороны обходит рукав Оки. Потому и нужно сначала переехать к мосту с рязанской стороны на пароме, а потом уже по мосту, что составляет половину дороги. Впрочем, плашкоты покрашены, и оттого судить об их прочности нельзя. Этот мост отдан в содержание коломенскому купцу Сидору Яковлеву на 12 лет с тем, чтобы он его построил на свой кошт и содержал в исправности, получая плату по таксе в свою пользу. Причём, чтобы не было ему от ближних перевозов соперничества, уничтожены два перевоза. Всё это сделано без вызовов желающих построить в этом месте мост. Можно было бы за данную ему привилегию построить лучший мост и брать с проезжающих меньшую плату».
И хотя этот материал не связан прямо с церковной историей, но даёт повод поразмыслить о нравственности коломенских жителей в эпоху Николая I.
(Продолжение следует)
Роман СЛАВАЦКИЙ

СОБЫТИЯ 1606 ГОДА В КОЛОМНЕ
Сегодня мы возвращаемся к теме, затронутой ранее.  Своим мнением о событиях 1606 года в Коломне делится доктор исторических наук, профессор А.Б.Мазуров.
Смутное время стало временем обострения социальных противоречий, которые выплёскивались в разного рода социально-политических движениях. Главный нерв ситуации той поры – самозванческое движение. Против центральной власти боролись под знаменем «истинного царевича Димитрия Иоанновича» (на деле под ним скрывался Лжедмитрий I, II и другие) и других царственных особ.
Надо понимать, что современники никогда не говорили о «восстании Болотникова». Для них он был фигурой второго плана, который представлялся воеводой Лжедмитрия II. Именно под лозунгом водворения в Москве этого самозванца и шло движение против царя Василия Шуйского.  Вокруг Болотникова объединились казаки (преобладали), дворяне (недовольные боярским засильем и правлением Шуйского), крестьяне и городские низы, холопы. Советские историки писали даже о «крестьянской войне под руководством Болотникова». Всякая борьба против существующего строя, революции и восстания понимались тогда как прогрессивные и заслуживающие увековечения. Поэтому-то и появилось на карте Коломны имя Болотникова. Сейчас концепция «крестьянской войны» оставлена, речь идёт преимущественно о казацком движении в рамках той гражданской войны, которая разразилась в Смутное время.
Болотниковцы шли на Москву двумя путями: сам И.И.Болотников через Серпухов, а его союзники – рязанцы во главе с дворянином Истомой Пашковым – через Коломну. Так что сам И.И.Болотников в Коломне никогда не был, и имя его в то время, скорее всего, даже не было известно тут.
В октябре 1606 г. посад города был взят приступом. Кремль оборонялся. Взяли его хитростью. Руководители восставших Истома Пашков, Прокопий Ляпунов и Григорий Сунбулов, вероятно, обещали не разорять города, были впущены через городские ворота, но слова не сдержали. В основном источнике (Новый Летописец) очень скупо комментируют эти события: «Град  же Коломну взяша взятьем и разориша его…».
Однако сохранились более подробные указания, на которые историки (например, Г.П.Ефремцев) не обращали внимания. В указной грамоте в Муром от 27 октября 1606 г. Василия Шуйского говорилось: «Да чтоб вас воры и изменники не обманули и не зделали б над вами так жа, как на Коломне о(б)маном зделали, целовав крест, монастыри церкви все осквернили и казну пограбили, и образы Божии обругали, оклады ободрали, и дворян, и детей боярских, и торговых и всех лутчих людей, жены и дети опозорили нечеловечески, животы розграбили и весь город всяких людей до конца разорили». Эта грамота предназначалась для информирования других городов о том, что творили болотниковцы на пути к Москве. Войны тогда, конечно, отличались жестокостью. Однако то, что сообщает указная грамота, многократно превосходило по варварству обычную картину. Оказывается, рязанцы целовали крест (принесли присягу) не трогать город и горожан и нарушили клятву. Полному разграблению подверглись монастыри и церкви, осквернены святыни, горожане разного социального положения ограблены, а их жёны и дети «опозорены нечеловечески» (т.е. подвергнуты насилию). Поэтому всякие разговоры о том, что «простой народ поддержал восставших», не имеют под собой оснований. Это подтверждает и нумизматика. К событиям осени 1606 года относятся два клада, найденные при раскопках на ул. Болотникова (в одном  – 645 серебряных копеек, в другом – 8). Владельцы этих кладов погибли и не вернулись за ними. В свете вышеизложенного, существование улицы Болотникова выглядит даже кощунственно по отношению к коломенцам начала XVII века и их потомкам.
Конечно, события тогда развивались противоречиво и не однопланово. Гарнизон стрельцов Коломны во главе с литовцем (из Великого княжества Литовского) по происхождению Самойлом Кохановским и коломенские дворяне влились в отряд Пашкова. Чуть позже, в ноябре, через Коломну прошли татарские войска касимовского хана Ураз-Магомета, шедшего на помощь восставшим.
Под селом Троицким (недалеко от ныне существующего с. Ново-Троицкого Воскресенского р-на) 25 октября 1606 года восставшие одержали победу над правительственными войсками. По данным Нового летописца,  «…пришед, сташа от Москвы за 50 вёрст. Царь же Василей против их посла всех бояр своих и служилых людей, которые были на Москве, и посацких людей, и приидоша в Коломенский уезд, разогнаша многих дворян и столников поимаша. Их же поимаху, отослаху всех в Путивль». 
Согласно выписке из разрядных книг «И был им бой [боярам во главе с князем Ф.И.Мстиславским и кн. М.В.Скопиным-Шуйским – А.М.] с воровскими людьми в селе Троецком с Ыстомою Пашковым да с Резанцы, и на том бою бояр и воевод побили». 
Однако вскоре новый правительственный воевода В.Т.Долгорукий добился перехода Коломны на сторону Василия Шуйского и сразу за это получил чин боярина. Ещё когда И.Болотников осаждал Москву, в Коломне горожане решили поддержать царя Василия Шуйского. Расходная книга денежного стола Разрядного приказа сообщает, что коломенцы наладили сообщение с правительством Шуйского. Запись от 24 ноября 1606 г.: «Того ж дни по приказу думного дияка Григория Желябужского коломенскому посадскому человеку Ваське Овдокимову сыну Колчникову на шубной кафтан 25 алтын. Дано. Пришол с Коломны от посадских старост и целовальников с вестьми».
Под Москвой Болотников потерпел поражение, ему изменили в том числе и коломенские дворяне, и стрельцы. Разбитые войска Болотникова отходили разными путями. Главные силы шли в Серпухов, другая часть – в Коломну. Здесь их обстреляли и рассеяли,  не допустив даже до посада. Та же расходная книга сообщает: «Декабря в 12 день из Московского розряду на Коломну к посадским старостам и к целовальникам, и ко всем посадским людем государева жалованья за службу с стряпчим Степаном Проестевым 1000 денег золоченых. Послано. За то, что они, добив челом государю, воров в город не пустили и воров побили». Одна золотая деньга Шуйского, посланная как награда, найдена при раскопках.
Анализ источников позволяет сделать следующие выводы:
– Сам Болотников в городе никогда не был, его имя здесь, скорее всего, никто не знал и не произносил. Всё шло под знаменем Лжедмитрия II (для восставших «истинного царевича Димитрия»).
– Проходя через Коломну на Москву, рязанские отряды восставших разорили посад. Кремль они взяли обманом и клятвопреступлением, устроив тут настоящий погром и чудовищные насилия, затронувшие все слои населения.
– К восставшим присоединились дворяне и гарнизон стрельцов, которым в противном случае грозило физическое уничтожение. Через некоторое время они изменили Болотникову под Москвой.
– Ещё до поражения Болотникова под Москвой, когда судьба движения была не ясна, горожане отказались признать власть его воевод и установили связь с законным московским правительством. Позиция горожан по отношению к болотниковцам  и их оценка предшествующих насилий была выражена в том, что они в начале декабря 1606 года организовали  самооборону и дали отпор потерпевшим поражение и отходящим отрядам восставших.

 

ПОЛЕ ДЕВИЧЬЕ
(Продолжение. Начало в №№8-11-2012 г.)
ТРУДЫ И ТРЕВОГИ

Икона Николы Гостунского, кон. ХVI в.

Начало XVII века отозвалось в наших краях грозными событиями. Протопоповские и колычёвские владения находились на границе московских и рязанских земель. Девичий перевоз и окрестные пути стали свидетелями страшной Смуты. Не раз вооружённые отряды переходили Оку то в одну, то в другую сторону. В октябре 1606 года Коломна пережила погром, который учинили здесь отряды тульского сотника Истомы Пашкова, подруч�